Ангел с улицы (1937)

В 1978 году впервые после Культурной Революции Пекинская киноакадемия приняла новых учеников, которым в будущем предстояло стать «Пятым поколением» и открыть миру кино Китая. В этом же году в своей пекинской квартире скончался Юань Мучжи. Врачи не успели приехать. Ну, или не захотели успеть. Хоть эпоха Мао и закончилась, общество все еще жило реалиями времен «Критики Линь Бяо и Конфуция» и «Огня по штабам». Последние лет пятнадцать своей жизи покойный режиссер провел в опале, попав под пресс одной из политических кампаний. Но конец сороковых и начало пятидесятых он прожил, уютно устроившись у власти, став едва ли не главным лицом в кинематографе КНР. Вот только фильмов он уже не снимал: последний раз «прикасался» к режиссуре, ассистируя Эйзенштейну в начале сороковых.

Впрочем, в свое время Юань Мучжи стал известен за актерскую работу — как в кино, так и в театре. В Шанхае тридцатых его называли «тысячеликим», а он увлекался левыми идеями, мечтал о свободе, равенстве и мире во всем мире. В шанхайских студиях таких было немало. А еще Мучжи любил американское кино, и, в частности, Фрэнка Борзэйги. Именно из этих его чувств и родился фильм, принесший ему настоящую славу — «Ангел с улиц». Название он позаимствовал из фильма Борзэйги 1928-го, фабулу — частично из его же «Седьмого неба».

В центре повествования — две сестры, бежавшие от войны в Шанхай, где их взяли к себе приемные родители — крайне неприятная пара, заставляющая старшую работать проституткой, а младшую — петь в чайной под аккомпанемент эрху. Еще есть компания почти нищих, но амбициозных парней, главный из которых влюблен в младшую сестру. Увы, приемные родители собираются продать ее некоему толстосуму, и влюбленным приходится бежать.

Правда, сюжет здесь — вещь даже не второстепенная. Так, первая часть фильма — настоящий мюзикл. Персонажи почти не говорят, а вот песен — полно. Некоторым из них предстояло стать в Китае по-настоящему народными. К середине приходит понимание, что центральный персонаж здесь — далеко не молодая пара, а старшая сестра. Настоящая отверженная, познавшая всю грязь городского дна, она — полная противоположность по-детски наивной сестре. Но Мучжи рассказывает даже не историю двух деаушек. Он хочет показать город — трущобы Шанхая, трудную жизнь обычных людей, безработицу, неграмотность, нищету.

И именно этой цели служит почти каждый кадр. Самые первые минуты — модные небоскребы и здания банков, а затем камера резко опускается к узким улочкам бедняцких кварталов. Пара оборванцев в офисе юриста, разорившийся хозяин парикмахерской, обклеивание газетами стен. Режиссер пытается донести идею через комические приемы, но в итоге все равно срывается в трагедию. «Врач не придет. У нас нет денег», — подводит итог фильма друг главного героя в последней сцене. Молчание, скорбь на лицах, черный экран.

Мучжи откровенно перегибает. Трудно поспорить, нищета, голод и прочие прелести в Шанхае 1930-х имели ужасающие масштабы, но манера подачи — скачки из комедийного мюзикла в трагедию — по крайней мере странно смотрятся в таком контексте. Впрочем, этому можно найти оправдание. «Ангел с улицы» — фильм той эпохи, когда кинематограф все еще тесно соприкасался с театром. В нем — все то, к чему привыкли зрители представлений на улицах и в чайных Шанхая. Музыка, сюжет, юмор, даже работа оператора находятся под серьезным влиянием этого жанра. В Европе что-то подобное было у средневековых бродячих артистов.

Но, может, именно поэтому «Ангел с улицы» и имел столь значительный успех у шанхайской публики? Простой юмор повседневности, сплетенный с социальной сатирой, любовной историей и обычной для горожан трагедией. Мучжи, найдя вдохновение в настоящем народном творчестве, показал себя как настоящий левый. Кино и цирк, цирк и кино.

Этому фильму пришлось стать заключительным в «Золотом веке» китайского кинематографа. Через несколько месяцев японцы захватили Шанхай, и все студии были закрыты. Но «Ангел с улицы», его песни и герои, наверняка вдохновляли кого-то бороться за жизнь и свободу следующие несколько тяжелых лет. И то, что Юань Мучжи прекратил снимать, когда, вроде бы, мир, порядок и самая справедливая власть были установлены на китайской земле, неудивительно. И дело не только в цензуре. Возможно, он, дитя «времени перемен», оказавшись в совершенно чужой для себя обстановке, так и не смог понять, как за годы войны изменился мир. Ведь в нем были парады, портреты Мао, красные флаги и пафосные лозунги. А вот места для старого уличного театра с гравюр эпохи Цинь не оказалось.