Исчезающая тень (2022)

«Исчезающую тень» в России можно было увидеть только на специальном показе фестиваля современного китайского кино. Заполненный зрителями зал ждал главным образом очередного достижения Поднебесной, на этот раз – представителя популярного направления китайского нуара. Надо думать, на родине его китайским не называют.

По крайней мере внешне фильм повторяет образцы этого стиля. Изощрённостью вездесущего дыма от сигарет при контурном свете и многими другими чертами он превосходит простое воспроизведение стереотипа. Работу художников и оператора отличает утонченность, которая хотя и опирается на выработанную эстетику, но не теряет собственного своеобразия, руководимого тонким пониманием материала. Китайский язык, почти избавленный от характерных крикливых интонировок, звучит красиво. Очевидным упущением для художественности фильма стала только музыка. Сигнализация важных событий слишком очевидна, а запоминающаяся композиция звучит только в конце и своим жизнеутверждающим, даже героическим характером резко отличается от прочих.

Многообразие художественных средств атмосферу нуара тем не менее не создаёт. Фильм переполнен темами, которые лишь обозначены в точках своего развития, преступлениями, не получающими достаточного для своей серьезности выражения, и сюжетными линиями, расположенными в прошлом. Многие из них не имеют значения для действия и составляют типичную детективную канву. Создаётся впечатление сериальной природы замысла, который сценарий уместил из девяти серий в одну двухчасовую. Главная же сюжетная линия – и единственная, происходящая в настоящем, отдана молодому художнику-криминалисту, при помощи интуиции и почти без свидетелей создающему удивительно точные фотороботы. Как обычно, он наталкивается на противодействие начальства, склонного к традиционным методам расследования, в китайской реальности – ещё и коллективным: «Что за человек ты такой, когда исправишься!» – перевоспитывает сварливый начальник угрозыска индивидуалиста. Конфликт обозначен в своих этапах, но для сюжета и он второстепенен. Ни его причины, ни его разрешение ничего в конце концов не значили.

Историей же прошлого, в котором содержится ключ к совершенным преступлениями, преподносятся сложные взаимоотношения двух девушек, танцовщицы сельского балета Линь Инь и кладовщицы и ее подруги Янь Хуа. Последнюю свидетель якобы видел на месте преступления, хотя и считает, что это был ее дух – девушка умерла двадцать лет назад. Ее дневник становится единственной зацепкой в расследовании и поводом для рефлексии художника о своей работе, о результатах которой забывают, как только преступника находят. Сюжет игнорирует то, что его разочарование в техническом портретировании становится в пандан к амбициям Янь Хуа, зато настойчиво воспроизводит традиционную китайскую мифологему учителя и находящего его ученика. В многочисленных флешбэках история предстает – даже по стилю съёмок, типичным ситуациям – историей обучения какому-либо боевому искусству. Венчает ее соответствующий накалу мифа бессловесный эпилог, в котором Янь Хуа в видении последнего танца встречается со своим учителем – торжественный, трогательный, но как будто предназначенный для другого фильма.

Фильм отличает состояние несвободы. Проникновение художника в дух преступника, выраженное в виде невероятно точных и художественно выдающих фотороботов, не получает такой роли в детективе, которое бы возвысило расследование до общезначимого, и остаётся чем-то вроде суперспособности персонажа комикса. Неожиданный прорыв рефлексии не по поводу ее утраты, а в отношении ее недостаточности для одухотворённого творения не получает развития. Второстепенных персонажей угрозыска кроме того, что их двухмерность достигает даже комичности, отличает соответствующе слабая актерская игра. Проникновенная история Янь Хуа осталась бы ровно такой же без преступлений в маленьком мрачном городке китайского захолустья.

Затронутое в фильме значительно, но не в том, как присутствует. Искаженная и не ясная самой себе свобода в нем лишена обаяния лучших нуаров – сознания вместе с действительностью свободы того, что ее сущность утеряна в прошлом, и фаталистического движения к нему в новых образах. Без открывающейся себе сущности свободы преступления лишены содержательности, жизнь каждого человека – значительности. Устами портретиста в финале фильм сообщает, к каким смыслам обращаются созданные им положения и герои: «В соседней провинции новое убийство. Нужны рисунки. Я уезжаю».