Последний поезд (2003)

Первый полнометражный фильм Алексея Алексеевича Германа трудно назвать самостоятельной работой, уж очень заметно, что Герман-младший старательно воспроизводил стиль и эстетику своего отца Алексея Юрьевича. А ещё это очень непривычный для нынешнего времени фильм. «Последний поезд» — это тяжёлая, монотонная картина о войне. О настоящей войне. Без пафосного патриотизма, без эффектных батальных сцен, без всей той «шелухи», которой переполнены современные военные картины. Чёрно-белая история о двух немцах, которые не хотят воевать, не хотят умирать. Они не солдаты. Один из них увалень-доктор, прибывший прямиком из Германии, второй — бывший почтальон, мечтавший стать актёром. Вокруг метель, русская зима, партизаны, война. В фильме нет никакого действия, одни диалоги. Это не лучшая работа Германа-младшего, нопосмотреть «Последний поезд», определённо стоит. Хотя бы для того, чтобы вспомнить, что война — это аттракцион, как в «Т34» и прочих блокбастерах, а ужас, грязь и смерть. И война никому ничего хорошего не приносит. Особенно — обычным людям, которые оказываются посреди этого ужаса.

Довольно трудно назвать дебют Алексея Алексеевича Германа «Последний поезд» самостоятельной работой. Это скорее трибьют своему гениальному покровителю и наставнику — своему отцу, а точнее даже некая демонстрация «правильного воспитания».

История повествования, вместе с камерой, следуют за неуклюжим, толстым врачом, мобилизованного из Германии на исходе войны на фронт, когда немецкие войска уже стремительно отступали назад. На пути в пункт назначения он встречает усталых, грязных, измученных, безумолчно кашляющих солдат, а по приезду и вовсе наблюдает их эвакуацию. Далее события развиваются скорее фрагментарно-медитативно, теряя логическую последовательность, являя собой своеобразное олицетворение бессмысленности «тумана» войны, где «русские убивают немца, немцы — русских». Блуждая в заснеженных, морозно-ветреных полях герой встречает почтальона, который, по воле случая, приехал на фронт на том же «последнем поезде». Будто заблудшие души в пустоте «междумирья» герои пробираются сквозь туманную дымку в неизвестном направлении, видимо, навсегда сбившись с маршрута, словно с жизненного пути, находясь скорее в ожидании конца, чем в надежде на спасение. При том, что почтальон, окутанный страхом гибели, старается, то ли по воле душевной, то ли в надежде искупить грехи, как можно скорее, сделать доброе дело, в то время как, погружённый в себя, задумчивый доктор Фишбах кажется совершенно потерянным, будто война заботит его меньше всего на свете.

Через, так называемую мной, «чистую кинематографию» (длинные монотонные кадры, минимальные диалоги, обилие естественных звуков и тд.) и военную тематику, вводя зрителя в полу-трансовое состояние, практически до физического ощущения присутствия, автору удаётся прочно передать многозначный экзистенциальный подтекст. Какая разница кто «на сцене» немец или русский, когда речь идёт об общечеловеческих вопросах и проблемах. Ведь очевидно, что перед смертью, страхом, отчаянием, отчуждением, душевным бессилием и потерянностью равны все. И на самом деле, страшно не умереть, или от мыслей что «лампочка» вот-вот погаснет, а то, что всё останется как есть, на своих местах, а о тебе, рано или поздно, забудут. Память развеется на ветру и растворится в пучине времени словно туман, который на глазах у всей природы, спрятал множество тел.

При всем своём кинематографическом качестве, высокой художественности и смысловой составляющей, стилистически и фактически (иногда, кажется, что даже по кадрово) «последний поезд» несёт на себе тень, и твёрдый отпечаток картин великого Алексея Юрьевича Германа (отца режиссёра данной картины). Может быть, поэтому в титрах мы видим не «Герман мл.», а гордое «Алексей Алексеевич Герман». Тем самым, автор заявляет о себе как о новом режиссёре в мире кино и, одновременно, отдавая дань уважения и почёта, как бы напоминая и гордясь своими корнями.

