Блокадный дневник (2020)

О фильме «Блокадный дневник» я впервые узнал в 2020г. когда в сети появился его тизер-трейлер, где мужчина везёт на санках хлеб в детдом, спотыкается и роняет его, а люди из стоящей рядом очереди, медленно тянутся за ним. Практически все тогда разругали режиссёра трейлера, что он показал ленинградцев толпой зомби и я… не мог с этим не согласиться, поскольку они действительно их, очень, напоминали. Но сам трейлер был очень драматичным, тяжёлым и я решил дать фильму шанс. И вот, по итогам просмотра «Блокадного дневника» могу сказать, что вроде режиссёр Андрей Зайцев сумел показать тяжёлый фильм о жизни в голодном городе, но почему Ленинград показан именно так?

«Блокадный дневник» является полной экранизацией дневника Ольги Берггольц и «Блокадной книги» Адамовича (который, кстати, призывал расстрелять Белый дом в 1993г.) и Гранина (который предлагал установить в Петербурге мемориальную доску Маннергейму и говорил, что СССР не надо было освобождать Европу в 1944г.) и повествует нам о девушке Ольге, которая потеряла мужа в холодном Ленинграде, зимой 1942г. и предчувствуя, что она сама скоро умрёт, решает добраться до своего отца, который работает медиком в больнице на другом конце города.

И поскольку фильм – экранизация дневника Берггольц, то он сопровождается закадровым чтением Адреем Зайцевым выдержек самого дневника. То есть не закадровыми мыслями, а целыми книжными фрагментами. И это очень странно! Это же фильм, а не книга. Вы разве не должны были снять, то о чём читаете? Можно было пойти дальше и просто полтора часа, на фоне чёрного экрана, читать воспоминания блокадников. Представьте так делали бы другие экранизации с чтением фрагментов книги, за кадром.

Ольга весь фильм добирается до отца и снят Ленинград, конечно, очень атмосферно. Весь в снегу; пустой, обезлюженный город; здания разрушены, заброшены и покрыты снегом и сосульками. Честно, ощущение складывается, что Ленинград не войну пережил, а ядерный апокалипсис, а люди на улице это последние выжившие. И это очень тупо!

Почему? Потому что Ленинград не выглядел так. Наберите в ютубе любую хронику Блокадного Ленинграда (например, док-фильм Лозницы «Блокада» 2005г.) или его фото в «Яндекс-картинках» и вы увидите. Да, в Ленинграде было очень тяжело. Там не работал транспорт, электричество, водопровод, но город не выглядел как царство Снежной Королевы. Там были чистые здания, улицы расчищали от снега и город не был пустым. Люди продолжали работать, массово ходить за водой и хлебом. То есть город продолжал жить!

То же самое по поводу жителей. Мало того, что Ленинград показывает практически пустым, так там, похоже, ещё и был дресс-код раз все жители ходят в абсолютно одинаковых тулупах и замотанных шарфах. У всех жителей замершие, синие лица из-за чего они реально напоминают Белых Ходоков из «Игры Престолов». Люди в фильме бродят поодиночке, кто за продовольствием, кто хоронит близкого. Больше они ничем не занимаются.

Проблема в том, что не так это было! Опять же, посмотрите любую документалку или фотографии. Ленинградцы одевались в разную одежду и выглядели они не как зомбаки из клипа Майкла Джексона «Триллер».

По-моему, режиссёр Зайцев не очень понял суть подвига Ленинграда. Подвиг был не в том, что ленинградцы 4 года страдали от холода и голода, а том что, столкнувшись со всем этим, они не сдались, а продолжали жить и работать. Несмотря на 125 грамм хлеба пайка, холод, отсутствие транспорта и электричества; ленинградцы продолжали работать на заводах, оборонять город. В Ленинграде продолжали работать партком, милиция, библиотеки, театры, кино. В 1944г. там отмечали юбилей Пушкина. Именно в Блокадном Ленинграде, Шостакович написал свою седьмую симфонию. В Ленинграде находился ботанический сад и семенной фонд ВИР Вавилова, работники которых умирали от голода, но не съели ни единого зёрнышка и растения. В городе был зоопарк, сотрудницы которого продолжали кормить животных, хотя сами недоедали.

