Ариран (2011)

Не без самолюбования и заигрывания в заключительной трети фильма, этот необычный кореец совершает смелый, но абсолютно свойственный ему поступок — снимает серый и бедный фильм, дополняя блеклость бытовыми, яркими красками собственных эмоций.

«Почему ты молчишь, Ким Ки Дук? Тебе нечего сказать, Ким Ки Дук?».

А сказать, между тем, было что. Первая половина фильма выглядит действительно поисками обреченного. Это было очень искренне, без какой-либо иронии.

Поступательно, «с чувством, толком, расстановкой», мы видим человека, который действительно запутался. Эта общая потерянность безусловно ощущается и передается в том самом пьяном режиссерском диалоге самого с собой.

В конце, когда начались его любимые приемы в виде странных поступков, уже понятно, что ответ Ким Ки Дуком найден. В конце он просто играет с нами и даже слегка пижонит.

А значит, уже знает, что делать дальше.

А значит — подарит нам еще много своей вселенной, своего мира, своего кино.

Смотришь на это и понимаешь, что имея камеру и идею, каждый может снять свою картину. Наличие средств, группы, актеров — не более, чем отмазка.

Да, «Пальмовых ветвей» наверняка светить не будет. Зато, как шептала мечта в одном избитом выражении, можно попробовать.

Что у нас тут есть: тут есть отвратительного толка история, когда главная героиня ленты «Мечта» во время съемок, к сожалению, осталась висеть в петле после того, как сцену её суицида уже сняли. Спасти девушку удалось, но вот что самое противное — на площадке было около сотни человек, и никто ничего не заметил. Заметил сам Ки Дук, слава всему, прибежавший вовремя.

Проблема заключалась в том, что в дальнейших планах режиссёра была съёмка фильма с обилием батальных сцен, соответственно, и оружия должно было быть на площадке много действующего. Что логично, Ким задумался — а не случится ли чего-то ещё более страшного в процессе съёмок, если уж даже в не предвещающей беды «Мечте» всё вот так в конечном итоге вышло.

Здесь стоит пояснить, что Ким — действительно с тонкой душевной организацией режиссёр, потому работать ему заведомо было непросто, и, что логично, переживал данную трагедию он очень глубоко. Настолько, что оставил съёмки и уехал в Норвегию, где разбил палатку в лесу и начал заниматься самоанализом. Ровно в той форме, которая была для него привычна — он установил камеры и попросту разговаривал сам с собой. В дальнейшем эти монологи он попросту наложил друг на дружку так, чтобы получилась история в форме диалога.

Диалог получился, что называется, обо всём — начиная с внутренних перипетий, заканчивая восприятием съёмочного процесса в целом. За три года (да, за три года) материала накопилось более чем с лихвой, и, в итоге, из него «Ариран» и был собран.

Чем история завершается? Да очень сложным решением, на деле если судить — Ки Дук прекрасно осознаёт два факта: что он уже не разделяет в своём сознании личности актёров и персонажи, это первое, и что разорвать душевные связи с ними для нормальной дальнейшей работы ему всё-таки необходимо, это второе.

Потому он возвращается в родной город, объезжает всех своих актёров, которые с ним работали в разных лентах разного периода — и стреляет в них, снимая это на плёнку. Разумеется, пистолет не заряжен, но сам факт выстрела для подсознания более чем достаточен.

Сложнейшая биография, мы не спорим. Но смотреть, конечно, стоит.

«Он потрясающий!», первое, что я подумала, когда стала смотреть фильм Ким Ки Дука «Ариран». Начать знакомство с этим выдающимся корейцем я решила именно с этого фильма. Потому что в этой картине режиссер снимает то, что хочет. А в наше время это редкость и большая привилегия.

Документальная работа рассказывает зрителю о не простой истории творческой и личной жизни южно-корейского режиссера Ким Ки Дука. Фильм датирован 2011, за три года до этого на съемочной площадке ленты «Мечта» по неосторожности актриса в сцене самоубийства чуть не погибла по-настоящему. После этого режиссер картины Ким Ки Дук, испытывая чувство вины, решил уехать в глухую деревню и вести отшельнический образ жизни.

