Разжимая кулаки (2020)

Кира Коваленко сделала “Тесноту” еще теснее. Поселок Мизур в горах Северной Осетии- это даже не Нальчик. Тот, пусть и небольшой, все всех знают, но все-таки столичный. Мизур- это несколько панельных многоэтажек, втиснутых в горы, школа, крохотный магазинчик рядом с автобусной остановкой, строящийся то ли тоннель, то ли мост. Все. Тут даже не «все всех знают”. Тут “ все про всех знают”. Теснота комнат и подсобок у Балагова, в которые втискивались разные мечты, уклады, представления о приличном- неприличном, полезном- неполезном, у Коваленко скукоживаются даже не до отдельного угла в комнате- до крепких объятий, из которых не вырваться. Крепких до крайней степени интимности, когда не только слова, интонации, выражение глаз, запах тел становится маркером, гарантом стабильности или тревожным сигналом о вторжении чужих.

Поначалу лента Коваленко притворяется типичным феминистским кино о нелегкой доле женщины, живущей на Кавказе. Молодая девушка Ада живет не просто в осетинском поселке - она живет в исключительно мужском мире. Отец, два брата, соседи, покупатели и воздыхатели- это мужчины разных возрастов, разного опыта, разного достатка, но объединенных этикой и правилами поведения “ лиц кавказской национальности” у себя на Кавказе. Единственный, помимо Ады, женский персонаж- напарница по торговле в магазине, отнесена куда-то на периферию сюжета. Отношения между женщинами- коллегами совершенно неинтересны. Для Коваленко и соавтора сценария Любови Мульменко принципиально важен вот этот момент: одна среди мужчин.

Отец - хозяин. Он держит при себе паспорт Ады, чтобы не могла уехать из Мизура, заставляет выливать найденные у дочери духи, чтобы ничто и никто не примешивался к духу рода. Он упорно не замечает, что Ада- взрослая девушка, для себя он ее законсервировал в нежном несмышлёном возрасте. Старший брат Аким, который строит свою взрослую жизнь подальше от родительской опеки- в славном городе Ростове-на-Дону. Но возвращается в родной Мизур. На время? Насовсем? Что-то не сложилось в большом городе? Надо раны залечить родным горным воздухом? Просто проголодался ? И то, и другое, и третье. Он может увезти Аду из тесного тупикового Мизура. Он и не против. Но вековой уклад требует от Акима согласия старшего рода. А такого согласия нет. Младший брат Дакко, еще школьник. Гормоны бурлят, развернуться им негде. Покатушки на машинах на школьном дворе, мальчишеские тусовки у горячих горных источников, дискотека, первое крутое опьянение и старшая сестра Ада, как наставник, советчик. У Дакко есть только вечное сегодня. Вчера забыто. Будущее слишком далеко. Есть еще Тамик. Навязчивый ухажер. Привыкший добиваться своего всеми доступными способами. В основном, обманами и розыгрышами. Вот она, доля женщины с Кавказа: стирать, готовить, накрывать столы, быть послушной дочерью, верной сестрой, гордой, но в меру кокетливой невестой. Сценарий прописан жесткий. Импровизация преследуется и исключается.

В принципе, даже эта, достаточно предсказуемая линия, написана и сыграна без дидактики и с выходом из жестких рамок правил хорошего тона. Но примерно в тот момент, когда кинокартина выходит на финишную прямую, сценарист и режиссер делают вираж, от которого дух захватывает. Ход, который заставляет все уже увиденное переосмыслить и дать совершенно иные оценки.

Странная травма, которая делает Аду, не до конца здоровым человеком, оказывается получена в результате взрыва. А взрыв прогремел в школе, когда школу ту брали штурмом спецназовцы. А брали они ее штурмом, потому, что школу ту захватили террористы. И среди захваченных заложников была ученица младших классов Ада. И теперь все, что ниже пояса скрывается под одеждой, у нее разворочено и заштопано. С тех пор прошло 14 лет. Такие травмы на Кавказе не забывают никогда.

С этого момента все то, что представлялось непоследовательным и хаотичным оказывается обладает железной логикой и правдой. И железные объятия отца в фильме могут понять лишь те, кто однажды оказался перед угрозой потери ребенка. Объятия, чтобы спасти жизнь, но не давать жить. Ведь каждый шаг за порогом родного дома несет смертельную опасность. Не то, что здесь, на конце иглы - в маленьком поселке Мизур, где все про всех все знают.

Школа Александра Сокурова сделала великую вещь. Ее выпускники Кантемир Балагов, Владимир Битоков, а теперь и Кира Коваленко сняли с образа российского Северного Кавказа в отечественном кино дурацкий опереточный флер “ всероссийской кузницы, всероссийской житницы и всероссийской здравницы”. Никаких тебе кунаков, обрядов и прочей юго-восточной дребедени. В их фильмах современный Кавказ - место встречи ветхозаветных норм и современных реалий. И они между собой конфликтуют. Эхо этого конфликта в безудержной стрельбе холостыми по случаю и без: свадьба, рождение ребенка, юбилей. Эхо в музыке на школьной осетинской дискотеке: трек на русском продолжается текстом на чеченском языке. И это, заметьте, в Осетии. Эхо в нехитрых развлечениях тинейджеров из кавказской глубинки: обстрелу взрыв - пакетами брандмауэра типовой девятиэтажки. А бывшая белая безликая глухая стена, покрывшись черными следами от этих “безопасных” взрывов- визуальный образ этой невидимой войны.

Вслед за Балаговым, Коваленко сделала цветной фильм почти монохромным. Больше того, два основных цвета в палитре совпадают с “Теснотой”- это черный и желтый. Отказалась Коваленко лишь от мертвенно-холодного синего. Психиатры утверждают: сочетание черного и желтого свидетельствует о душевном нездоровье, психическом надломе. Но важны и оттенки. В “Разжимая кулаки” нет яркого желтого. Нежно-абрикосовый в эпизодах на природе и темно-золотистый, уютно-домашний в интерьерах. И черный не из числа тех, которым рисуют мрак. Пепельно- антрацитовый цвет гор, благородный нуар дома. Движение от провокативно-нездоровой колористики в сторону благородных тонов, но имеющим в основе цвета психического раздрая- это тонкий режиссерский ход. Намек: сейчас контрастность и колористический конфликт погашены, противостояние никуда не исчезло.

