Снег в моём дворе (2024)

Поэтический фильм Бакура Бакурадзе своим набором обрывочных, взятых из реальной жизни главного героя историй, напоминает прозу Гайто Газданова — а именно, его роман «Ночные дороги». Полунищенское, больное существование Левана оказывается наполнено какими-то мелкими, но интересными событиями, которые герой совсем зря помещает в формулу «с утра встаю — вечером ложусь». Но депрессия — или кризис среднего возраста — не выбирают, к кому прийти: к потрепанному жизнью мужчине, живущему в тбилисской халупе, или к признанному режиссеру Гиви, рассекающему на Лэнд крузере по Москве. Последний едет исцелять свою тоску в родной город - словно толстовский Иван Ильич, видевший в детстве самый яркий этап жизни, - в противовес Сандро, молодому другу Левана, который рвется заграницу.

Юмор сплетается с грустью и нежностью в неспешном повествовании этого фильма - неспешном, как накрывающий Тбилиси снег, который, впрочем, очень скоро тает.

Магия кино в «Снеге в моем дворе» заключается не только упоении красотой обыденной жизни, но и в том, что фильм сам является персонажем — его появление и существование есть продолжение истории, он наделяет кино дополнительным смыслом в духе Ахматовой: «когда бы вы знали, из какого сора…» — и закольцовывает сюжет. Так изящно, на моей памяти, это никому не удавалось сделать.

«Я видел хлопья снега и на глазах от сцене к сцене они превращались в капли дождя. Я вставал изо дня в день и ложился спать изо дня в день. Временами я поднимался на фуникулере на смотровую площадку, солнце грело землю, а деревья отбрасывали длинные тени. И хоть жизнь тяжела, скучна и бедна на события, но во дворе продолжает зреть гранат»

Да, в жизни случается по всякому. Кому-то влачить существование в полуразрушенных тбилисских трущобах. Кому-то томиться от творческого кризиса в московских человейниках. Судьбы разные, а проблема одна. Одиночество.

Два совершенно разных героя. Уставший от приступов ностальгии грузинский москвич (или московский грузин?) Гиви. Вялый интеллектуал-режиссер. И его извечный визави по ту сторону фейстайма задавленный бедностью и обстоятельствами, амбициозный в прошлом профессиональный регбист Леван, переживший недавно инсульт. Теперь приходится жрать таблетки. А как иначе?

Возможно, вы потребуете предысторий для этих множественных характеристик, сложившихся в два снежных кома непреодолимых жизненных обстоятельств и вычертивших такое схожее положение судьбы в таких диаметрально противоположных представителях различных социальных классов. Смиритесь, их не будет. Жизнь мало что объясняет, если в нее хорошенько вглядеться. А если раз другой всмотреться, то бывает по крайней мере странным образом как-то грустно. И как бы не защищался ты смехом, а режиссер Бакур Бакурадзе очень удачно блокирует нападки экзистенциального кризиса попытками юмористически препарировать происходящее (и очень удачно у него выходит), но все же в душу зрителя украдкой пробирается тоска. Замечу что тоска не равно скука, но как же так? Вот же жизнь почти прошла и что с ней теперь делать? Неизвестно.

Зато честно. Режиссер Бакур Бакурадзе не обманывает зрителя вселяя в него ложные ожидания счастливого финала. Но финал и не пессимистический (есть ли там вообще финал?). Минуя осуждение и морально-педагогические пинки под зад своим героям, Бакурадзе концентрируется на чуткой и лирической интонации, фокусируя взгляд зрителя на поистине великих мелочах жизни, которые только и могут спасти мировую, пресыщенную от более чем двухтысячелетнего существования на земле, человеческую душу.

Да, это вневременная история, воссоздающая традиционный ностальгирующий образ времени, которое будто бы замерло от незнания что делать с жизнью. И хотя персонажи Гиви и Левана реальны и даже документальны, т. к по сути играют сами себя, все же их герои наделены характеристиками не только и не столько современной цивилизации.

Это мое утверждение вам начнет доказывать кинокамера, фиксирующая подробности жизни грузинской действительности. Сохраняя живость руки, незапрограмированный и в хорошем смысле по человечески необязательный взгляд, который, вдруг, может захотеть открепиться от важного диалога персонажей и всей наносной фигни и так легко взмыть в небо, увидев там чудеса. Вот растет гранат. Небо. Окна. Капли дождя. В маленьких нюансах, полуштрижках и тусклых красках, разлагающегося в декадансе тифлисского убранства, неожиданно проявляются ноты итальянского ренессанса.

Безусловно, в чем-то «Снег в моем дворе» старомоден, но мода игрушка времени, а погружаясь в безвременье мы попадаем в постоянную актуальность одних и тех же проблем, которым всегда наречено быть современными.

В эпоху мультивселенной, абстрактного пространства и виртуальных чувств такое донельзя прямое в документальном смысле кино подчеркивает главную нестареющую значимость кинематографического опыта, в центре которого располагается человек и его чувство. Чувство и ощущение неподдельной реальности, которую сегодня, к сожалению, необходимо подтверждать верификацией персональных данных.

7 из 10