На протяжении всего фильма режиссер общается только с камерой. Иногда мы можем наблюдать интервью, которое он берет сам у себя и разговоры с собственной тенью. Добровольное одиночество, которое выбрал режиссер было оправдано. Это очень личная работа.

Думаю, Ким Ки Дук будет для многих открытием после этого фильма. Он не посредственен как ребенок и много говорит. Можно вечно рассуждать про психологию, но почему то совсем не хочется. Мы встретим нового Кима после этого фильма, и будут новые награды и силы.

Открывая себя, Ким Ки Дук открывает что-то новое и в нас.

Фильм «Ариран» стал для меня настоящим открытием, окутанным тайной и загадочностью. Режиссер задает в своей картине много вопросов про жизнь, смерть и искусство, но сам не всегда верит в те ответы, которые на них дает. Этот фильм очень неоднозначен, как и все его персонажи, которых объединил в себе Ким Ки Дук.

Сталкиваясь лицом к лицу с творческим кризисом и безысходностью, главный и единственный герой «Арирана» едет в глушь, чтобы почувствовать себя не всемирно известным режиссером с десятками премий и наград, а обыкновенным человеком, способным на чувства. Его ни раз предавали близкие люди, которыми он дорожил, как предавали однажды каждого из нас. Душа героя раскололась на части, он потерял вдохновение и больше не может создавать новые фильмы, так же, как не может довериться никому, кроме себя самого. Его честность и талант — все, что у него осталось.

В обычных фильмах искажаются многие вещи, но в этот раз Ким ки дук делает другое кино, в основе которого лежит драма его собственной жизни. Жизни без лишних прикрас, света и съемочной группы. Ким ки дук просто не может жить не творя. Даже когда творить, казалось бы, и не из чего, он создает искусство из обыденного, переплетая простую жизнь отшельника в палатке, его завтраки, обеды, ужины и долгие разговоры с самим собой в удивительную картину самопознания и философии.

Что такое жизнь? «Она ничтожна. Всего лишь секунда в мировом времени.»

Для Ким Ки Дука жизнь — это путешествие по холмам Арирана. Сначала карабкаешься вверх, затем падаешь вниз, и так снова и снова, но каждый раз встаешь и поднимаешься вновь, как бы сильно ты не упал.

Режиссер рассказывает о том, что всегда чувствовал себя одиноким, и жизнь была для него тяжелым испытанием. Он жил в толпе людей, но никто никогда не был ему по-настоящему близок. Ким Ки Дук был совсем один, и это позволяло ему создавать многие сценарии своих картин. Он не придумывал их, а просто умел наблюдать за жизнью, а сейчас он наблюдает за собой и создает картину про себя самого.

Но даже снимая исповедь наедине с собой, автор откровенен не до конца. Как бы тяжело ему не было, он не может изменить своей привычке и таланту — быть режиссером, поэтому добавляет драматизма в свое повествование и играет перед камерой даже в такой серьезный момент. Ведь, что бы он не снимал, это превращается в искусство. Как бы он не ненавидел себя или не чувствовал свое бессилие, талант от этого никуда не денется и будет рваться наружу.

Ким Ки Дук показывает зрителям, что искусство есть во всем. Каждый наш день наполнен драмой и символами, главное уметь правильно их использовать. Актеры и свет вовсе не важны, можно говорить и с собственной тенью об очень важных вещах.

Жаркое пламя огня противопоставляется в фильме холодному снегу, так же как противопоставляются друг другу разные грани расколотой души главного героя.

Одна задает вопросы и ругает вторую, а та лишь стыдливо прикрывает налившиеся слезами глаза, не зная, как себя оправдать. Они как будто играют друг с другом, пытаются выяснить кто же из них прав, а третья грань лишь насмешливо наблюдает за ними. Может быть в ней и есть настоящий Ким Ки Дук?

