Время и семья Конвей (1984)

Время и семья Конвей Фильм Владимира Басова

Целую ночь соловей нам насвистывал,

Город молчал и молчали дома.

Белой акации гроздья душистые

Ночь напролет нас сводили с ума.

И обмираешь восторгом, это домашнее музицирование в «Днях Турбиных» дарит тебе Россию, которую мы потеряли без вульгарности «конфеток-бараночек», без неясной, но ощутимой пошлости «и хруста французской булки». Вот такими они должны были быть. прекрасные люди, время которых безвозвратно уходит. А потом будет «Здравствуйте, дачники. Здравствуйте, дачницы. Летние маневры уже начались». Фривольная глуповатая песенка, Нет, милая, и паутина пошлости снова не липнет к ней. Как-то удалось это Владимиру Басову с фильмом. Отводишь знакомому с детства Дуремару из «Приключений Буратино» другую ступеньку в личной табели о рангах: прекрасный режиссер. А узнав, что фильм по пьесе «Время и семья Конвей» сделал он же, дивишься на себя, как могла пропустить?

Хорошо, что пропустила — понимаешь, едва начав смотреть, фильм откровенно плох, а кастинговый прием, коим воспользовались для подбора актеров, наводит на мысль не о творческих династиях и преемственности поколений, но лишь о кумовстве, протекционизме и коррумпированности. Дело в том, что пьеса охватывает два временных пласта: условно говоря «нынче» (1919 год) и после (1937). И я не знаю, что заставило режиссера взять на роли молодых героев детей маститых и увенчанных актеров, сыгравших Конвеев в зрелости, но то была скверная идея. Единственное, что обеспечил сей сомнительный прием, внешнее сходство: в чертах молодежи узнаешь народно любимых актеров, но ради такого, право, не стоило огород городить.

Есть пьеса, она замечательно хороша: горькая, мощная, пульсирующая внутренней энергией. Есть отлично выписанные персонажи, золотая молодежь в лучшем из возможных смыслов слова, юные аристократы (не буквально, Пристли писал о среднем классе, буржуазия, но духом, внутренней свободой, интеллектуальной раскрепощенностью, внутренней и внешней красотой). А нам подсовывают мажоров образца 1984, ни ступить, ни молвить не умеющих, предлагая любить и жаловать. Не вышло бы, даже если мы захотели, но спасибо, что-то не хочется. Непрофессионализму нет оправдания, когда речь идет о шедевре драматургии, убитом совместными усилиями.

Фильм производит впечатление претенциозного, чрезвычайно затянутого, перегруженного драматургически неоправданным засильем в кадре поющей и пляшущей (о, боги мои, яду мне) Руфины Нифонтовой на роли миссис Конвей и в целом зрелище являет собой жалкое, удручающе старомодное. Со вздохом, выключаю. Нет — собираюсь выключить, но прежде еще гуглю, не было ли других вариантов и наталкиваюсь на телеспектакль 1974 года, та же пьеса в постановке театра им. Ермоловой. Актеры большей частью незнакомы (шутка ли, сорок четыре года), черно-белый, длится всего час. Включаю и понимаю — бинго!

Телеспектакль московского театра им. Ермоловой.

То, что написал Пристли и даже немного больше (много больше? а так бывает? естественно, театр синтетический вид искусства и по-настоящему хороший спектакль, обогащенный совместными усилиями режиссера, актеров, композитора, костюмера, декораторов, гримеров должен быть больше пьесы). И не суть важно, что они переставили второй акт в начало. Дело, скорее всего, в чрезвычайно сложном гриме, состарившем Иветту Киселеву на роли миссис Конвей и придавшем возрастные черты молодым актерам. Здесь они пошли другим путем и много выиграли.

Это потрясающе хорошо: дымится как бикфордов шнур и вот-вот взорвется. И никаких поправок на ветер делать не требуется. О монохромности забываешь почти тотчас: буде захочется спецэффектов и чудес зрелищности, можно сходить на «Человека-Муравья» в IMAX, здесь живые люди, подлинные страсти, великолепный актерский ансамбль; игра, в профессионализме которой не сомневаешься.

Я сказала, что артисты незнакомы, это не вполне верно, Виктора Павлова (Левченко из «Места встречи» помнят все), а здешняя сцена разговора Эрнеста Биверса, которого он играет, с Хейзел не просто хороша, она заставляет воочию увидеть паука, оплетающего тенетами яркую бабочку. Маленькая безмозглая тварюшка еще не догадывается, что она уже мертва с того самого мгновения, как липкая паутина коснулась крылышка, но это так и очевидно зрителю. И страшно, гадко, по-настоящему омерзительно. Сцена Павлов-Архангельская маленький шедевр внутри спектакля.