Вот в чём подвиг! В стойкости и мужественности лениградцев, которые не потеряли человечности даже в самый жестокий момент. И где всё это в фильме? Нам просто показывают, как снежные зомби в тулупах бродят по городу.

За фильм, главная героиня встречает: соседку-хабалку которая морит голодом новорожденную и бьёт сына, чтобы тот не открывал никому дверь; хабалку-старуху, которой она помогает переправить сани, а та даже не скажет ей «спасибо»; труповозчиков которые хихикают постоянно. К слову, труповозники это единственная социальная служба, которую нам покажут, работающей в фильме. И очень-очень-очень много трупов. Как будто фильм про средневековье. Не считая безымянного мужчины, который помогает Ольге встать, больше ни одного нормального персонажа.

Я не спорю, в Ленинграде были каннибалы, мародёры, предатели, детоубийство но не этим победа была одержана. Она была одержана стойкостью. Почитайте стихи той же Берггольц – «Я говорю с тобой под свист снарядов», «Разговор с соседкой», «Ленинградке» и зацените каким победным пафосом пронизаны эти стихи. Как в них восхваляется мужественность и стойкость жителей.

Единственный момент, где показана человечность жителей, это в том моменте, где они возвращают хлеб в детдом. И очень хорош разговор Ольги с сами-знаете-каким персонажем, который осуждает её за падшие мысли и говорит, что сам хочет жить, чтобы увидеть, как расцветут его розы, от чего и Ольга хочет жить. Это хороший эпизод, но в контексте уничтоженного Ленинграда это выглядит как разговор в постаппокалиптическом фильме типа «2012» или «Вводный мир» мол «Да, наша цивилизация уничтожена, но мы должны жить».

Вывод: Многие называют «Блокадный дневник» идеологическим заказом. Я не соглашусь. Я верю, что Андрей Зайцев хотел снять хороший фильм про Блокаду. В фильме хорошая атмосфера и есть пара хороших сцен. Но ключевое слово «хотел». Это странно, в каждом интервью Зайцев божится, что каждый кадр фильма основан на реальном событии, что он читал документы и воспоминания и при этом он не додумался посмотреть, как выглядел реальный Блокадный Ленинград на «яндекс-картинках», чтобы увидеть, что он не был заснеженной пустыней с тулупами на ножках.

Лично я всегда считал, что история Блокадного Ленинграда это история не про упадок, а наоборот про силу духа и мужества. И если прочитать произведения Берггольц, которую Зайцев типа экранизировал то это чувствуется, а вот «Блокадный дневник» показывает просто уничтоженный город и упадших жителей.

5 из 10

Медаль за оборону Ленинграда

сегодня Родина вручает мне.

Не ради славы, почестей, награды

я здесь жила и всё могла снести:

медаль «За оборону Ленинграда»

со мной, как память моего пути.

Истории о человеческих трагедиях не терпят фальши – особенно драмы, происходившие в реальной жизни, боль от которых порой не изжить целыми поколениями. Подвиг жителей блокадного Ленинграда, сумевших спастись в смертельной ловушке и ставших настоящей иконой триумфа силы духа, тем более не потерпит никаких манипуляций и патоки при переносе его на большой экран. Глядя на свежее детище режиссера Андрея Зайцева, «Блокадный дневник», оказавшийся триумфатором Московского кинофестиваля и «Золотого орла», понимаешь, что артхаусный подход, наверное, это лучшее, что может предложить сейчас российский кинематограф, рассказывая о Трагедии с большой буквы. Однако еще хочется понять, почему же этот фильм вызвал не духовное очищение, а некое недоумение.