На протяжении всего просмотра складывается ощущение абсолютной документальности фильма, вплоть до самой кульминации, где герой убивает сам себя. Настолько хороша его игра, и драматичен образ, что ненароком начинаешь верить во все, что он говорит. Но насколько правдивой на самом деле не являлась бы эта история, рассказана она очень просто, и в этом ее красота.

Очень сильной метафорой мне показался повторяющийся несколько раз стук в дверь, за которой каждый раз герой не видел никого, кроме самого себя. Ведь никто кроме нас, не сможет прожить за нас жизнь, справиться со страхами, написать сценарий или снять кино, а вдохновение и решение всех проблем просто так не постучатся в дверь.

Уже тем, что Ким Ки Дук в начале фильма ставит вопрос о его природе: исповедь. документальный фильм или драма — он подводит зрителя к пониманию того, что воспринимать произведение надо по законам игрового кино: ни исповедь, ни документ жанра не подразумевает. По этой же причине он столь уничижительно отзывается об актёрах: он и сам всё это с успехом сыграет. Ясно, что в фильме он существует по актёрским законам, а вовсе не по исповедальным. Его обвиняют в неискренности, так он же вам с самого начала объяснил, что играет две роли Кима. а третий Ким это тщательно и умело режиссирует. Три года отшельничества позволили остановиться, обдумать свою жизнь настолько, чтобы всё это обрело обобщённую, художественную форму. Уже появление замысла — выход из депрессии, её преодоление. Фильм не для того. чтобы попытаться выйти из депрессии, а чтобы использовать биографический материал в творческих целях, как делают все. Ну что изменится, если Кима условно назвать Ченом? Кстати, с этим же связано ощутимое актёрское переигрывание: сигнал, что это не автор, а роль, а он — не профессиональный актёр — может и «пережать».

Какие же темы волнуют сценариста Ким Ки Дука?

Цель его пятнадцатилетнего марафона, зачем загонял себя и других?

Человека русской культуры ответы удивляют. Тут и успех, и слава, и даже утверждение страны в мире (подчёркивает — кинематографическом: ирония над гос. наградами). Как несколько чуждое — самореализация (значение слова «ариран», написанного китайскими иероглифами). Главное — рассказывание историй, которых так много вокруг, которые без него не расскажутся («улица корчится безъязыкая»), которых так ждёт зритель. Недостаёт познания мира, мессианства? Ну так ведь не Толстой, не Достоевский!

А вот корейский ответ есть: своего рода миф о Сизифе, тянущем на Ариран тяжёлый, срывающийся камень. Никакой экзистенциалистской зауми: просто вековой долг корейского народа упорно трудиться, возделывать своё поле (в том числе кинематографическое). Тем более, что переменил немало профессий, по опыту скажет, что работа отчасти и непыльная, и приятная. (ирония)

Вобщем, насколько Тригорин — Чехов, настолько же герой фильма — Ким Ки Дук.

Выводы мелковаты, хвататься за оружие — просто символ возвращения к деятельной. достойной корейца жизни. Не стреляет он в прошлое (это было бы чисто русское), кореец прошлое и своё, и своего народа ценит. В его фильмах это символ активности, поведения, достойного мужчины: эта позиция, выражаемая тенью, по сути дела, побеждает, ну а всякие предательства, сомнения мужественно преодолевать. А от прошлого никуда так уж решительно не ушёл: на мой непросвещённый взгляд «Тугая тетива» и лучше, и тоньше, чем «Пьета», хотя и уступает в масштабности обобщений.

А сама идея отличная: и спор с тенью. и изображение реальных признаков преодолённого кризиса. ну а пейзажи, качество «картинки», мастерство детали, раскрепощённость актёрской игры, в особенности пения — выше всяких похвал.

