Сьераневада (2016)

Жизнь в постоянном соседстве со смертью стала темой, возможно, лучшей ленты Кристи Пую «Сьераневада», выполненной хоть и манере всецело разговорного, но програмно антиромеровского кино — высокомерный морализм и чтение нотаций в ней отсутствует напрочь. Собравшаяся на поминках большая семья становится символом всего не только румынского, но и западного, да и российского общества. Многие синефилы из наших соотечественников не раз подмечали, как в фильмах «новой румынской волны» точно подмечены вроде бы чисто русские реалии, оттого картины Пую, Мунджиу и Порумбою так любят у нас в стране. К этим реалиям можно отнести реликты советского быта и советской же (полухамской) манеры общения, непохороненных мертвецов прошлого и вечные споры о нем, как о настоящем, восприятие себя как периферии Запада, в который все никак не получается включиться.

В одной из лучших сцен «Сьераневады» представители разных поколений буквально с пеной у рта спорят о коммунизме — чем не сцена из современного российского кино? Пую писал сценарий, в одиночку, и что удивительно вполне в духе Роберта Олтмена смог проработать множество персонажей, их взгляды, поведение, характеры, смог совершенно блистательно соединить все эту какафонящую разноголосицу в слаженный хор, вновь, как и во всех его фильмах поющий отходную по нашему миру. Почти трехчасовое повествование, замкнутое в пределах небольшой квартиры, беседы и монологи обо всем на свете (от коммунизма и православия до «заговора» вокруг событий 11 сентября), даже вроде бы случайные бытовые реплики дают нам за это время узнать о героях столько, сколько бы не дал никакой блокбастер.

Лишь дважды нарратив выходит за пределы узкой локации (ведь режиссер хочет, чтобы в его ленте были главные герои — врач и его жена, актер, играющий врача, кстати, очень похож на Юрия Быкова) и оба раза осмысленно: первый раз — для экспозиции, второй — для трагического описания отношений сыновей к умершему отцу, которого и провожают собравшиеся родственники. Здесь в этом втором отступлении Пую осознанно цитирует «Торжество» Винтерберга, однако, его задача — показать не изнанку буржуазной семьи, как у датчанина, а дать зрителю понять, что прошлое в Румынии не умерло, а до сих пор саднит, болит, до сих пор не похоронено. Это еще один повод полюбить этот фильм именно в России, где, наверное, лишь Балабанов в «Грузе 200» высказался на эту же тему.

Также, как впоследствии и в «Мальмкроге», в «Сьераневаде» звучат христианские и апокалиптические мотивы: здесь торжественность панихиды заставляет на время забыть членов семьи о своих мелких дрязгах, а заодно и зрителя прочувствовать, как порой нелепы и гадки человеческие разговоры, выяснения отношений, взаимная ненависть и злоба перед лицом таинства смерти. По этой причине «Сьераневада» отчетливо делится на несколько частей: до прихода священника и после, до прихода Тони и после (приход последнего — своего рода пародия). Таким образом, в дом приходят, как ожидаемые, так и незваные гости, — первые вносят порядок, хотя бы частично выправляют хаос в доме (как, например, один из сыновей — военный), другие этот беспорядок усугубляют.

Пую будто на примере одного румынского дома и одной семьи демонстрирует нам маятник развития мира — от хаоса к порядку и от порядка к хаосу, монолог же священника о том, что Второе Пришествие Христа можно просто не заметить, становится духовным камертоном «Сьераневады», описывающей ситуацию, которая хоть и вызывает в финале смех трех персонажей, но на деле очень трагична. Что же эта за ситуация, которую описывает режиссер? Ее можно определить, как суету физического поминовения — Пую будто хочет сказать: «Наше прошлое не только не похоронено, мы совсем забыли о нем в суете выяснения отношений, сам мир умирает, движется к своей кончине, и мы умираем вместе с ним каждый наш день, но духовного отношения к смерти и мира, и нашей собственной, и нашего прошлого, у нас нет ни капли».

Духовно помянуть прошлое и тем оттолкнуть его от себя, понять, что и настоящее (то есть мы сами) тоже вскоре станет прошлым, что мир не вечен — на все это герои «Сьераневады» не способны, и наконец-то приступив к ужину, как и герои бунюэлевского «Скромного обаяния буржуазии» не с первой попытки, они могут лишь поедать съедобное в окружающем мире и ни о чем не думать. Однако, это пожирание-потребление совсем вскоре превратиться из «Скромного обаяния» в самоубийственную «Большую жратву», и тогда уже будет не до смеха. Ни персонажам, ни зрителям. Пую это знает, потому и оставляет финальное взаимопожирание за кадром.

Кино, являющееся тем, чем кажется. Это простой, чуждый лукавства фильм, и даже причудливое название объясняется лишь отсутствием возможности перевода на другие языки. Если вы не хотите, чтобы переводчики навешивали вашему фильму несуществующие смыслы, поступите как Кристи Пую — сами дайте фильму бессмысленное название, ценность которого в том, что на всех языках оно будет звучать одинаково.

«Сьераневада» — длинный камерный фильм, рассказывающий о поминках, которые происходят в одной румынской семье году в 2016-м. Предмет интереса режиссёра — сосуществование на протяжении почти трёх часов большого числа родственников. Этот интерес бескорыстен, автор не делает каких-то многозначительных выводов из своих наблюдений. Его задача — запечатление.

Смерть становится причиной объединения людей и держит их вместе. В отличие от рандомной свадьбы, ещё одного аккумулятора родственников, — поминки подразумевают безальтернативный факт. Смерть — это то, с чем нельзя спорить, в чём невозможно усомниться, что никак нельзя исправить. Это, мне кажется, и привлекает Кристи Пую к теме смерти, и уже, заметим, не в первый раз. Здесь имею в виду его награждённый пальмовой ветвью фильм «Смерть господина Лазареску». Монументальная незыблемость смерти становится фоном, на котором режиссёр разворачивает калейдоскоп условностей, мнений, подозрений и убеждений, являющихся содержанием человеческого общения.

Родственники встречаются в старой ещё советских времён квартире, и сами они — люди разного времени. Если раньше, в советское время, социальная среда людей объединяла, то теперь это скорее причина отчуждения — у каждого собственные убеждения, каждый живёт в своей собственной реальности. Чем меньше у людей общего, тем хуже они понимают друг друга, тем больше друг другу врут. Трудно понять даже близкого человека, особенно если приписывать ему собственные мотивы. Уже кажется, что люди слишком отдалились друг от друга, и общая картина мира невозможна. Скрепляющая сила обнаруживается сама по себе в лице вечности, с которой из поколения в поколение люди разговаривают, иногда позабыв значение слов, на её универсальном языке ритуала.

7 из 10

Этот фильм точно следует лучшим принципам проекта «Догма 95». Трудно объяснить самому себе, каким образом, снятое дергающейся камерой, неспешное повествование незаметно втягивает тебя в трехчасовой просмотр. Встреча большой семьи, где зрителю самому приходится расследовать кто кому кем приходится, до боли знакома своими вопиющими и хорошо знакомыми признаками. Неуютная квартира, нервная обстановка, не вовремя вылезающие проблемы, некстати пришедшие люди и, конечно, политические разногласия. Никакого украшательства действительности постсоциалистической Румынии. И по какой-то причине происходящее завораживает. Одним словом, сила сюжета и персонажей. Тот самый, упомянутый в описании священник, роль эпизодическая, но яркая и запоминающаяся.