Отец паспорт отдаст. Ада получит шанс уехать. Получит шанс на операцию и, возможно, на материнство. И отец, может быть когда-нибудь, станет дедом, а не только отцом, который не может отпустить прошлое. Паспорт отдаст добровольно. Железные объятия раскрыть не сможет. Только с помощью спазмолитического укола. Авторы суровы, но и правдивы: по доброй воле разжать кулаки, сжатые в страшные годы Кавказа, вряд ли получится.

Ада соскочила с конца иглы, которым и является по сути Мизур. И оказалась в яйце с очень прочной скорлупой- в Северной Осетии. Яйцо это в утке, утка в зайце. И тесно будет везде. Потому можно просто бросить сумку с паспортом на дороге, прямо под колеса чужой свадьбы. И остаться на конце иглы. Тем более, что на самом ее кончике - смерть отца. Пока только чисто гипотетическая.

Ржавая цветовая палитра, фиолетовая куртка и Северная Осетия – именно это сразу же приходит в голову при упоминании фильма Киры Коваленко. Кажется, все уже обсудили и дикость кавказских нравов, и феминизм главной героини, и скупой реализм происходящего. И каждый успел составить своё мнение.

Так, для многих эта история о женщине, что пытается вырваться из патриархального общества. Я с этим решительно не согласна. Потому что не о свободе женщины ратует фильм, а о свободе человека. И о свободе не от каких-либо нравов, рамок или устоев, а, в первую очередь, от собственных страхов и боли. От недосказанности. От обид. Герои словно пытаются спастись от того жуткого непонимания, что возникло в их семье. Между отцом и дочерью. Между отцом и сыном. Ведь не только Ададза старается всеми силами вырваться из-под чрезмерной опеки человека, что прячет от неё паспорт и один дома держит ключ от входной двери: она во многом подражает своему старшему брату, которому удалось уехать в Ростов-на-Дону. Но Аким, уже гораздо более взрослый и зрелый, чем главная героиня, сумел перерасти свою ненависть к отцу. Мы не знаем, нам не показывают, с каким чувством он покидал родной шахтёрский городок, с каким чувством жил все те годы. Но, увидев его впервые, мы понимаем: он очень любит свою семью. Отец не способен понять своего сына, не способен принять его и его выбор жить другой жизнью, но на это способен Аким: раз за разом оказываться рядом, помогать и поддерживать, с какой бы холодной суровостью к нему не относились. Он с огромным терпением, добротой относится к своей сестре, спокойно реагирует на её истерики и откровенно глупые, детские поступки, и весь его вид, его тело, руки, глаза – всё словно говорит: « я тебя понимаю, я чувствовал то же самое». И, честно говоря, именно этот герой кажется мне наиболее интересным. Всё благодаря той неимоверной стойкости, с которой он отвечает добром на зло.

Позднее мы узнаём, что так сломило эту семью, что сделало отца – тираном с железной хваткой, а Аду – всего боящейся девочкой, вынужденной ходить во взрослых памперсах. Теракт. Помню, когда я только закончила просмотр, мне показалось это лишним, неуместным, словно кто-то вырезал кусок другого фильма и вставил сюда. Но спустя время я осознала, что именно это лучше всего объясняет, почему жизнь героев сложилась таким образом. Каждый из них пытается справиться с этой огромной дырой в душе своими способами, и вокруг этого строится их конфликт поколений. Отец боится окончательно растерять свою семью, поэтому удерживает её силой, а его детям, наоборот, хочется сбежать от вездесущего духа той трагедии, но не получается. В собственной квартире герои не чувствуют себя дома. И лишь спустя долгое время они находят некое подобие покоя, позволяя каждому самому решать свою судьбу.

И режиссёр отлично показала всё выше сказанное в своём фильме. Кино немногословное, тихое, медленное, говорит со своими зрителями через длинные планы героев, через виды пыльных дорог и серых гор. Интересно было сказано в одной рецензии, что горы в этом фильме – это не привычное олицетворение простора и свободы, а словно бетонные стены, израненные петардами из детских рук. Камера постоянно захватывает их неприветливые скалы, как захватывает обветшалые здания и бедное убранство квартир. Она не делает на этом акцента, просто показывает: так и так, вот в таком мире приходится жить людям, ведь другого у них просто нет. Она не раз ловит своих героев издалека, через стекла автомобиля или по другую сторону дороги. Ты не слышишь их, не видишь их лица, ты можешь лишь догадываться, о чём они думают в тот момент и что чувствуют. Простые человеческие забавы: экстремальная езда на машинах, купание ночью и танцы на дискотеке – ты смотришь на них словно со стороны, будто не способен участвовать в празднике жизни, а лишь можешь наблюдать за ним. Интересно то, что на чём бы и куда бы ни ездили герои, ты всегда видишь направление, потому что снимают изнутри, а не снаружи, как делают в большинстве фильмов, ведь мотив дороги и жизненного пути есть неотъемлемая часть этого произведения. И последние пару минут фильма с этой жутко трясущейся камерой, отчаянно пытающейся ухватиться за вид чего-нибудь: куклы или невесты, колёс мотоцикла или главных героев, показывают, как много им предстоит пережить и как многому научиться. Ведь в этом и состоит наука жизни: уметь в хаосе бытия зацепиться взглядом за что-то стоящее и, даже если ты потерялся, продолжать искать смысл.

В конце можно лишь восхититься тому, как цельно сделано это произведение. Тема свободы там тесно переплетена с темой семьи, а серые, грязные пространства — со сценами семейных ужинов на пластмассовых стульях. Там много едва уловимой иронии, как много её и в нашей жизни. Там много странных несправедливых противоречий. Так, порой, чтобы разжать свои кулаки, освободиться от бесконечной внутренней тоски, нужно быть готовым разжать крепко сцепленные руки любящего тебя человека.

