Салют, Мария! (1970)

История культуры устроена так, что эпос неизбежно сменяется его мелодраматической вариацией, а большие исторические события становятся фоном частной жизни с авантюрным привкусом сюжета. Это можно подтвердить уже историей античной литературы, что уж можно говорить о кино, где подобные процессы происходят стремительно.

Вроде бы по всем законам соцреализма Хейфиц дарит нам широкое полотно истории, два десятилетия, что связаны с началом и развитием революционной борьбы главной героини. Борьба это не абы какая: тут тебе и махновцы на Украине, и фалангисты в Испании. Смерть часто нависает над героиней, а однажды, в самом начале фильма обрушивается на нее, но та еще не знает, что истинное свидание со смертью выдастся дважды и совсем не так, как хотелось бы.

По сюжету здесь есть почти все, что нужно для эпопеи, но она, повторюсь, не состоялась. Очень скоро после начала фильма мы видим сомнительные еще для 1960-х годов отношения протагонистки с иностранным матросом, но в фильме они полностью индульгированы, что отражает изменения в самом советском обществе. Если после окончания второй мировой за связь с иностранцем полагалась едва ли не тюрьма, то постепенно она не стала, конечно, нормой, но смотреть на это стали гораздо мягче. Однако ничего глубокого от этой темы не ждите, конечно, на первом плане тут романтические нотки, а не звуки революционных песен. Если в стандартном сталинском соцреализме любовь всегда задвинута в самые закоулки, то постепенно она выходит на первый план и приобретает самоценность. Таким образом, мелодраматичность движет сюжетом, который, правда, во всех ключевых моментах совпадает с законами истории, как ее, конечно, понимали в Советском Союзе.

В фильме вообще достаточно квазиромантических принципов, достаточно хотя бы посмотреть на молодых соратников молодой героини: утонченность, мягкие интеллигентные манеры, книжный прононс их диалогов — перед нами какие-то выпускники элитных учебных заведений, а не прежняя уличная шантрапа портового города. Вообще, все ревнители правильных левых идей — красавцы, молодцы и харизматы. А вот врагам в этом не везет, периодически Хейфицу совсем изменяет вкус, и те же махновцы изображены в худших традициях прямолинейной сатиры: кажется, что они сбежали из какого-то фильма 1930—40-х, попутно сагитировав Валерия Золотухина сыграть Махно в тех же худших традициях.

Так что фильм показателен истощением эстетики «кино о революции и первых грозных десятилетиях нашего коммунистического государства». Конечно, Хейфиц — очень серьезный по уровню режиссер, но даже у него получилась вполне проходная картина, предшествующая в фильмографии действительно блестящему «Плохому хорошему человеку».