Спи, мое золотко (2005)

Раз уж солнцу вставать не лень, то и для семилетнего мальчишки это ерунда, тем более, что вокруг столько всего интересного. С виду кажется, будто деревенька близ Загреба ничем не отличается от десятков других, но Томица точно знает, что это не так. И дело не в редкой профессии дедушки-колокольных дел мастера или в уникальной способности тётушки к иностранным языкам, и даже не в живущей по соседству ведьме, превращающей непослушных племянников в садовых гномов, а неугодных мужей — в поросят, и не в пещере Али-Бабы, полной конфискованного у евреев имущества. Просто Трешневка — это дом, уютный и тёплый, где каждый житель — добрый знакомый, даже если это вредная девчонка Янья, которая так любит хвастаться своим умением читать, но так здорово умеет искать приключения. Отсюда не хочется никуда уходить и сюда всегда приятно возвращаться, ведь рядом с любящими людьми всегда чувствуешь себя в безопасности, даже среди грохота разрывающихся снарядов. Так что неудивительно, что отец Томица пришёл с войны раньше, чем она закончилась: он не трус, нет, и кто бы мог такое подумать, просто к дому его потянуло, к жене, к сыну, ведь что может быть важнее родного дома и крепкой семьи.

Детская фантазия безгранична и бесконечна, так что сказки появляются сами собой, вырастая из самых обычных вещей, изменяя пространство и время, превращая непонятное в таинственное, а страшное — в смешное. Племянница страшной ведьмы Тонка выдумывала себе принцев на белых единорогах и вместо жуков-навозников представляла королевские кареты, Томица с Яньей гуляли по шпалам навстречу стремительно надвигающемуся паровозу и свято верили, что с ними не может случиться ничего плохого, но стены этих построенных детским воображением воздушных замков разрушились с одинаковым грохотом и оставили после себя вполне осязаемые руины настоящего, а поднявшаяся пыль затуманила будущее — и ближайшее, и далёкое. Всё, что казалось таким ясным и понятным, взвилось в вихре вопросов без ответов, тёплые солнечные оттенки вечного веснолета смешались между собой, взметнувшись до небес тошнотворной жёлто-серой пеленой, на фоне которой так отвратительно ярки цвета новой, чужой и чуждой жизни. Красная помада на губах Яньи, целующей очередного прохвоста, пообещавшего красивую жизнь. Чёрное платье матери, оплакивающей родителей — искренне, и наконец-то упокоившегося мужа — с облегчением. Белые пузыри возле губ выдуманных персонажей очередного никому не нужного комикса, в который так легко спрятаться, приписав окружающим нужные слова и поступки. Сказочным героям везёт, и им не грозит ничего, кроме превращения кареты в тыкву. В жизни всё гораздо эффектнее: необычной формы воздушные шарики не лопаются с громким хлопком, а вырываются из рук и оказываются использованными презервативами.

Невен Хитрец рассказывает свою мрачную историю не только цветом, но и звуком, заставляя их идти навстречу друг другу, чтобы пересечься в момент превращения Томица из мальчика в мужчину, и разойтись, постепенно угасая. Громкие удалые песни весёлых маляров, умудряющихся танцевать на своих лестницах, сменяются плавными звуками далматинских клап, постепенно превращающимися в тягучие застольные из тех, что поют и на свадьбах, и на похоронах. Ноты обрываются, замирая в воздухе осколками недавнего радостного смеха и скорбного плача, и на веки недавнего наивного пострелёнка опускается равнодушная чёрная тишина, высасывающая из мира последние остатки угасающих закатных красок. Спи, моё золотко, пусть тебе приснится то, что ты потерял навсегда. Утро никогда не настанет, и вечер навсегда останется мудрее, но ты об этом не узнаешь. Тем, кто ложится спать, спокойная ночь. Спокойная. Ночь.