Выпускники мастерской Александра Сокурова в последние годы стали, пожалуй, самыми яркими представителями молодого независимого кино в России. И неспроста. Многие из их фильмов объединяет остросоциальная тематика, предельный реализм, бескомпромиссность повествования и внимание к отдельным регионам и их проблемам.

Обласканный критиками фильм Киры Коваленко не стал исключением. По сюжету, молодая девушка Ада (в исполнении поразительно естественной Миланы Агузаровой, это ее дебют на большом экране) живет вместе с младшим братом и отцом в шахтёрском городке где-то в Северной Осетии. Строгий отец держит ее при себе, но она хочет сбежать и надеется, что в этом ей поможет старший брат, уехавший на заработки.

Снятый полностью на осетинском языке и будто бы о локальных проблемах «Разжимая кулаки» на поверку оказывается универсальным высказыванием о том, как в повседневную жизнь обычного человека и людей вокруг него врывается разрушительное абсолютное событие, которое определяет всю их дальнейшую судьбу. Само это событие остаётся за кадром и скорее подразумевается, но произведённый им эффект жутким эхом отдаётся во всем фильме.

Прошлое, корни не отпускают семью Ады, и каждый из ее членов стремится сбежать от них по-своему - как духовно, так и физически. Среди искалеченных судеб не может быть однозначных героев, и перед нами поочередно проходят обе стороны медали - ведь любовь оборачивается ненавистью так же легко, как забота становится гиперопекой.

И несмотря на некоторую нарочитость визуальных метафор, «Разжимая кулаки» подкупает своей искренностью в освещении тем, на которые в нашем кино не очень-то принято распространяться. Некоторые непреходящие травмы общества требуют осмысления на экране, и фильм Коваленко делает важный шаг на этом пути. И ближе к концу Ада выразит всю его важность одной-единственной фразой: «Теперь я могу говорить».

Кто бит, кто не бит в этой семье – пойди разбери, все изранены. Одни – патологической привязанностью, другая – самым настоящим взрывом. И потому ей, Аде, больше всех надо, иначе, если не сейчас, то уже никогда ей не «сделаться целой». Ада живёт в ожидании Акима («в ожидании Годо»), старшего брата. Он уже прошёл через сепарацию и укатил в Ростов, где увидел «много вариантов, как жить», но заплатить за это ему пришлось отцовским отречением.

На шее Ады виснут двое – отец и младший брат Дакко, и она ходит встречать старшего в надежде на то, что он поможет ей разрубить узел чрезмерно крепких объятий. А ждать и дождаться есть все основания: известная манипуляция – провоцировать на скорый приезд близкой смертью родителя – не может не сработать. Так отец умирает? – Совсем наоборот – празднует день рождения! В объятиях отца – запрет на духи, длинные волосы и прочие штучки для женской привлекательности, но самое страшное – отказ в необходимой операции («такая не убежит»). В объятиях Дакко, чрезмерно тактильного, словно он трёхлетний ребёнок, – страх отпустить значимого взрослого.

Фильм-удушье Киры Коваленко (как и «Теснота» Кантемира Балагова) сфокусирован на проблеме гипертрофии родственной близости. При таком изъяне семья не защищает, а подавляет, обеспечивая всем её членам пребывание «в тесноте и в обиде». Кажется, всё в фильме (буквально и метафорически) – зажим, тиски, хомут, и североосетинский посёлок Мизур (место действия), окольцованный горами, к этому более чем располагает. О личных границах здесь слыхом не слыхивали, вот и позволяют другим делать со своим телом всё, что им заблагорассудится: касаться, поднимать, обнимать, нелепо украшать и спать в одной кровати.

Спасением утопающих, как водится, занимаются сами утопающие, и Ада цепляется за любой, даже самый рисковый вариант. План А – Аким, план Б … Жених? – А почему бы и нет! Вот и Тамик зовёт кататься, да так, что отказать невозможно, – и он манипуляциям обучен. И даже девственность ему можно отдать, если дело выгорит. Но возьмёт ли он такую – с израненным телом, в подгузнике (кулаки зажаты: возьмёт – не возьмёт?)? Взял! И жениться готов, но… в будущем. Маленький ещё. И она маленькая, но ей, как кэрролловской Алисе, нужно срочно съесть кусок гриба и вырасти.

А какой же ты взрослый без паспорта? Надёжно спрятанный отцом, пропуск в другой мир, ключ к освобождению, наконец, им же добровольно возвращается. Готовый отпустить, отец сжимает Аду в прощальных объятиях, но чрезмерно крепко – такие разжимаются только больничными уколами.

Оставив отца и Дакко в болезненных корчах, Аким увозит Аду. Однажды он спасся сам от отцовского гнёта, а теперь становится проводником сестры во взрослую жизнь. Выходит, «битый битую» везёт. От Акима «пахнет папой», а значит, новой привязанностью – ещё более крепкой, на которую соглашаешься добровольно, выбросив паспорт. А сзади маячит образ будущего (свадебный кортеж) – такой же навязчивый, липкий, мешающий, как и удушливое прошлое. Так куда везёт Аким Аду?

Где российское кино, и где «Оскар». На разных сторонах океана! Поэтому нужно быть особенно внимательными к выдвиженцам. Садимся поудобнее и, широко открыв глаза, смотрим «Разжимая кулаки».

Город Мизур. Не город даже, а горный посёлок городского типа на берегах реки Ардон, по обеим сторонам транскавказской магистрали. Ада стоит на остановке. Рыжий парнишка Тамик (на микроавтобусе) и младший брат Дакко (пешком) пытаются утащить её каждый в свою сторону, но она обязательно дождётся последней маршрутки из Владикавказа.

Ада ждёт не бойфренда — негоже приличной осетинской девушке двадцати с небольшим лет иметь любовника. Ада ждёт своего второго брата Амира. Именно с ним она связывает свои надежды на лучшее будущее.

Кира Коваленко — тоже кавказская девушка, разве что не осетинская. Она родилась в Нальчике и устроила себе лучшее будущее в 2010-м году, став студенткой режиссёрской мастерской Александра Сокурова в Кабардино-Балкарском государственном университете. На том же курсе, кстати, учился и Кантемир Балагов. Их отношения — творческие и личные — не могли не отразиться на кино. «Разжимая кулаки» — это в некотором роде «Теснота» Киры Коваленко, а вернее, её героини Ады. Теснота горного ущелья, зажавшего узкий, полузабытый Мизур. Теснота всё ещё советской квартирки. Теснота традиций, ослабевающая, но не исчезающая даже в городах, что уж говорить о посёлках, которые только типа. Теснота собственного непослушного тела.