В начале 1944-го года на Восточный фронт с последним поездом прибывает немецкий врач Пауль Фишбах. Появление тучного, неповоротливого и страдающего одышкой доктора, который даже среди безлюдного русского поля кажется эдаким слоном в посудной лавке, выглядит неуместным и нелепым в момент, когда остатки фрицев пытаются любой ценой выбраться в Германию. В паре с пожилым почтальоном, также не способным принять идею войны, Фишбах пытается перейти обратно через линию фронта. В итоге два потерянных и беспомощных обморозка окончательно загибаются посреди хаоса советского контрнаступления…

Собственно, даже столь лаконичный «пересказ» выглядит явной сюжетной натяжкой, поскольку фабула, как таковая, в фильме отсутствует. Две рефлексирующие сомнамбулы в фашистской форме кружат в промозглом северном пролеске, окутанном плотным туманом, и, похоже, ищут вовсе не спасения, а как раз наоборот, — смерти. Впрочем, и такой вывод может тоже показаться натяжкой. Необходимость подводить картину под какой-то исчерпывающий содержание смысл пока явно не входит в число первостепенных задач Германа-младшего. Притом, что этот режиссёр, явно не лишен собственного мировоззрения (в отличие от большинства его коллег, перекочевавших в кино из рекламной индустрии), его, судя по двум первым лентам, интересуют пока только две вещи — форма и образ.

Стиль он заимствует у отца, а образ, если находит, то непременно доводит до абсолюта, если не сказать — до абсурда. Если задаться целью собрать и склеить воедино все кашли, прозвучавшие в нашем кино за все годы, и то вы вряд ли получите больше того, что накашляли герои в дебютном фильме Германа-сын. Ваша антология все равно окажется короче, нежели кашлянье персонажей в «Последнем поезде», ибо здесь кашляют все и беспрерывно. А если собрать и склеить воедино всю немецкую речь, что звучала в нашем кино, то по времени это будет немногим больше, нежели шпрехают дойч герои «Последнего поезда». Порядка 2/3 слов, прозвучавших в картине, произнесены на немецком языке. При желании этот фильм вполне можно было выдвигать на «Оскар» как германский.

Тем более что при очевидном пацифизме, в картине преобладают, скорее, антирусские (или антисоветские) настроения. Так выплывший из тумана партизанский отряд больше напоминает бригаду урок-налётчиков. По-деловому расстреляв полуживых фашистов, притаившихся на лесной опушке, «лесные братья» ещё более хладнокровно добивают раненых. Подхватив под руки подающих признаки жизни фрицев, они в упор разряжают в них обоймы (типа — лежачих не бьём), а потом также молча мародерствуют — шмонают и разувают трупы. Герман снимает этот проходной эпизод одним куском и на общем плане, не акцентируя внимания на деталях. В итоге возникает ощущение скрытой камеры, и вас охватывает та тихая жуть, которая случается, когда становишься невольным свидетелем того, чего видеть категорически не желательно.

Притом, что этот фильм собрал кучу призов, наград могло быть куда больше, появись он годом раньше или, наоборот, годом позже. Но в 2003-м Герману перешел дорогу Звягинцев. В Венеции из-за него Германа отфильтровали от основного конкурса, и в России «Возвращению» также отдали всё самое престижное. К тому же наших раздатчиков могла смутить слишком очевидная наследственность, которую не сочли за особую доблесть.

Меж тем, появление Германа-младшего можно считать своеобразным компромиссом природы: в то время как главный силовой жонглер нашего цирка продолжает готовить очередное выступление, его место занял «коверный», который пытается имитировать номер, подбрасывая надувные гири. У него получается довольно ловко, ведь он имел возможность близко наблюдать, как это делает тот, чей выход ожидают в нетерпении уже несколько лет.

Но с Германом-старшим всегда так. В 1983-м, когда непринятый «худсоветом» шедевр «Начальник опергруппы» (в будущем «Мой друг Иван Лапшин») уже год как томился на полке, его ленфильмовский коллега Семен Аранович снял «Торпедоносцев», среди которых задействовал и часть актерской группы «Лапшина», но, что самое обидное, Андрея Болтнева — центрального персонажа, откопанного Германом в далеком Новосибирске. Ещё бы год-другой и то же самое случилось бы с эстетикой, получившей название «германовский гиперреализм»: она растиражировалась бы по эпигонским картинам, снимаемым в соседних павильонах.

