Строгий юноша (1935)

Очень странное осталось впечатление от фильма «Строгий юноша» Абрама Роома. Формально это соцреализм (иначе в 1935 году было не снять). Всем нам знаком задор картин той эпохи («Волга-Волга» или «Свинарка и пастух», например), но здесь настроение отличается разительно.

Начинается фильм неспешно, долгие планы сменяют друг друга. Мы видим полуобнажённых дискоболов, колесницы, красивых молодых людей в белом на фоне античных статуй… Сложно отделаться от навязчивый ассоциации с «Олимпией» Лени Рифеншталь, снятой в то же самое время в нацистской Германии, и ощущения, что все тоталитарные государства используют одинаковые способы пропаганды.

Но вдруг режиссёр слегка ускоряется, чётко вырисовывается любовный треугольник, всё стороны которого прекрасно осведомлены о происходящем и ведут то между собой, то со своим окружением наигранные и неестественные беседы о советской морали и комсомольских принципах. И последний фрагмент этого лоскутного одеяла — неожиданные визуальные ассоциации со значительно более поздней французской «новой волной». Режиссёр предвидел? Не думаю.

Вот спросите меня, чего меня понесло смотреть фильм 1936-го года, да еще и не какой-нибудь «Светлый путь» или «Свинарку и пастуха». Это я вам наверняка не отвечу. В «целях повышения образованности» (с), должно быть. Честно говоря, в истории — юный комсомолец влюбился в замужнюю женщину значительно старше его и ничего не произошло — я не очень разобралась. Там всю дорогу какие-то мутные разговоры ни о чем, а из оживляжа — только очень молодая и еще не очень звездная Валентина Серова. Если вы прямо любите старое кино — то стоит взглянуть, только чтобы записать в девчачью/пацанячью книжку.

5 из 10

Этот фильм Абрама Роома, поставленный со впечатляющей, временами — вызывающей, раскованностью, мимо которого невозможно пройти всякому, кто хочет составить представление о советской кинематографии, положенный на полку весной 1936 года и вернувшийся из небытия спустя тридцать лет, всегда вызывал у меня некое беспокойство.

Причиной этого беспокойства были довольно многочисленные сюжетные странности, не слишком влияющие на конечный имперссиональный итог, но пробуждающие мимолётное неудовольствие, какое бывает, когда видишь рассыпанные по скатерти крошки.

Какие это были странности? Например, такие. Есть семья: муж — известный хирург Степанов (за шестьдесят), его жена Маша (около сорока). Кроме супругов в доме квартирует некто Цитронов, приживал Степанова. Поскольку Степановы не молоды, логично предположить, что они в браке давно, лет примерно двадцать.

Итак, на первый взгляд, у нас крепкая семья, которая миновала все положенные кризисы, прошла через все неизбежные скандалы, пережила все возможные интрижки и, сохранившись, готова уверенно смотреть в будущее.

Однако, вместо спокойствия и взаимного доверия, разыгрывается драма: Степанов отчаянно ревнует Машу к приглашённому в их дом комсомольцу Грише Фокину. Степанов боится этого телесно и душевно здорового парня, боится, что жена его бросит, срывается на Цитронова, когда тот намекает, что Маша остаётся со Степановым только по финансовым соображениям.

Это происходит в самом начале фильма, когда ещё нет никаких поводов подозревать взрослую состоявшуюся женщину в чём-то предосудительном. Да, Гриша превосходно сложен и по-настоящему привлекателен, но полагать, что твоя жена, с которой ты съел не один пуд соли, скакнёт в постель к первому встречному атлету, это всё же некоторый перебор.

Дальше — больше. Гриша влюблён в Машу. О его чувствах к ней прекрасно осведомлены окружающие, причём осведомлены настолько, что, не обинуясь, рассказывают об этом Маше — в присутствии мужа. Однако никого — ни самого Гришу, ни его приятелей, ни мать-старушку — не волнует столь большая разница в возрасте между молодым человеком и предметом его увлечения.