Похожесть — не значит вторичность, тем более что это Балагов, по его словам, многому научился у Киры. Коваленко — самодостаточный и меткий автор: пока что ни одного холостого выстрела. Первый её полнометражный фильм «Софичка» был награждён на трёх фестивалях, а второй (и, надеемся, не последний) перед выдвижением на «Оскар» побывал в самих Каннах, где взял Гран-при в программе «Особый взгляд».

И это совсем не удивительно. «Разжимая кулаки» — настоящая европейская фестивальная драма, фильм, выхватывающий саму жизнь, черпающий близко от её донышка, история, которой веришь безоговорочно, и от каждого поворота которой ждёшь трагического подвоха. Водить зрителя по краю пропасти входит чуть ли не в обязательную программу для всех евродраматических гидов, но делать или не делать шаг в эту пропасть — зависит от привычек конкретного автора. И в этом смысле Кира Коваленко скорее сестра Дарденн, чем Микаэла Ханеке. Героиня шагнула в свою пропасть в детстве, но зацепилась за край и вот уже 14 лет ждёт, пока ей помогут выбраться. Ада — выжившая в аду.

Сама трагедия не педалируется не то что в политическом, а даже в обычном, человеческом контексте. О ней не говорят, к ней не возвращаются во флэшбеках. Сама Ада упоминает её один единственный раз. Этого достаточно, чтобы холодок пробежал по спине любого россиянина и не только. «Разжимая кулаки» — это травматический синдром отдельно взятого человека в отдельно взятой семье, который никак не может перейти в категорию «пост». Для остальных членов семьи происходящее — как раз-таки посттравма. И если братья просто выросли с минимальными потерями, то отец, силясь защитить оставшееся, выглядит как минимум самодуром, а как максимум — деспотичным горцем городского типа.

Алик Караев, играющий отца, и исполнительница главной роли Милана Агузарова — настоящие актёры, хоть и дебютанты большого кино. Остальные — люди с местных улиц, ни на секунду не заставляющие сомневаться, что они — люди с местных улиц, а не актёры. Последнее массовое участие непрофессионалов в важном фильме наблюдалось в «Земле кочевников». Что ж, не Хлоей Чжао единой — есть женщины и в русских селениях, готовые заставить случайных прохожих несколько дней пожить на камеру. Фильм снят на осетинском языке, что добавляет ему не только экзотичности, но и достоверности. Причём сценарий Кира писала на русском — осетинским она не владеет. Опыт любопытный, но не уникальный: едва ли Мел Гибсон — знаток майя, а смотрите, какой «Апокалипто» у него получился.

Логично, что «Разжимая кулаки» удостоился в Каннах «Особого взгляда». По некоторым данным, Северная Осетия — это всё ещё восточная Европа, но для западных европейцев она уже глубокая Азия. Да ещё и нестоличная. Да ещё и постсоветская. Да ещё и застывшая в мутном янтаре года эдак 1993-го. С некрасивыми горнорудными пейзажами, дискотеками в спортзале, ларьками-супермаркетами, детьми с петардами и пыльным жигулёвским дрифтом. Единственный признак времени, мобильный телефон, выглядит вызывающим анахронизмом. Оператор выжимает из камеры всю возможную реалистичность, в концовке переходящую в экстремальное мокьюментари: самый финал снят на пляшущий, расфокусированный Handycam. Не слишком комфортно, дорогой зритель? А должно быть?

Как и 98 процентов хороших фильмов, этот — о любви. О любви детско-искренней и безусловной, о любви запущенной и напитавшейся ядом. О любви вопреки: не то чтобы независимо от — скорее, несмотря на. О любви, сжимающей объятия, и о любви, разжимающей их. О любви такой близкой и тесной, что ещё шаг — и будет похоже на инцест.

Сначала Коваленко написала историю о трёх братьях, но потом поняла, что может сделать женский персонаж более сложным и интересным. Ларчик открывается просто: женщины вообще сложнее и интереснее мужчин в эмоциональном плане. А для искусства эмоции гораздо важнее рациональности. Что мужику-то надо? Секс, футбол, пельмени да абсолютная власть. Мало на каком мужском лице вы найдёте затаённую боль, любовь, печаль и надежду, которые легко прочесть в глазах девушки из Мизура. Хотя и Аде не нужно много — ни освобождения, ни расширения прав кавказской женщины, ни золотых гор, ни молочных рек. Ей нужно всего лишь стать целой. Ей обещали.

Небольшой северо-осетинский шахтёрский городок Мизур, где происходит драма обычная для кавказских семей. Родители не хотят отпускать своих детей в большой мир: вдруг с ними что-то случится. Крепкие отцовские объятия — вот основной герой этой драмы. Отец (его играет Алик Караев) очень сильно оберегает свою дочь Аду (её играет Милана Агузарова). Дети не всегда понимают, что наши родители желают нам только добра. Ада — это молодая девушка, которой надоела опека отца. Она ещё не набила своих шишек и хочет прожить свою жизнь, как самой хочется. Что меня потрясло в фильме? Что дети мало разговаривают с отцом. У них нет семейных бесед по душам за столом. У детей есть протест, но они не могут его выразить в словах. Режиссёр Кира Коваленко сделала авторское кино, где основную роль играет осетинский язык. Фильм очень авторский.

Семейная драма про отца, про взросление дочерей в кавказских семьях. Фильм говорит; «У молодости есть стремление, чувственность, но нет никакой ответственности». Аде надоела ни только забота отца, ей надоела окружающая бытовуха маленького городка. Ей хочется увидеть большой город, ей хочется вкусить ритм жизни, а не жить в маленьком городке. Мне фильм понравился именно тем, что девушка Ада хочет жить по-современному. Отец очень любит дочь Аду, но его опека сильно давит на неё. Молодёжь хочет жить в своём ритме, ей хочется веселиться, ей хочется прожигать жизнь. Но отец понимает: «Молодость всегда проходит, а честь не вернуть никакими словами».

