Желтая земля (1984)

9 сентября 1976 года умер председатель Мао. Месяцем позже, Хуа Гофэн при поддержке армии арестовывает «Банду четверых». Этими событиями заканчивается сложнейший период в истории Китая — Культурная Революция. Поднебесная вздохнула. В 1978 Пекинская Киноакадемия объявляет о наборе новых студентов, и в 1982 первые выпускники покидают ее стены. Тогда и начинается история нового китайского кинематографа. Именно этот выпуск стал ядром Пятого Поколения китайских режиссеров, среди которых был и тридцатилетний Чэн Кайгэ. Молодежь, почуявшая Ветер Перемен, ломающий жесткие границы предыдущих десятилетий, была полна желанием творить.

И вот, двумя годами позже, выходит «Желтая Земля». Фильм, ставший для Пятого Поколения чем-то вроде манифеста. По крайней мере, для двух наиболее известных творцов — самого Кайгэ и его одногруппника, Чжана Имоу, который пока выступал в роли оператора. Трудно сказать, как два столь разных на первый взгляд человека смогли сойтись. Кайгэ — сын успешного и одобряемого КПК режиссера, с детства на съемочной площадке, хунвейбин. Имоу — сын офицера Гоминьдана, все его родственники бежали на Тайвань, попал под каток Культурной Революции, и всю свою юность провел на полях и фабриках. Но мысли и вкусы двух молодых режиссеров, несмотря на все различия между ними, были сходны. Результатом труда этих двух ни в чем не уступающих друг другу художников и стал фильм «Желтая Земля».

Они хотели снять что-то качественно новое, а не повторять предшественников, и, тем более, набившие всем оскомину пропагандисткие картины эпохи Мао. «Земля» должна была изменить китайское кино, и, как покажет время, со своей ролью она справилась. Сюжет был взят из романа «Эхо в глубокой долине» Лана Ке, но подвергся серьезной правке. В книге действие происходит в некоей цветущей местности, где поют радостные песни. Имоу, Кайгэ и композитор — Чжао Цзипинг, который еще не раз будет работать с режиссерами Пятого поколения, зеленую долину превратили в «Желтую Землю», перенеся место действия в родную провинцию Чжана Имоу — Шэньси.

1938 год, между коммунистами и Гоминьданом заключен шаткий мир. Гу Цинь, солдат восьмой армии, направляется на север, находящийся под контролем армии Чан Кайши, со странной целью — записать народные песни, которые затем будут петь солдаты, сражаясь с японскими захватчиками. Он останавливается в небольшой деревушке у Желтой Реки, в доме старого и бедного вдовца с двумя детьми — четырнадцатилетней дочерью Цичао, которой вскоре предстоит выйти замуж за человека, намного старше ее, и почти глухонемым сыном, Ханьханем. Бедность, тяжесть труда и угнетенное настроение крестьян поражают зрителя, но товарищ Гу остается настроен крайне оптимистично. Он помогает крестьянам в поле, поет песни, и, наконец, вселяет в их души надежду — даже Ханьхань начинает говорить. Но ему пора идти назад, женитьба Цичао уже назначена, и, хоть Гу и обещает вернуться, чтобы забрать ее с собой на юг, в армию, ждать она не может — девочка садится в лодку и отправляется в путешестие по Хуанхэ. Гу, все-таки вернувшийся, видит только толпу крестьян, молящихся богу реки, чтобы он дал засохшей земле дождя.

Печальный, где-то странный, где-то вполне обычный сюжет, впечатляет, но, разумеется, в таких фильмах важнее не он. По словам самого Кайгэ, главной его целью было рассказать историю через изображение, а не с помощью слов. Именно здесь и проявился операторский талант и стиль Чжана Имоу, который он в дальнейшем с каждым фильмом будет развивать. Диалогов в «Желтой земле» почти нет. Пара центральных, двигающих сюжет и дающих понять общий смысл, но они лишь дополняют и поясняют картину. Пустынные пейзажи Шэньси и бедные крестьянские жилища трудно назвать «поражающими воображение» или «впечатляющими» — редкие туристы захотят на них посмотреть, но Имоу удалось сделать их такими. Они одновременно передают угнетающую атмосферу картины, и захватывают своей необычной красотой. Луна над холмами, неровное поле на крутом склоне, петляющая между дюн дорога — чтобы передать их красоту в кадре, необходим немалый операторский талант. Имоу, конечно, было чуть проще — среди этого пейзажа он родился и вырос.

Еще один способ повествования — музыка. Собственно, именно вокруг песен и крутится весь сюжет. Они разные — торжественные свадебные, угнетающие о женской доле, бодрые коммунистические, хотя, конечно, для европейского неподготовленного уха китайская музыка покажется странной или даже неприятной. Впрочем, и сам старый крестьянин говорит, что все их песни — печальные, ведь о веселом в такой обстановке не попоешь.

Помимо нового способа делать фильмы, Кайгэ, конечно, по-новому взглянул и на саму проблему жизни крестьян. Вся «Желтая земля», особенно последняя сцена, в которой рыдающая толпа умоляет идола дракона дать им дождь, большая метафора о разочаровании крестьян в надеждах, которые в их души вселили коммунисты. Авторы знали о тяжелых условиях существования китайской деревни не понаслышке — им немало пришлось там жить и работать, и, неудивительно, что в своей дебютной работе они затронули эту, одну из наиболее важных по сей день, проблему Поднебесной.

«Желтую Землю» мир принял хорошо. Фильм стал не только манифестом Пятого Поколения, но и картиной, открывшей новый китайский кинематограф миру. Конечно, широкое признание придет позже, в конце восьмидесятых, но уже «Земля» была радушно встречена в Гонконге, Локарно и Великобритании, открывая для Кайгэ, Имоу и остальных китайских режиссеров дорогу на запад.