В самом начале утверждая, что ни одна из историй в картине не выдумана, а взята из рассказов выживших блокадников и частично основана на воспоминаниях Даниила Гранина и автобиографической книге Ольги Берггольц «Дневные звезды», олицетворенной души измученного Ленинграда, Зайцев ставит исключительно утрированное и театрализованное действо о Мертвом Снежном Городе, утопающем по крыши в снегу и сплошь покрытом невообразимых размеров сосульками, напоминающими циклопические сталактиты. Жизни здесь словно нет совсем – даже снег исключительно серый, воздух застыл, покойниками усеяны квартиры, улицы, телефонные будки и замершие без электричества трамваи, а ленинградцы скорее напоминают ходячих покойников, витальное тепло вдыхают лишь воспоминания Ольги о детстве, заставляющие окрасить снежный ад теплыми красками флэшбеков.

Вот только подобная гиперболизация и гротеск вместе со сюрным поведением персонажей никак не соответствуют заявленной режиссером документальности, а преподносят историю как метафорическую притчу о Городе Смерти, что, с одной стороны, весьма любопытно и необычно. Но ключевой фразой здесь будет как раз «с одной стороны», поскольку подход Зайцева к материалу кажется однобоким и плоским. Детализация образов смерти и обреченности, которыми «Блокадный дневник» наполнен до отказа, производит жуткое впечатление, но вместе с этим никак не покидает ощущение, будто режиссер смакует эти моменты, стремясь поразить зрителя шок-контентом для нервной щекотки, заодно проводя откровенные и не слишком уместные параллели с зомби – достаточно вспомнить нелепо и вычурно поставленные эпизоды с толпой, хором бормочущей «хлеб», или оторванной рукой с зажатыми в ней продуктовыми карточками. Медленно передвигающаяся среди всего этого монохромного кошмара Ольга будто единственный нормальный человек в Чистилище, так как на её пути попадаются сплошь отморозки: грубые хабалки, истеричные милиционеры, обычные подлецы, даже те, кто пытается помочь, ведут себя грубо и без каких-либо положительных человеческих эмоций.

Здесь и кроется главная заноза фильма, не дающая воспринимать «Блокадный дневник» в соответствии с задумкой режиссера, унылым монотонным голосом не прекращающем вещать за кадром – как уже было сказано, позиция Зайцева ясна и в качестве атмосферной зарисовки о бесчеловечной сути блокады картина может работать. Вот только Ленинград 1940-х, несмотря на все пережитые ужасы, никогда не был городом обреченных – иначе он просто не смог бы выжить. Люди слушали радио, в больницах устраивали детям елки, горожане оказывали друг другу помощь и поддержку и в массе своей никогда не теряли человеческого облика. Признаваясь в любви к творчеству Ольги Федоровны, Зайцев почему-то не слышит, что в её стихах заложена прежде всего дикая, жизнеутверждающая и сокрушительная энергетика – для этого достаточно прочесть одну лишь строчку «Я говорю с тобой из Ленинграда». Ему будто очень хочется рассказать о событиях исключительно со своей колокольни – тем самым он то и дело «отнимает» у главной героини ее текст и порой лишает происходящее драматургической внятности, резко перепрыгивая от хоррор-эпизодов к гротеску, а от натурализма к претенциозности и пафосу. Да, это было страшное время, спасибо, что рассказы наших бабушек и дедушек хотя бы приблизительно позволили узнать о нем со своих слов. Но этот период ни в коем случае не стал торжеством Смерти и лишившиеся рассудка горожане не составляли его большинство – иначе на лютую гибель был бы обречен уже не только Ленинград, а весь мир, что и звучит особо пронзительно в финале стихотворения «Ленинградке»:

Зачем же ты меня изобразил

Такой отважной и такой прекрасной,

Как женщину в расцвете лучших сил,

С улыбкой горделивою и ясной?

Но, не приняв суровых укоризн,

Художник скажет с гордостью, с отрадой:

- Затем, что ты - сама любовь и жизнь,

Бесстрашие и слава Ленинграда!