Продюсер Роднянский делает ставку на арт-хаус, на фестивальное кино. Мне фильм понравился, хоть по-русски там вовсе ни слова не говорят. Режиссёр Коваленко сделала ставку на самобытность кавказских семей.

Это очень камерная драма. Главных героев всего 5-6 человек. Эта камерность придаёт свежие нотки в российский кинематограф. Мне фильм очень понравился.

Первый со времён 'Летят журавли' наш фильм, победивший в Каннах, хоть и не в основной категории. Эта победа стала чем-то вроде нового вектора в развитии российского кино. Приходят молодые авторы, снимающие уже на другие темы. Самое главное, что приходят они с юга - с Кавказа, с того региона, где, честно говоря, молодёжь потерянная (я могу судить, так как сам живу здесь), не буду перечислять причины этого, ведь это рецензия на фильм, а не на Кавказ и среди этой потерянной молодёжи нашлись такие таланты, как, собственно, режиссёр данной картины Кира Коваленко, Владимир Битоков и, конечно, Кантемир Балагов.

Главная героиня - молодая девушка Ададза или просто Ада, живущая в маленьком городке в Северной Осетии вместе с братом и отцом. Ада мечтает освободиться от опеки отца, держащего её в ежовых рукавицах и уехать. Однажды приезжает её второй брат Аким, у которого девушка просит помощи в побеге, в этом и заключается завязка сюжета ленты.

В картине с самых первых кадров чувствуется отлично переданная атмосфера Кавказа, я великолепно прочувствовал это место, нашёл что-то родное, тёплое сердцу и параллельно с этим родным и тёплым разочаровывающее и заставляющее впасть в печаль от происходящего. Такой точный портрет жизни в данном регионе в первую очередь был нарисован благодаря тому, что режиссёр, как уже было сказано, сама родом оттуда (пусть и не из Осетии, а с Кабардино-Балкарии). Коваленко с помощью различных деталей раскрывает образ этого великого места, кажущегося чем-то странным, экзотическим, может быть даже страшным для большинства.

Большую роль в этом погружении, конечно же, сыграла режиссура. Киноязык Коваленко чем-то напоминает балаговский, при этом являясь самобытным, это можно сказать о всей картине в принципе. Я увидел сходства с 'Теснотой', но, опять же, 'Разжимая кулаки' полностью самостоятельный фильм. Здесь хорошая работа с цветовой гаммой. Имея в своём арсенале в основном приглушённые цвета, картина, тем не менее, радует глаз, выдавая красивейшие кадры, которые поставлены просто отлично. А помимо этого, режиссёр достойно поработала с актёрами, благодаря чему вторые показали прекрасные работы, великолепно вжившись в свои роли.

Взяв за основу фильма такую тему, было очень важно грамотно её раскрыть. Это получилось. Мощный месседж для Кавказа, который освободившись от оков излишней консервативности может стать чудесным местом. Здесь отец Ады - как символ всего Кавказа вообще, пытающегося удержать своих детей под контролем из-за чрезмерной любви к ним, чьим олицетворением является сама Ада, изо всех сил старающаяся разжать твёрдые отцовские кулаки, перекрывающие ей дыхание и выбраться на волю, дабы вершить свою судьбу самой, не под гнётом устаревших для нынешнего времени традиций.

Не понравилась мне в картине операторская работа (хотя, наверное, 'не понравилась' слишком громко сказано), потому что камера слишком уж часто не стояла на месте, что в кое-каких местах сбивало с толку, особенно, в самом конце (я понимаю, что абсолютно всё это так нужно было, но я, опять же, сбивался), хотя некоторые операторские решения были хороши. Помимо работы оператора, меня не слишком завлекла главная героиня, да, она отлично сыграна, но всё же, теряется на фоне остальных более интересных персонажей. Раз уж я сравнивал ленту с 'Теснотой', то сделаю это ещё раз, сказав, что Ада явно уступает Иле, имеющей схожий с ней типаж персонажа.

'Разжимая кулаки' - яркий пример того, какое кино нужно Кавказу. Самовыражение, протест, свобода - всё это есть в картине и всё это есть в режиссёре.

8 из 10

Современный российских кинематограф уже достаточно окреп и осмелел, чтобы обращаться к такой сложной и проблемной теме как быт, обычаи и культура Северного Кавказа. То, что раньше деликатно замалчивалось советским кино, оставляя только солнечную, стереотипную обертку в духе Мимино и Кавказской пленницы, теперь выходит на свет.

'Разжимая кулаки' - не первый фильм о современном Кавказе, показывающий его без прикрас и делающий акцент на проблемах местного консерватизма, ханжества, сексизма, нетерпимости и других вещах, о которых ранее предпочитали молчать, однако в некоторых вещах он новаторский и уникальный. Режиссер фильма - женщина, и явно чувствуется, что ей лично очень близка тема одиночества и тяжести бытия женщины на Кавказе. Фильм раскрывает тему отчаянного желания молодой девушки вырваться из этого закрытого, ограничивающего личность и свободу мира, который однако при этом все же является домом и родным местом, которое любишь не смотря ни на что.

Место действия показано очень правдоподобно, актеры играют прекрасно, а разговор на родном для локации фильма осетинском языке передает истинную атмосферу малого народа, который живет в своем маленьком мире в огромной стране.

Фильм тяжелый, местами пронзительный и даже невыносимый, но это именно те чувства, которые и хотел вызвать режиссер и у нее это явно получилось - фильм пробирает до глубины души. Для меня это безусловно один из лучших отечественных фильмов за последнее время.

10 из 10

Фильм остросоциальный.

Наконец-то, подняли тему сексизма на Кавказе! Место кавказской женщины в социуме очень точно показано через отношение к главной героине её мужской части семьи: 'Ада, накрой! Ада, не душись! Ада, стриги мне ногти, и себе волосы! Ох-ох-ох, бедняжка опять с раковиной воюешь?! Ну, ничего, я завтра починю, потому что сегодня я ничем не занят! Ада, буду спать с тобой мне страшно, плевать, что ты против' !!!