Этой темы — словно не существует: для советского студента нормальным оказывается не только полюбить чужую жену, что уже само по себе должно вызвать пересуды, но и то обстоятельство, что его избранница сама годится ему в матери, тоже кажется всем вокруг более чем обыденным.

Но, оказывается, Машей покорён не только Гриша. Презренный Цитронов тоже неравнодушен к супруге своего принципала: понимая, что Маша никогда не ответит на его порыв, Цитронов вынужден утолять свою страсть по-своему, в частности, подглядывать за тем, как она переодевается, подглядывать, рискуя быть разоблачённым…

Есть и ещё зазубрины, однако можно обойтись и без их перечисления, поскольку смысл претензий, полагаю, ясен. Не ясны, впрочем, причины их появления, точнее, они не были ясны до того, как я не прочитал положенный в основу картины оригинальный сценарий Юрия Олеши, который всё ставит на свои места.

Дело в том, что наш замечательный режиссёр Абрам Роом страдал столь свойственным его профессии пороком — непотизмом, и потому в своей, новой на тот момент, постановке он пригласил на главную роль не ту актрису, которая должна была адекватно воплотить задуманный сценаристом образ Маши, а свою жену — Ольгу Жизневу.

Олеша видел свою героиню юной женщиной, соответственно, её мужу, как прямо указано в тексте, было сорок восемь. Четвертьвековая разница в возрасте и, как следствие, сопутствующие этому неврозы и заботы. Жизневой во время съёмок было тридцать шесть, ещё несколько лет накидывала крупная комплекция. Именно поэтому, для сохранения пропорции, её партнёром пришлось делать Юрия Юрьева, который вообще родился в 1872 году.

Тщательно продуманный сценарий — это чрезвычайно жёсткая конструкция, где все элементы настолько плотно подогнаны друг к другу, что не возможно задним числом произвольно переменить один, чтобы это не сказалось, и довольно категорично, на всём строении, и хорошо если сыпется только штукатурка.

Там, где у Олеши вполне логичная и мотивированная схема (короткий брак Маши и Степанова не прочен; молодая девушка, перед которой вся жизнь, не держится за супружество и это не может не ощущать Степанов; окружение Гриши полностью на его стороне: юные к юным, пожилые к пожилым, Маша слишком хороша для Степанова; подглядывать за девицей это не то же самое, что подглядывать за тёткой), Роом, одним неудачным решением, расшатывает весь сюжет, превращая крепкую многоплановую мелодраму в некий авангардистский балет.

Наверное, Абрам Матвеевич был по-своему прав: он видел эту историю именно так, а не иначе. Однако столь откровенное игнорирование авторской воли, игнорирование, которое не добавляет картине достоинств, но, напротив, подвешивает весь проект, как тот самый гвоздь, которого вовремя не оказалось в кузнице, представляется сейчас не слишком обоснованным.

Классика, которая была признана таковой только в конце 80-х. Фильм необычный в каждой своей сцене и с непонятной нормальному современному человеку драматургией: юноша-значкист ГТО влюбляется в жену знаменитого хирурга, но боится её отбить, потому что считает себя в новом обществе пустым местом, а его — гением, заслуженным «зодчим» коммунизма! Вот как…

И вот он мается, придумывает третью степень ГТО, которой восхищается этот самый хирург и признается своему, казалось бы, врагу — мол, ты парень не промах, таких как ты мало. Бери мою жену, пользуй! В-о-от!

Ещё в этом фильме много запоминающихся, смешных, но серьёзно произносимых фраз. Вообще, это кино абсурда: какие-то Боги в халатах с личиной юных спортсменов, какая-то мистическая мама, которая разговаривает с героем всегда из-за ширмы, из-за угла! Много чего, короче, ради чего это кино непременно нужно смотреть!

Так что если вы надумали отбить жёнушку у знаменитого хирурга, то смотрите этот фильм и стыдитесь. Вам ещё есть к чему стремиться!