Тема блокады Ленинграда негласно табуирована в отечественном кинематографе. Фильмы, которые делаются на эту неудобную тему, представляют собой либо чистую документалистику, как у Лозницы, либо отказ от привязанности к истории. Андрей Зайцев давно хотел сделать фильм, основанный на дневниках блокадников и книге Ольги Берггольц «Дневные звезды». Получилось ли у молодого режиссера выдержать грань между документалистикой и игрой?

Очень сложно писать и снимать на тему блокады. Все понимают, что тогда творились ужасные вещи, которые иногда сложно определить как человечные. Несмотря на это, осуждать их тоже кажется неправильно, в такой ситуации все мы могли утратить человечность. Прогулка по такому тонкому льду очевидно вызовет поток криков и склоков в массах, и по оценке на агрегаторах можно понять, что работа Зайцева была принята совсем не однозначно.

Ольга (Ольга Озоллапиня) молится богу в надежде на то, что тот поможет ей добраться до отца. Лежа в заиндевевшей комнате, вся ее сила концентрируется на этом желании, ей уже не хочется жить, лишь увидеть отца в последний раз. На своем пути она встретит все множество страданий ленинградцев. Люди, уже потерявшие свой человеческий облик, больше напоминающие закутанных ходячих мертвецов, они бредут за хлебом в единственном стремлении — выжить.

Зайцев делает акцент на лицах. Актеры передают глазами замысел автора. Это игра и есть сильнейшая часть «Блокадного дневника». В картонном Ленинграде живут абсолютно реальные люди, а если точнее, существуют в белой пустыне, напоминающей фото-инсталляцию. Режиссер не раз подчеркивает, что орудует исключительно документальными историями. Именно такое позиционирование и мешает истории, она выглядит недостаточно документальной и недостаточно художественной. Патетические замашки Зайцева, выражающиеся во фразах героев, не дают возможности пропустить историю этой трагедии через себя.

Такое псевдодокументальное роуд-муви заканчивается, когда Ольга доходит до своего отца (Сергей Дрейден). Эти полчаса — лучшая часть фильма, где наконец-то раскрывается замысел режиссера. Зайцев обнажал границы человеческой натуры, чтобы в конце вернуть маленькую Лялю домой и под крыло отца.

«Блокадный дневник» больше напоминает мрачную сказку, чем «фильм основанный на …». Поглощая тебя, он выплевывает на тебя по чуть-чуть жестокую истину о погибающих людях. Насколько это соответствует норме и истине решать уже не нам и вряд ли кому-то. Проблема картины Зайцева в том, что сам режиссер так и не решил, что он снимает — чистую правду или красивую, но страшную историю одной девочки.

Премьера фильма «Блокадный дневник» состоялась в рамках основного конкурса 42-го Московского международного кинофестиваля. Картина получила главный приз фестиваля и приз зрительских симпатий.

Фильм повествует о первой блокадной зиме, самом тяжелом периоде блокады Ленинграда, от лица женщины по имени Ольга. Собственно, базой послужили воспоминания Ольги Фёдоровны Берггольц, а вдохновением — «Блокадная книга» Даниила Гранина и Алеся Адамовича. По классике, путь от появления идеи до реализации занял 10 лет.

Как это выглядит

Серые и белые оттенки жизни (больше похожей на смерть) в размытых снегопадом и немцами рамках Ленинграда. Февраль 1942 года. Люди умирают от голова тысячами. Водопровода и электричества нет. Немцы периодически стреляют по домам, людям — и снова людям, который пришли на помощь первым жертвам. Очереди за хлебом, замёрзшем напрочь в -30 градусов, стоят с вечера или ночи, потому что других целей у людей просто не осталось. Ольга сидит в занесённом пылью, снегом и смертью доме, соседей почти не осталось, мужа тоже не осталось, как и еды, как и надежды. Она хочет увидеть отца — напоследок перед смертью. Но не знает, жив ли он сам. И предпринимает отчаянную попытку добраться в другой конец города, чтобы там умереть.