У женщин на Кавказе личных границ нет. А у Ады, на минуточку, серьёзные проблемы со здоровьем, которые требуют оперативного вмешательства. Но этот факт все активно игнорируют, особенно отец. А почему? Кхм Кхм... А потому, что операция Аде нужна ниже пояса, а об этом на Кавказе говорить стыдно! Всё, что ниже пояса грязно! Так грязно, что один осетинский комик истерично просился в душ, когда услышал словосочетание 'половые губы'! Настолько грязно, что даже осетинские пироги оскорбляются...

Так вот. Ада взрослая девушка, как ребёнок, вынуждена пользоваться подгузниками, после полученных травм, во время теракта в Беслане! О трагедии в Беслане, о личной трагедии Ады, говорится так вскользь, почти шёпотом, что кулаки сжимаются у меня, от неспособности помочь и прекратить её страдания... Ведь, о том, что болит, нужно говорить! Люди не должны стесняться своих шрамов, даже если они в 'срамных местах'. .. Люди не должны стыдиться и винить себя...

Кире Коваленко огромный респект! За смелость говорить о действительно важном!

Причём, учтены малейшие нюансы уклада нынешней жизни осетин. Например, обсуждение группой ребят, 'как ломать уши, как Конору или как Хабибу?'. Женская ступня на заднем стекле автомобиля, объясняет, почему гименоплаастика так популярна на Кавказе. Взрывы бомбочек о стену жилого дома, говорят, что подросткам в Мизуре и подобных посёлках нечего делать! А этот абсурдный диалог 'свадьбу сыграем, когда денег накоплю!... ' получается, соблюдение традиций требует немалых финансовых затрат?! Очень 'понравилось' предложение Акиму 'всунуть его в администрацию или вообще куда захочешь... '. То есть там все так 'всунуты' ?!

То, как мрачно и суетливо показан красивый Мизур, прекрасно передаёт настроение фильма!

Фильм не о том, что патриархат или традиции изжили себя, а о том, что женщина - человек, а не обслуга! Женщина заслуживает уважения. Уважения её тела, и всех его частей; её интересов и желаний или не желаний. Женщина не должна тащить весь быт на своих хрупких плечах. Не должна прогибаться, терпеть унижения и абъюз. Женщина имеет права, и имеет право говорить Нет. Нет, не приготовлю! Нет, не постираю! Нет, не согласна! Нет, не стыдно!

Но драма Киры Коваленко выдвинута на 'Оскар' совсем не из-за него. Тут есть и меткое попадание в повестку, и бурлящий котел феминистических страданий

Северная Осетия. Маленький шахтерский городок, чей ритм определяется движением единственной маршрутки, связывающей место с большим миром. Пространство живучих клановых связей, зигзагов горной болезни и обычных людей, угнетенных обычной жизнью. Мир фильма разделен на до и после, а точкой отсчета здесь видят Беслан. Мир до - обычная утопия, о которой седеющие аксакалы рассказывают балбесам-внукам. Мир после - суровая реальность без конца.

Все социальные роли тут расписаны еще до рождения. Любой элемент - это не часть системы, но ее лейтмотив. В этом пространстве живут старики, дети, пубертатные подростки и самые разные женщины. Через образы последних Кира Коваленко и растягивает тягучую жвачку повествования.

Ада - девушка без возраста, у нее красивые глаза, но обрезает роскошные волосы, потому что так хочет тиран-отец. Ее жених - набор стереотипов, груб и неуклюж. Брат - обычный пацан, прогуливающий школу и тратящий время на непонятные развлекухи. Девушка существует в крайне неудобном мире, где ей совсем нет места. Ада даже болеет неудобно - мочится под себя в случае сильной эмоции.

Ада взрослеет в тех условиях, что ей выпали. Ее травмы - сопутствующий ущерб, а борьба с укладом - не осознанность, а попытка сделать вдох. В фильме нет компромиссов, он сталкивает зрителя с правилами игры так же жестко, как героиню с кинореальностью.

В голове девушки есть лишь один способ вырваться из клетки - старший брат, крайне важный образ для кавказской действительности. В реальности вытащить из плена не удается даже ему. Стокгольмский синдром страшен не тогда, когда тело привыкает к истязаниям. Он пугает, когда в них уже нуждается дух.

Коваленко - ученица Сокурова. Она по-хорошему злоупотребляет длинными планами, чередует звук и тишину, а сценарий использует как инструмент киноязыка. Редкий прием в мире, где развитие сюжета стало почти единственным двигателем хронометража.

Фильм - дуалистичен с самого начала. Мужское и женское. Черное и белое. Беслан и мир после. Отцы и дети. Все они никогда не смогут сойтись. В этом Коваленко видит загадку Кавказа, чьи реалии для нее миниатюра самой жизни.

Забавно, что фильм, играя в реплики феминистических посылов, местами смеется над ними. Женщина - это шизофреническая полемика между традицией и свободой. Бесконечная в поиска ответа. И в меру бесполезная. Женщина с рождения проигрывает мужчинам. И большинству этот мир очень нравится. И вот здесь гендер точно не решает

В конце концов, Коваленко прекрасно поняла, что, чтобы написать сагу о свободе, не всегда нужен тот, кто в рабстве.

Сознательно ничего не читал о сюжете, хоть он и достаточно простой. Поэтому отдельные плюсы - как меня погружали в этот мир, потихоньку раскручивая простую и одновременно сложную в своей этике историю.

Что в итоге важнее - твоя свобода или твоя семья? А если по итогам даже кто-то умрет?

Умрешь ты, оставшись. Умрет близкий, если уедешь.

Умереть нельзя остаться. Запятую должны поставить все вместе. А лучше переписать текст.

Как там, в Ростове?

