Звездопад (1981)

В любой большой истории кино всегда есть важные, но по каким-то причинам полузабытые страницы. Нельзя сказать, что Игорь Таланкин недооценен зрителями и критикой, но его имя известно все же не очень многим. Этим он напоминает такого великого «неудачника», как Илья Авербах, чьи тонкие интеллигентские фильмы нельзя забыть, посмотрев один раз и удивляясь, почему же эта фамилия не стала одной из главных в кинематографе своего времени.

Так, и Таланкин снимает если не шедевр, то изумительный в своей стилистике фильм, где операторские решения не менее важны, чем построение сюжета. Точнее так: сюжет здесь малонарративен, он постоянно перебивается кадрами и эпизодами, где верх над действием берет камера. С первых же минут, где мы видим убитую горем молодую женщину, которая обрамлена окном отходящего поезда, как рамой картины, становится понятно, что запечатлеваемая камерой Георгия Рерберга кинореальность не станет ни чересчур повествовательной, ни анемично неподвижной. Отходит поезд, а за ним открывается перрон с ранеными, которых мы потом видим уже в импровизированном госпитале. Таланкин и Рерберг соблюдают удивительную пропорцию психологизма, показывая нам наивную в своей основе, но, как говорится, чистую историю первой любви, и живописности. Неслучайно вспоминается, что Рерберг снимал «Зеркало» Тарковского: его умение делать кадр то натюрмортом, то пейзажем, то бытовой, но схваченной в метафизическом ракурсе зарисовкой — это умение настоящего мастера. Показательно, что этот фильм был оценен на Венецианском кинофестивале именно за операторскую работу.

Однако только этим плюсы фильма не исчерпываются. Дело в том, что Таланкин намеренно отстранился от почти непреложных законов военной прозы. Он снимает не фильм о Войне, а фильм о краткой остановке посреди нее, когда законы такого времени почти отменены. Мы даже не знаем, что это за герои, где они воевали, почему ранены. Никаких досадных «флэшбеков», иллюстрирующих их подвиги, тут попросту не нужно. Это фильм о другом контексте войны: как она сближает абсолютно разных по культуре людей, делает их почти родными друг другу, хотя в другой ситуации они даже бы никогда не встретились: она из Краснодара, он из Красноярска. И возникающая между ними любовь оказывается истинной причиной взросления главного героя. Парадоксально, что после сонма фильмов, где герой становится взрослым на войне, ее передовой, здесь изображена «история чувств», которая учит персонажа понимать, что может стать его жизнью, а что не станет. Это только чистая случайность, благородный подарок судьбы, который надо взять в руки, подумать и вернуть обратно. В этом и заключается высшая мудрость взрослого человека, точнее повзрослевшего прямо на наших глазах.

Подобный вывод режиссера превращает «картину о войне» не в «картину о любви», но в картину о жизни и ее чудных мгновеньях, которые возможны где угодно и когда угодно. Но печально, что эти моменты есть свидетельство несовершенства жизни. Чуть позже эту мысль Таланкин развернет в ленте «Время отдыха с субботы до понедельника», более подробно обратившись к такой навязчивой для советского кино 1980-х годов теме некоммуникабельности, но решив ее, однако, совершенно нестандартным способом: достаточно вспомнить образ инвалида, также (показательная параллель), сделавшего решительный разворот в своей жизни по примерно той же причине, что и герой «Звездопада», но из-за этого обретшего необычайную внутреннюю цельность. Эти картины очень далеки друг от друга, но рифмуются, как Красноярск и Краснодар, представляют маленький и, повторюсь, почти шедевральный диптих, одну из тех страниц в истории кино, которую представляет собой серьезную ценность, несмотря на небольшую известность среди зрителей.