Но «Лапшина» всё-таки выпустили. Грянула Перестройка: все полки разгребли и всех реабилитировали. Вроде бы, работай, наверстывай упущенное. Но у Германа всё ни как у людей: вместо этого он взял ещё более длительную паузу — в 14 лет. И вот после «Хрусталёва», оказалось, всё повторяется один в один. И вот тут на авансцену вышел Алексей Алексеевич. Пожалуй, ни один из наших молодых режиссеров не отважился столь откровенно копировать отцовский стиль. Другое дело, что стиль Алексея Юрьевича едва ли не самый трудно поддающийся имитации. И чтобы следовать ему, надо обладать куда большей отвагой, нежели взять и пойти принципиально иным путём.

Хотя «Последний поезд» вышел в отечественный прокат, сей факт выглядит чистой формальностью, поскольку единственная копия официально заработала в России всего одну тысячу долларов. Это значит, что в кинотеатре германовский дебют посмотрели не более трёхсот человек, что можно считать своеобразным антирекордом.

Не хочется применять модное слово к этому фильму, хотя в принципе, наверное, это так.

Чтобы посмотреть этот фильм, надо забыть о слове «кино», надо вообще обо всём забыть, а сесть в кресло и просто погрузиться в происходящее — и вы провалитесь в прошлое, в странную (даже не страшную, а именно странную) серую зону, где не война и не мир, где не русские, но и не те немцы, которых мы привыкли видеть… Вроде ничего не происходит, но встать и выключить экран невозможно. Тебя втягивает, как в воронку, ты понимаешь, ЧТО на дне этой воронки, и ждешь этого почти зачарованно, в то же время не веря, как нельзя поверить в собственную смерть…

Мне даже не хочется смотреть другие фильмы Германа младшего — боюсь, что они будут хуже.

Чёрно-белый этюд Великой Отечественной войны. С другой линии фронта. Которой нет.

Этот небольшой фильм (час-двадцать, всего лишь) рассказывает историю хирурга Пауля Фишмана, призванного на фронт. Тучный угрюмый мужчина никогда в жизни не стрелял ни в кого, и, наверно, никогда не интересовался политикой. Он, вместе с военным почтальонам (так же призванном на фронт по своей гражданской профессии) ходит по занесённому пургой лесу. Между немецких войск, совестких, среди партизан — очередное наступление смело линию фронта. Они замёрзли, и еле двигают ногами, увязая в по пояс в снегу. Они ежеминутно кашляют, как и русские солдаты, такие же промёрзшие, такие же уставшие, замученные, заходящиеся долгими приступами кашля. Так же медленно, через силу они убивают друг друга — немцы и русские. А Фишман продолжает брести по лесу, понимая, что он никогда отсюда не выберется…

Если стилистика «Garpustum» демонстрирует генетическую связь с фильмами отца, то «Последний поезд» (дебютная работа Алексея Алексеевича Германа), кажется, повторением стиля. Как в классицистической живописи, когда молодой художник перерисовывал картины признанных мастеров, но не копировал, а скорее фантазировал на тему данной композиции. Но даже не смотря на некую потерю идентичности, можно только восхищаться работой молодого режиссёра: с художественной точки зрения она — безупречна! Восхищает и медленный ритм повествования и документально прописанная действительность — создающие затягивающую внутрь себя атмосферу, ёмкие глубокие образы, редкие диалоги, философская глубина которых заставляет мурашки бежать по спине, а главное бескомпромиссный реализм (как в последних фильмах отца). Описать его невозможно — можно только увидеть. Один из лучших российских фильмов этого десятилетия.

P.S. Ещё необходимо отметить операторскую работу. Дебют Олега Лукичёва выдался не менее блестящий, чем дебют режиссёра фильма. Лукичёву удалось с помощью картники передать множество совершенно не визуальных ощущений. Например, как тяжело идти по глубокому снегу в промёрзшей шинели. Очень нравится, что картинку нельзя назвать красивой (что было бы дико при данной теме), но при этом она притягивает взгляд. Позже Лукичёв стоял у камеры в «Garpustum», «Путешествие с домашними животными», «Юрьев день» (идущий сейчас в прокате) — образцовые по операторской работе картины.

9 из 10