Тревожное кино, в каждой минуте своего гиперреализма Северной Осетии. Всё ждешь подвоха, удара под дых, подлости какой-то. То инцест мерещится, то снова инцест ) Но у создателей хватает некого аристократичного чувства такта, не перекручивать историю или показывать ужасы, а давать зрителю лишь повод додумать их, вырисовывая историю маленькими, аккуратными мазками. Подглядывающей камерой. Лишь ближе к концу образуется общая картина этого замкнутого маскулинного мира (а на Кавказе иначе и быть не может), со своей логикой и правдой мужчин. И лишенных голоса женщин. Кира Коваленко сжимает кулаки своей героине и не дает ни одного шанса вздохнуть полной грудью практически до самого конца. Душно у вас, откройте форточку. Горы, точилы, заборы. Лишь на финальных титрах шум прибоя намекнет, что всё у Ады будет хорошо

Кира Коваленко — еще одна выпускница мастерской Александра Сокурова. Больше напоминающей дипломную работу дебют «Софичка» помог Коваленко заявить о себе. Тоскливо от того, что в обиходе до сих пор не существует подобного понятия, как «Кавказская новая волна». Кантемир Балагов, Владимир Битоков, Кира Коваленко. Конечно, ещё и Александр Золотухин. Но если фильмы первых трех режиссеров имеют свойство переплетаться друг с другом своим содержанием, тематикой и проблемой, то Золотухин сменил ракурс видения совсем в иное русло.

Новая картина Киры Коваленко «Разжимая кулаки» не пытается постепенно ложиться в одну постель со зрителем и удушающе его обнимать. Импульс начинает преследовать с самых первых кадров, встречая цветокоррекцией, больше походящей на ржавчину. А горы здесь сравнимы с бетонной стеной.

Главная героиня — Ада, хочет сбежать в другой город подальше от отца, который, в свою очередь, не может представить свою жизнь без дочери. Кавказская пленница, которая хочет вырваться в другой, как ей кажется, более свободой мир. А пока она здесь: где стены домов больше походят на расстрелянные лица, а сообщения о панихидах заменили всякие шоу и передачи по телевизору. Клетка внутри крепости, от которой Ада ищет ключ. И все это пропитавшееся чувство неволи демонстрируется через заборы, горы, металлические решетки, которые то и дело рифмуется с крупным планом Ады, чье лицо постоянно наполнено каким-то детским стеснением вокруг этих огромных отвесных скал. Она уже не ребенок, но еще и не достигла того возраста, когда человек именует себя взрослым.

Кира Коваленко — воительница. Её картина обладает смелостью высказывать наперекор тем состоявшимся устоям и традициям Кавказа, которые сегодня в виде скал и холмов с глазами наблюдают и держат в цепких лапах людей, чьи воображения о свободе так и остаются воображениями. И с помощью своей героини Ады она говорит не о том, что свобода — есть хорошо, а скорее о том, что бороться за право выбора — это нормально. Все окружение словно являет из себя каменный поток, который перестал помнить о человеческих правах. Теперь только приказы, а ты постоянно дрожишь по дороге домой к своему отцу в надежде на то, что всё обойдется. И так каждый день. Каким бы прошлое ни было, и как бы проблемы не связывали людей, в один момент нужно уметь отпускать.

Конечно, сравнения с «Теснотой» Кантемира Балагова неизбежны. Но, если история Балагова была более интимной по своему содержанию, более «тесной» и удушающей, то в картине Коваленко лишь опилки всего этого. Язык повествования, который применяет она, представляет из себя историю о более глобальных вещах, хотя на первый взгляд, может показаться, что перед нами еще один сюжет о семье, а главная проблема — это чрезмерная опека. И вся эта камерность перестраивается в театр внутренней борьбы одного человека. Персонажи, окружающие Аду — это не только двигатели сюжета, но и образующие определенные явления фигуры. Один олицетворяет свободу и будущее, другой — неволю и прошлое. И все это в постоянном поединке. Внутреннем поединке, который происходит у Ады. Будто вот-вот эта тяга к будущему, и тянущая веревочка из прошлого разорвет ее напополам. А если и не разорвет, то задушит. Благо есть курточка, которая стала эдакой кислородной маской для неё, но неизвестно насколько хватит воздуха в баллоне.

Кира Коваленко играет в своем фильме на нескольких уровнях, которые уже частично были затронуты здесь. Один из них — это основная история про девушку, которая хочет найти выход из отцовского дома и стать полноценным взрослым человеком. Второй — месседж с критикой о патриархальных устоях и правилах, ставших основой жизни. И третий уровень — это игра с символизмом. Один заголовок картины скрывает за собой гораздо большее значение. И дабы не раскрыть все секреты ленты, определение «разжать кулаки» — это как раз та самая отсылка на то глобальное, во что и превращает свой фильм Коваленко. Разжать — значит зачеркнуть все устоявшиеся устои и нормы. Отпустить — значит высказаться через призму искусства о том, о чем не принято распространяться через широкое обозрение на Кавказе в угоду национальной среды. Когда выбор будет сделан и скалы распахнутся, то и реальность способна сломаться от таких больших перемен.

«Разжимая кулаки» — это кино, представляющее из себя громкое высказывание, способное разорвать каменные глыбы заложенных принципов воспитания и заложенного менталитета. И не случайно в главной роли здесь женский персонаж, который превращает и без того смелую историю в еще более обжигающую повестку. И нельзя не отметить Милану Агузарову — та, которая и сыграла роль Ады. Полная робости и силы воли, ее героиня, отождествляет всю ту внутреннюю боль, тревогу и травму от недостатка воли и воздуха свободы. И главная ценность, идентифицирующая картину «Разжимая кулаки» как самостоятельное произведение, а не как оммаж на какую-нибудь «Тесноту», — это пульс, который Коваленко преподносит, а затем расщепляет. Ощущая биение сердца этого фильма, начинаешь чувствовать тот внутренний морок, который постепенно обволакивает. И пока семейные страсти живут в фильмах Балагова, картина Коваленко кричит и уничтожает. И неясно что, а главное кого уничтожает. Сложно понять на какой ноте Кира Коваленко ставит точку в своей истории, но очень хочется верить, что выстрелы способны разбудить всех остальных. Таких же заточенных и невольных, непосильных и отчаянных.

