Безразличие (2010)

Приходилось ли вам находить себя на старых фотографиях у кого-нибудь из друзей или родственников, на снимках, которые видели впервые, и которых никогда не было в вашем личном альбоме. Мне иногда приходилось. Всякий раз это пробуждало довольно сильные чувства, как будто переносишься во время и место, о которых уже и думать забыл…

В начале года в стране весьма ограниченно прошёл фильм «Безразличие», оставшийся почти незамеченным. Судя по тому, что на «Кинопоиске» не указано число посмотревших его зрителей, по всей видимости, оно исчисляется десятками, если не единицами. Между тем это черно-белое кино предлагало уникальную возможность совершить путешествие во времени — на 20 и даже на 40 лет в прошлое.

История его появления напоминает сказку о Золушке, вдруг ставшей принцессой. Фильм снимался в 1989-м году и представляет собой ретро-историю о 60-х, для чего в нём активно цитируется хроника той поры, но смонтирован и озвучен он был только в 2010-м. Год назад «Безразличие» показали на «Кинотавре», где оно неожиданно для многих получило Главный приз. Наверное, за редкое по нынешним временам качество — доводить дело до конца, и за предоставленную «возможность окунуться в те времена, когда искусство было важнее денег».

Несмотря на неуклюжий монтаж и косноязычное изложение истории, вкупе напоминающих контркультурное параллельное кино 80-х, в картине наличествует та трудно передаваемая нежность, что напрочь отсутствует в сегодняшнем российском кино и которую здесь не смогла убить даже современная компьютерная графика. Конечно, сильно помогла хроника и довольно умелая под неё стилизация (всё-таки Флянгольц скорее оператор, чем режиссёр, хотя у него за плечами нет престижного ВГИКа, а есть только незаконченный институт Культуры). Поэтому профессиональную руку ему пришлось набивать на производстве музыкальных клипов (для ДДТ, «Алисы», «Колибри» etc) и на снятом в 2006-м году полнометражном документальном фильме о Викторе Цое «Просто хочешь знать ты».

И хотя лично меня хроника 60-х с экологически чистой Москвой завораживала тут больше всего, в фильме есть и другие притягательные элементы. Так в главной роли можно увидеть совсем юного Фёдора Бондарчука, времён, когда у того на голове были не только уши, но и другая растительность; или Александра Баширова, на тот момент — после «Ассы» и «Иглы» — уже ставшего главным фриком советского кино. Или пропавшую актрису Ольгу Шорину, которую так и не могли отыскать, чтобы пригласить на озвучание роли, вот почему она, да и большинство исполнителей говорят здесь не своими голосами.

«Безразличие» — уникальный по нынешним временам прецедент «полочного кино». Во второй половине 80-х это был целый материк: на волне Перестройки из архивов вытаскивали запрещённые цензурой фильмы, которых набралось в итоге более сотни, и среди них шедевры — «Комиссар», «История Аси Клячиной»… Я смотрел их и глазам своим не верил, поскольку был уверен, что история нашего кино уже написана, а её переписывали заново. Столь массовая реабилитация, скорее всего, уже никогда не случится, и даже единичный случай, каким является данный фильм, вряд ли будет иметь повторение в обозримом будущем.

«Безразличие» Олега с магической фамилией Флянгольц ворвалось в мою кинематографическую реальность черно-белыми клубами живительного пара, окутало, заворожило и утащило прочь в неведомое гедонистическое никуда. Красивая, короткая и страстная история стандартной любовной фигуры, начерченной остреньким 3М в пространстве, стилизованном бутафорией под пятидесятые и постановкой под шестидесятые — в той их части, которая окутана бунтарской пеной вздыбленной Новой волны.

Искаженная плоскость перекошенного кадра вынуждает искать пути к нормализации картинки и в суматохе погони за ускользающими праотцами синематографической данности «Безразличия» нетрудно запыхаться. Поэтому наиболее действенный способ здесь — это отдаться потоку снисходящей на экран последовательности кадров. Характерной особенностью ленты можно признать целый ряд антинарративных эпизодов, которые посредством монтажа взрывают развитие основной линии и связаны с ней абсолютно условно через некоторых второстепенных персонажей. Это и есть одна из форм заигрывания с про-нововолновой стороной стилизации. При этом искусственность введения подчеркивается всеми возможными способами, от использования компьютерной графики и анимации до приглашения отдельного оператора для съемки сцены в кафе.

Уход в затемнение при проникновении в подвал как подводка воплощения контрастной черно-белой анимационной вставкой разыгравшегося в клаустрофобичной и неизведанной темноте воображения. Игра трансформации объектов при полном неведении относительно их истинных размеров или положения в пространстве. Поиск траектории движения среди пересечения белых линий, разбросанных тут и там наугад и складывающихся в причудливую картинку под влиянием таинственных шорохов и всплывающих в памяти образов, историй, рассказов.

Основная же линия до предела состоит из кадров, доверху заполненных актерским материалом. Абсолютное торжество крупного плана, очень тесные, плотные кадры без единого свободного квадратного сантиметра, лицам порой даже не хватает места и они рассыпаются каскадом отдельных фрагментов то в сладострастной, интимной близости свидания, то в неловкой тесноте четыреста первого «Москвича». Помимо этого, фильм почти полностью — за исключением нескольких эпизодов — переозвучен. И, в большинстве случаев, не голосами игравших актеров. Шаг, который производит эффект оглушающей свето-шумовой гранаты, легкая дизориентация от десинхронизации речи и движения губ еще больше усиливает нетрадиционность эффектов, производимых фильмом.

Сложносочиненное техническое несовершенство «Безразличия» идет в разрез с неожиданной пронзительной красотой фигурантов треугольника, Петя, Жужа и Опасный в классической зернистой картинке предстают своеобразными диссонансными артефактами, в которые хочется влюбиться, которых хочется бояться, интимная близость планов играет здесь не последнюю роль. Да и сама конструкция образов не представляется банальной и своей показной уникальностью приковывает внимание настолько, насколько это может сделать только объект обожания. Точные фразы, верные паузы, наигранно-отрешенные интонации колебания между интересом и усталостью.

Весь ворох из вставок архивной кинохроники, компьютерной и традиционной анимации, гипертрофированных погонь, полутора подворотен текущей реальности века двадцать первого, нарочито усекаемой статичными, либо крупными планами, в угоду создания реальности середины века двадцатого, переозвучка и уничтожающие повествование вставки проносятся ураганом по восприятию, чей владетель после сеанса волен либо сокрушенно посетовать на безысходность этого деструктивного акта, либо восхититься всей необузданной мощью и, воспользовавшись моментом, отстроить внутри себя что-то новое, процитировав хейтерам мелькнувшую в кадре джазовой погони невесть откуда взявшуюся на белоснежной кирпичной стене умозрительной котельной надпись «фак оф».