Ключевая концепция не вполне та, какую я вынесла для себя, прочитав пьесу, но на то хорошая литература и существует, чтобы было множество трактовок. Даже когда она драматургия. Особенно когда драматургия.

Драматургия Дж. Б. Пристли была чрезвычайно популярна в СССР, одна из самых нашумевших его экранизаций это, без сомнения, «Опасный поворот» Басова 1972 года. «Время и семья Конвей» ещё одно обращение режиссера к творчеству Пристли, возможно не столь удачное как первое, но по-своему интересное.

В большой декорации изображающей богатый дом семьи Конвей хаотично бегает множество персонажей. Сюжет просматривается плохо, а смысл происходящего также туманен, как шарады которые разыгрывают молодые Конвеи. Видимо речь идет о непонимании близких людей, делёжке любви, крушении надежд и неумолимости времени.

Вычурные, коверканные фразы (словно пьесу перевёл переводчик яндекс), длинноты и затягивания, всё как-то в духе манерной чеховщины и начинает раздражать, как вдруг режиссёр мастерски раскручивает основной аттракцион фильма. И уже не тянет анализировать где он отошел от текста пьесы, понимаешь что главное не сюжет и не художественные достоинства фильма, а его уникальный актёрский состав — из отцов/матерей и детей известных актёрских династий. Любопытнейшее зрелище — игра генов, схожесть и различие черт, голосов и т. п.

Родители играют постаревших героев. Оговорюсь, только две героини не имеют своих отзеркаленных двойников — это Руфина Нифонтова/Миссис Конвей и креатура режиссёра Ирина Шмелёва играющая младшую дочь по сюжету умершую молодой.

Итак, начнем с девочек:

Кей Конвей — Мария Володина и её мама Маргарита Володина. Конечно дочь не так красива как «королева Марго», но играла неплохо. Удивительно, но для Маргариты Володиной этот фильм стал последним перед отьездом на ПМЖ во Францию, а казалось бы ещё сниматься и сниматься.

Мейдж Конвей — Елена Бондарчук и её мама Ирина Скобцева. Дочь очень похожа на отца, но с несколько неустойчивой внешностью. Сама Скобцева в несколько непривычном для неё амплуа — неудачливой старой девы, была убедительна. Всё-таки кроме уникального сексапила она ещё и хорошая актриса.

Вообще героини Володиной и Скобцевой были мне наиболее понятны, и вызвали хоть какое-то сочувствие.

Хэзел — Вероника Изотова и её мама Инга Будкевич. К сожалению, мать по всем статьям проигрывает дочери, как внешне так и манерой игры. Муза поздних фильмов Басова — Вероника необыкновенно красива и аристократична, не портит её даже странный тихий голосок.

Джоан — Наталья Стриженова и её мама Марианна Стриженова. Молодая Стриженова поражает кукольным личиком и чрезвычайной стройностью. В зрелом образе она предстаёт грузной блондинкой в которой уже трудно узнать одну из красавиц нашего кино 1950-х.

Мальчики:

Мужские роли были поскучнее, но все держались достойно.

Эрнест Биверс — Владимир Басов младший (известный зрителям по своему незабываемому перформансу «Чужие здесь не ходят») — с характерным голосом, пошёл в маму, знаменитую красавицу Наталью Фатееву. Сам режиссер появляется в пигмейском эпизоде.

Джералд Торнтон — Игорь Янковский и его отец Ростислав Янковский. В представителях этой актерской династии всегда ощутимо дворянское происхождение, но «благодаря» издержкам московской популярности Игорь Ростиславович не смог унаследовать зрелой благообразности отца.

Алэн Конвей — Андрей Леонов и Евгений Леонов. Евгений Леонов привычно отрабатывает камео, сын знаменитого лицедея как будто иллюстрирует известную пословицу…

Робин Конвей — Антон Табаков и его папа Олег Табаков. Ну что тут скажешь, и внешне и по манере поведения сын по-своему обаятелен, и очень похож на отца. Оба появляются в небольших ролях.

И пусть никто из детей так и не стал в один ряд со звёздными родителями, но все равно «Время и семья Конвей» навсегда останется уникальным проектом запечатлевшим как в капсуле времени неповторимое мгновенье вечности.