7 из 10

Использование кризиса в качестве повода снять картинку о путях поиска выхода из кризиса — весьма симптоматично, что и декларируется самим носителем кризисной ситуации. Это не графомания по-вендерсовски, это осознание собственной слабости перед кино и её признание. Нет причин полагать, что это неискренняя или эксплуататорская работа, пресловутая, обозначенная выше графомания или вырождение. Документальный фильм-исповедь работает как документальный фильм-исповедь вне зависимости от того, задуман он так или просто им притворяется. Ким Ки Дук спрашивает у Ким Ки Дука о том, что с ним происходит, почему он там, где оказался, ему же вторит его собственная тень. Хурма и тыквы молчаливо смотрят, дрова потрескивают. Постепенно то, что начиналось как документальное открытие души, ставится самим Ким Ки Дуком под сомнение, зерна нерешительности и колебания посеяны, продолжение документальной линии сливается с подстроенными эпизодами оценивания отснятого материала каким-то третьим Ким Ки Дуком, тем самым режиссером, который все это затеял и стремится понять, что же первых два актера там наиграли и наговорили в документальном фильме. Измышления о кино, как реплике жизни, находят свое место в самой жизни и становятся кино. Да не будет Уроборос помянут всуе. Финальный отрезок проходит аккурат в манере игрового кино, монтаж, камера, звук, три игровых события, злых по сути своей, не даром все рассуждения и упреки направлены в сторону именно отрицательных персонажей, происходит обличение зла самоуничижения и мазохизма, воплощенного в авторе, который подписал и исполнил приговор актерам через себя-актера и тем самым избавился от груза прошлого.

Личная сторона кризиса и слезы выносятся за скобки как множитель, документальный фильм становится драмой, это открыто постулируется, абсолютное проникновение жизни в игровое кино, разве можно назвать это игровым фильмом и разве можно — документальным?

Одно дело видеть такую работу в ходе ознакомления с ретроспективой, автобиографическая ли это лента, документальная ли, эстетское ли подтрунивание, как в «8 1/2», пародия и высмеивание ли, подобное «Лиссабонской истории», и совсем другое — воспринимать фильм как часть сегодняшнего дня автора, который только-только набрал ход и снимает всего-то двадцать с небольшим лет.

«Что я могу еще сказать, про что спеть?»

«Скажи мне…»

«О кино.»

В любом случае это трансляция авторской части реальности, в таком светом любой фильм можно считать документальным, любой фильм становится документом, свидетельством существования и действия автора, действительной уликой жизни. Фактическая реальность на всех одна, но каждый использует и ретранслирует ее по-своему, отсекает малозначительные и не важные части, акцентирует внимание на определенных деталях, сваливает все в кучу или же наоборот, пастеризует.

Холмы Арирана, полные жизни, холмы жизни, спуски и подъемы, изменение тональности, вверх и вниз, спуск в долину как обязательное условие последующего подъема на вершину. Не даром в конце он, привязанный к камню, держа в руках статуэтку, карабкается вверх по заснеженному склону туда, наверх, откуда молодыми глазами эпохи»… и снова Весна» смотрит на заледеневшее озеро в долине, покуда старые глаза полнятся слезами.

Фильм-признание. Фильм-откровение. Режиссер, известный не только в своей стране, но и за ее пределами, имеющий огромную армию поклонников, завоевавший награды престижных кинофестивалей — не побоялся рассказать перед камерой о своем творческом кризисе, тем, что с ним происходит, с чем связано, что на протяжении 3 лет он не выпустил ни одного фильма.

В «Ариране» зрителям предстает усталый, запущенный внешне, живущий далеко в глуши режиссер. Трудно узнать в нем того Ким Ки Дука, которого знали зрители по фотографиям и интервью — в своей извечной кепке, черных очках, с короткой стрижкой… И он просто рассказывает свою историю — без прикрас, эмоционально, ничего не скрывая.

Можно обвинить его в малодушии, слабости — плакать перед камерой, показывать свои слабые стороны, давая возможность кинокритикам поглумиться в дальнейшем над тобой — это ли дело режиссера?

Можно обвинить его и в желании набить себе цену (именно эту версию услышал на выходе из кинотеатра). Ведь если это личные переживания, сугубо личный взгляд на свою жизнь — зачем отправлять его в Канны и на другие кинофестивали?