Зрителя плавно, но настойчиво вводят в эту ледяную кому, где всё заторможено. От голода и холода люди замедляются, медленно ходят, медленно думают. Мучительно смотреть, потому что такой темп жизни — как из триллера или очень грустной сказки. Это такое чистилище, где люди уже не живые, но ещё и не мёртвые. Они на грани поедания друг друга, вещей, детей. Могут замёрзнуть в пути или просто уснув. И так и остаются, словно памятники, вдоль улиц, в трамваях, на площадях. И кто-то продолжает — вот ведь работа — вывозить тела и пытаться их хоть как-то захоронить в насквозь поледеневшей земле. Одно сплошное бесконечное замедленное мучение, которому нет конца, и посреди него — женщина, которая идёт в никуда и рискует не дойти.

Что это на самом деле

Это травма, о которой мы будем говорить ещё десятилетиями, и не сможем остановиться, пока не подкосится новых травм. Она непроработанная, потому что люди просто не успели это осознать в моменте. Им надо было выживать во время войны, во время блокады. А затем — жить дальше и восстанавливать то, что осталось. Тоже как-то не до анализа. Спустя несколько поколений люди, которым, к счастью, не довелось увидеть произошедшего своими глазами, оглядываются туда, где они не были. Оглядываются в воспоминания родных, в книги, в поэзию, песни, постановки. Всматриваются. А затем, ослеплённые и в слезах, пытаются осознать, что они только что увидели. Как с увиденным жить — и как с ним жили? Как вообще это возможно пережить?

И вот это оглядывание не имеет конца. Даже если уже сотни фильмов были сняты о нашей большой национальной травме. Даже если тысячи книг были написаны о нашей главной трагедии. Эта тема до сих пор центральная. Мы не готовы жить дальше, пока все, кто считает нужным, не выскажется по-своему на эту тему. И высказывания не прекращаются. И получают главные призы фестивалей. Хотя, вероятно, других достойных кандидатов и не было. Или дело в том, что из всех тем в мире лишь эта — достойна? Наше общественное сознание фиксируется на теме войны, и это выглядит как фиксация на толерантности и многообразии в новых правилах «Оскара». Только эти темы, только эти люди. Но ведь кино в таком количестве рамок и ограничений перестаёт быть искусством. Оно превращается в какой-то инструмент, повязанный с политикой и неведомо чем ещё. А это неправильно. Кино должно оставаться искусством.

Вот что ещё странно: международный кинофестиваль собрал в конкурсе из 13 фильмов аж пять российских картин. Остальное — ближайшие друзья-соседи. Но это не в тему «Блокадного дневника». Просто такому фильму нельзя было не дать приз. О блокаде фильмов практически нет. И можно даже сказать, что такой фильм был нужен. Но в первую очередь он не про художественную ценность, а именно про то, что людям до сих пор нужно и важно говорить на эту самую тяжёлую в истории страны тему.

Чем действительно хорош фильм

Во-первых, игра Ольги Озоллапиня, исполнившей главную роль. Мне кажется, это очень тяжёлая работа. Картина, к тому же, очень часто балансирует посередине между игровым жанром и документалистикой. Так что вдвойне тяжело.

Во-вторых, форма исполнения. Повествование ведётся от первого лица. Мы слышим, что чувствует и думает главная героиня. Мы проходим весь путь вместе с ней. Видим Ленинград её глазами.

В-третьих, собственно, эта грань. Почти документальное кино. Оно даже не чёрно-белое — оно серо-белое. Ленинград напрочь потерял свой цвет. Люди перестали делить тот мир на цвета. Каждый день вмещал в себя только одно самое важное дело: выжить. Пока вокруг снег смешивается с прахом.

В-четвертых, атмосфера. Это настолько непередаваемо, что лучше просто один раз увидеть — на экране, не в жизни. Увидеть это чистилище, бесконечное и беспросветное — и никогда не забывать.