8 из 10

«Разве я солгу, сказав, что великие трагедии разыгрываются в тишине? Люди скрывают свои чувства и пытаются не показывать на лице ту бурю эмоций, которая захватила их душу. Напряжение словно бы скрыто и выплескивается лишь в тот момент, когда случается катастрофа.» - Из книги Карла Теодора Дрейера «О кино, статьи и интервью»:

Длинной канонадой разнеслись по небу отзвуки чего-то масштабного. Все в округе замерло, затихло и погрузилось в неспешную тавтологичную круговерть рутинных будней. Лишь только молодые люди в упоении пытаются предаваться наслаждениям, крутясь в неистовом машинном дрифте. Гонка жизненных удовольствий затягивает, кружит и опьяняет голову. Но в то же время под буксующими ликующими колесами поднимается что-то зловещее. Вновь восстает пыльная вереница прошлого, а за окном, дребезжащей от скорости машины российского автопрома, проступают величавые горы. И эти горы дрожат. Кажется, катастрофа уже случилась, а вот что же было после?

Это история о молодой девушке Аде, ее братьях и их отце, которые переезжают в горный поселок и пытаются жить тихой счастливой жизнью. В этом чудаковатом осетинском мирке Ада то ли раздражается, то ли развлекается от постоянных предложений своего ухажера Тамика свинтить с работы и покататься на машине, но ее младший брат Дако если что всегда на чеку и готов избавить сестру от занудного паренька, смело поработав с ним на кулаках. Надо заметить, что по ночам спесь юного храбреца спадает на нет и он приходит спать в комнату старшей сестры, потому что боится сильно надоевших назойливых кошмаров. Уставший после работы отец, закрывает дверь на все существующие замочные скважины, чтобы жаждущие приключений дети, вдруг невзначай не ушли веселиться, а после спокойно включает телевизор и смотрит какую-то необычную программу по местному телевидению, извещающую об умерших сегодня в Осетии людях.

«В фотографии есть две неправды»: - сказал фотограф Сергей Максимишин. Человек снимает не жизнь, а реакцию объекта на самого себя, потому как в момент спуска затвора не способен исчезнуть и априори заставляет обращать на свою персону незаслуженное внимание, которое выстраивает стену скептицизма между неверующим зрителем и создателем изображения. Вторая заключается в том, что профессионалы обречены кадрировать действительность и под воздействием своего субъективно-корыстного взгляда невольно лишают мир правдивых элементов, предавая окружающим вещам эстетическую выхолощенность.

Несмотря на то, что Кира Коваленко не фотограф и впрямую сталкивается с парадоксальной проблемой отображения реальности, она настойчиво идет в бой за правду и запихивает ее в кадр, стремясь приблизиться к своим персонажам настолько, что они начинают чувствовать напряженное дыхание кинооператора. Эта ситуация рождает необходимый эффект: герои становятся поистине дальнозоркими и впадают в состояние аффекта, который дарит им возможность верить и жить исключительно своими персонажами. Пока они заняты своим делом, кинокамера, словно уподобившись еще одному члену их семьи, в тончайших полуштрижках шатается за ними вслед, пытаясь на физиологическом уровне прочувствовать то, что происходит не в окружающем мире, а в их изломанных душах.

Старший брат Ады когда-то уехал в Ростов. Это его с таким странным нетерпением в начале фильма ждет на автобусной остановке сестра. Не дождавшись, уходит домой, идет в очередной раз на работу в продуктовый магазин и на секунду как будто забывает о нем. Но вот он уже дома и спокойно, занимается своими делами. Ни одна лицевая мышца не выдает в Акиме радости от приезда в отчий дом. Но с возвращением брата из темных закоулков семейных интерьеров проступает что-то неопределенное. Какая-то проблема, темный старенький ларчик в пыльном и забытом углу комнаты. Аким привез тот самый ключик, который покажет аккуратно уложенное на дне небытия желание, разрушающее окружающее пространство. В фундаменте дома зияет трещина, от какого-то землетрясения. Туман рассеивается, и мы замечаем, что от этих толчков дрожат даже горы. Что же все-таки тут случилось?

Эта краеугольный для истории фильма эпизод, который вскрывает незажившие до конца семейные раны и проливает свет на мечту главной героини– сбежать вместе с братом от странного отца, который не дает дочери пользоваться парфюмом, запрещает носить длинные волосы и не желает выпустить ее из собственных объятий. Вот они главные и прозрачные проблемы фильма: тема несвободы, угасания института традиционной семьи и убивающей отцовской любви. Именно об этом настойчиво повествует на протяжении всего хронометража фильма картина Киры Коваленко.

Наблюдая за происходящим, «кулаки в карманах» Марко Беллоккъо потеют от волнения, а изящные руки Робера Брессона напряженно скрестились между собой. Самый большой плюс работы Киры Коволенко – это ее безусловный профессионализм, невероятно точные мизансцены, подобные хореографическим па, пластика актерских движений вкупе с аккуратной недосказанностью. Вторая заслуга — это язык, который подобно музыке струится из уст обаятельных персонажей в виде осетинской речи, на помощь которой приходит невербальное стремление к общему объединению, выраженное через телесность. Когда не остается возможности разговаривать герои фильма обнимаются, скручивают друг другу руки, прижимаются во время сна, держаться чтобы не упасть с мотоцикла и злостно барахтаются, желая убежать подальше. Этот бессловесный диалог между героями хоть и становится предтечей смерти, но всячески пытается бороться с навсегда потерянной коммуникабельностью.

Пожалуй, фильму «Разжимая кулаки» не хватает лишь хладнокровности и жесткости, чтобы ударить зрителя катарсисом по голове, конкретности и прямолинейности сюжетостроения, чтобы войти в ряд разрывающих сердца драм, рациональности и эмоциональной отстраненности, чтобы вынести из фильма глубинное умозаключение, не лежащее на поверхности произведения. Хоть в фильме Коваленко очень много любви и сострадания к своим персонажам, но не в каждом эпизоде это дает нужный эффект, а порою выглядит избыточно. Кажется, режиссер так и не решила для себя на чьей из двух противоборствующих сторон остается ее мнение. Но в этой рецензии я не собираюсь ее ругать и наподобие самой Киры Коваленко, оставившей катастрофу в Беслане за гранью своего фильма, не буду подробно останавливаться на том, чего не хватило фильму. Однозначно, это достойное вашего просмотра кино.

7 из 10