Скандал (1976)

Показать скуку, показать равнодушие, показать страсть и покорность. Именно в этих рамках строится повествование в этом фильме. Когда вокруг идет война и царит нестабильность, один стремящийся выжить проходимец пытается преодолеть собственные страхи погружением в сексуальные дебри. Обнимка Танатоса с Эросом в его душе приводят к серии нетривиальных поступков, которые вполне можно было бы характеризовать как изнасилование, если бы не одно обстоятельство — жертвы привязывались к условному злодею. Да и привязчивость эта была весьма спорной — нужно было и ненавидеть кого-то определенного, да и жалеть очевидное ничтожество. Таким образом, наш анти-герой сделал все, чтобы придать смысл людям живущим вокруг себя.

Наверное если вырывать фрагменты из контекста, то может показаться, что фильм наполнен резкими и откровенными эротическими сценами — принуждение одной и двух женщин, принуждение к публичному обнажению, принуждение к вовлечению в «это все» дочери… Но Сальваторе Сампери не зацикливается в показе сексуальных перверсий. Очевидно, что режиссер делает своего собственного «Конформиста» — эротическая драма с принуждением тут не более, чем метафора. Как динамика роста героя в «Жестяном барабане».

Так что, если взыскательного зрителя зацепили «Ночной портье» Лилианы Кавани или «Конформист» Бертолуччи, «Последнее метро» Трюффо или «Лиза» Марко Феррери, то есть все причины для просмотра этой ленты. Это выразительный и запоминающийся фильм, который немного не дотягивает до истинного шедевра. Как будто, взявшийся за скандальную тему режиссер немного испугался того, что у него стало получаться и сбавил обороты. А ведь, как по мне, так однозначно все получилось лучше дилогии страсти Нагиса Осима. Не так уж и мало.

7 из 10

Интересно, сколько людей при упоминании классического фильма Эдриана Лайна «9 ½ недель» вспоминают о вышедшей за десять лет до него картины итальянского режиссера Сальваторе Сампери «Скандал»? Боюсь, что единицы. Просто потому, что не видели и даже не подозревают о существовании ленты, которая, похоже, вдохновила мистера Лейна на создание своей знаменитой работы, а кроме того стала неплохим источником для цитат. Впрочем, это уже несколько иная история. В конце концов, снимая свое кино синьор Сампери ни о каких последующих реминисценциях на его тему не думал, да и впрямую обвинить Лейна и его сценаристов в плагиате вряд ли получится. Но осадок после нечаянного знакомства со «Скандалом» остается. И ладно бы итальянский вариант хоть в чем-то уступал американскому — скорее, наоборот, в каких-то моментах он его даже превосходит. Например, в напряженности действия и атмосферности, которая на протяжении фильма сгущается до предгрозового состояния. Сампери достигает этого эффекта с помощью постоянного напоминания о месте и времени происходящих событий с помощью звучащих за кадром отрывков радиопередач: мир стремительно несется в бездну Второй Мировой войны, так же как героиня фильма безостановочно падает в пропасть освободившейся от моральных оков сексуальности.

С героями сложнее: если Франко Неро и Микки Рурк сыграли своих персонажей приблизительно на одном уровне (и в схожем ключе — для итальянца, кстати, совершенно нетипичном), то Ким Бэссинджер в своей роли была куда ярче Лизы Гастони. Что позволило Эдриану Лейну добиться куда большей психологической достоверности, нежели его предшественнику. С другой стороны, Сальваторе Сампери только пробивал дорогу «темной стороне сексуальности» на большой экран, пусть и не один, а в компании таких персонажей, как Ренато Ползелли, Альберто Каваллоне и иже с ними. Но в отличие от большинства итальянских режиссеров 70-х годов пытался исследовать психологическую подоплеку сексуальных девиаций, а не просто шокировать зрителя всевозможными извращениями. От того и смотрятся его фильмы несколько иначе, нежели такие перлы, как «Мужчина, женщина, зверь» все того же Каваллоне или «Аморальность» Массимо Пирри.

О сюжете фильма можно особенно не распространяться: если вы смотрели «9 ½ недель», то уже его знаете. Разве что стоит упомянуть, что в отличие от фильма Лейна действие «Скандала» происходит во Франции накануне немецкого вторжения, что позволило Сампери добавить красок стремительно нарастающей энтропии в свое полотно. И еще один элемент, который в американском фильме просто не мог появиться по определению: для усиления психологического давления на женщину герой Франко Неро использует совращение ее несовершеннолетней дочери, эротическая сцена с которой стала квинтэссенцией «Скандала». Для Америки это было бы уже слишком (тем более, что и игравшей юную Жюстину Клаудии Марсани на момент съемок едва исполнилось 17 лет). Остальное — просто вариации одной и той же истории.

Подавленная сексуальность Элианы Мишо, живущей с мужем-профессором, всецело занятым своей работой (преподаванием французской литературы) и хобби (собиранием старинных ваз), сталкивается с откровенным мачизмом нового служащего, принятого на работу в принадлежащую героине фильма аптеку. Для того, чтобы раскрыть истинную суть женщины, Арман подвергает ее всевозможным унижениям и физическим страданиям, от которых Элиана приходит в ужас, но без которых в какой-то момент уже не может прожить. «Философия в будуаре» де Сада, принятая героем Франко Неро на вооружение, действует безотказно, но уродует психику Элианы. Ведь моральные запреты и ограничения, привитые женщине изначально, продолжают действовать, несмотря ни на что. А это рано или поздно включает механизм самоуничтожения: либо физического, либо морального. Единственный выход — порвать с жестоким любовником, но возможно ли это? И где предел, за которым Эрос превращается в Танатос? Сампери в первую очередь интересует именно этот вопрос, поэтому он заходит несколько дальше, нежели решился Эдриан Лейн. Но и цензурных ограничений у него было куда меньше, чем у шедшего по его стопам американца, предложившего публике гораздо более мягкий вариант подобной драмы.

Так или иначе, а история кино, как и любая история, сослагательного наклонения не знает. «9 ½ недель» стал одним из самых известных эротических фильмов в мировом кинематографе, а «Скандал» отправлен пылиться в архив. И насколько это справедливо — уже никому не интересно. В конце концов, история — это дама, которой слово «справедливость» никогда не было известно.