Однако ответ дает сам Ким Ки Дук — Я не могу не делать кино! Он не может не делать — но вследствие многих жизненных факторов — и что-то сделать, реализовать — он тоже не в силах. Творческий кризис — это страшное явление. Когда человек творит, когда он не может жить без своих произведений (книги, фильмы, стихи…) — и столкнуться с ситуацией, когда и их создавать ты не в силах — это выбьет из колеи кого угодно. Ким Ки Дук старается анализировать то, что было, что произошло, как он делал фильмы и как их, возможно, делать не стоило. Он соглашается, что, возможно, иногда созданные им образы, ситуации, эпизоды — были жестоки по своей сути, хотя и несли определенную идею, заряд.

Режиссер, анализируя ситуацию, предстает в нескольких образах — старого Ким Ки Дука, до тех жизненных проблем, которые с ним случились и нынешнего, с грузом проблем, творческим кризисом. И он приходит, как мне кажется — к единственно правильному мнению — чтобы двигаться дальше, нужно убить то настоящее, те проблемы, которые тебя держат. И он идет на этот шаг. И я надеюсь, что уже в следующем году мы сможем увидеть его новый фильм, который нам представит новый, обновленный Ким Ки Дук…

Каждый новый фильм Ким Ки Дука — это открытие для меня, это ещё одна эмоциональная повесть об одиночестве, это молчаливый рассказ о людях, их проблемах и умиротворении. В его фильмах герои, молчаливые и зацикленные, развиваются, прогрессируют, переламывают себя или принимают обстоятельства. Они и жертвы, и причины происходящего. И, собственно, похожего я ожидала от этого фильма. Но «Ариран» — это другое кино и большой ошибкой будет ждать от него чего-то знакомого… Т. е. всем любителям «Ким Ки Дуковской перчинки» не стоит напрасно возбуждаться.

…Ариран, Ариран, Арарьо. Перевал Ариран, проведи меня, молю…

Для режиссёра с такой производительностью трехлетний творческий застой должен иметь серьёзные причины. В очень своеобразной манере Ким Ки Дук повествует о них. «Мне просто необходимо было снять фильм». Живущий отшельником депрессивный меланхолик, обиженный на весь мир, отвечает на каверзные жестокие вопросы режиссёра-циника и общается по душам с собственной тенью. Его ответы помогут разобраться со скрытым символизмом его фильмов, понять процесс рождения кино как способа самореализации, и приоткроют завесу над его персональным мироощущением.

…Ариран, Ариран, Арарьо. Перевал Ариран, проведи меня, молю…

Фильм смотреть поначалу очень сложно — ощущение, что ты наблюдаешь за пьяной истерикой близкой подруги. Здесь есть все составляющие: перепады настроения, тихое пение или, наоборот, истеричные вопли заунывной корейской песни, исповедь, самобичевание в алкогольном угаре, непонятная потребность что-то сделать и куда-то идти, но, чёрт побери, тебе интересно, чем это всё закончится!

…Ариран, Ариран, Арарьо. Перевал Ариран, проведи меня, молю…

Жалкая халупа, туристическая палатка, кошка, печка, собственноручно сделанные мебель и кофемашина, рисоварка и вместо туалета во дворе — маленькая лопатка. Простая жизнь, простая пища и простая видеокамера…Кино в стиле Догмы-98 и авторское кино в своём чистом абсолютном виде. Финал фильма…логичен — режиссёр «покончил» с проблемой.

…Ариран, Ариран, Арарьо. Перевал Ариран, проведи меня, молю…

Обычно немногословный в фильмах режиссёр в этом документально-драматическом кино ведет долгое повествование о жизни, кино и людях. Мне это скорее напомнило громкий душераздирающий вопль того, кто не может по иному выразить свою боль и одиночество. Или, возможно, мы видим ещё один fake, талантливое мокьюментари или видеоинсталляцию. Но что мешает фильму быть смесью истины, игры и настоящего или садизма, мазохизма и самобичевания? В целом, «Ариран» я бы назвала художественно-эмоциональным эксгибиционизмом или творческой рефлексией. В любом случае, для режиссёра — это вариант психоаналитического лечения депрессии, судя по всему, успешного!

8 из 10

Хорошо, однако!