С вечера до полудня (1981)

Как хорошо порой критикам и как трудно порой зрителям. Первые могут смотреть фильм умом, а вот зритель оказывается с обнажёнными чувствами перед экраном и спрятать их за красивым словом не получается, потому что надрыв не схватишь…

А думать над ним не хочется, потому что боишься открывающейся перед тобой бездны.

Пьеса Розова, не смятая режиссура Худякова и актёры во главе… всё-таки с Филатовым задают вопросы: А можно ли любить наполовину? А нужно ли идти на компромиссы с жизнью? А любовь — это разве счастье? И она, как и осетрина, не может быть второй, в том числе и свежести?

И вся семья из тех, кто не покинул «сталинскую высотку», пытается держать оборону от беглецов и приспособленцев (всадники). В этом смысле Розов (без шуток) может показаться едва ли не сталинистом навроде Нины Андреевой — не могу поступиться принципами. Только вот Жарков-старший не опубликовался в Советской России… А мир вокруг стремительно бежит. Но прав ли тот, кто бежит? И как же тяжко, когда правы все — такой вот совсем неочевидный, особенно из сегодняшнего дня, моральный выбор.

Это великолепное кино было снято по пьесе Виктора Розова («Летят журавли», «ШУмный день»)

Имеется семья:

Старший Жарков (которого играет Всеволод Санаев; молодежи он, наверное, больше известен как дедушка из книжки Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом»:)) — писатель-графоман, случайно написавший когда-то хороший роман (советский аналог американца Кена Кизи), за что получил почет, уважение, деньги и огромную квартиру в одной из семи знаменитых московских высоток.

Средний Жарков, Ким (Леонид Филатов) — бывший спортсмен, сейчас тренер, от которого 7 с лишним лет назад ушла жена (уехала с новым мужем в Бразилию)

Второй ребенок Жаркова-старшего — Нина (Людмила Савельева). Ее 8 лет назад бросил любимый человек, после чего она совершила минимум 2 попытки суицида.

Все они глубоко несчастны, живут только прошлым, каждый своим, и единственное, что их по-настоящему держит в этой жизни, — это Жарков-младший, сын Кима.

Ему 16, он полиглот, изучающий 4 языка одновременно, и вообще — крайне положительный парень.

И вот в один прекрасный день (точнее, в два, с вечера до полудня) приезжают двое бывших любимых человека из прошлого — Лева Груздев (Эдуард Марцевич) и Алла (Наталья Фатеева).

И весь нерв, который, казалось бы, был глубоко запрятан в этой семье, прорывается наружу…

Это лучшая драма, из всех мною виденных, а смотрел и читал я их немало. Игра актеров гениальна, даже пацана (пожалуй, кроме одного крошечного эпизода в конце), есть масса едва уловимых нюансов, позволяющих, не боясь преувеличения, сказать — сейчас так не снимают. И, наверное, уже никогда не смогут.

Ночная сцена между Ниной и Левой совершенно потрясающа. Савельева здесь раскрылась, по-моему, как нигде. Ни Наташа Ростова, ни Серафима Корзухина, ни тем более Луиза Пойндекстер в ее исполнении не производили такого яркого впечатления и не вызывали во мне такого «щенячего восторга».

Жарков-старший спрашивает своего друга-критика:'… Ты мне скажи, что ты больше всего в художественной литературе уважаешь?»

Тот отвечает: «Чудо. То, что откуда-то с неба падает помимо воли и разума. Чего никогда не выдумаешь. От чего все — и главные мысли твои, и характер, да и само содержание даже — особым смыслом освещается.»

В этом фильме чудо, безусловно, присутствует.

И последнее, мне совершенно очевидно, почему этот фильм почти не показывали в советское время. Не понятно, как вообще его разрешили снять. Но почему его не показывают и сейчас — загадка.

10 из 10

Глядя на семью Жарковых нынешним циничным взором, понимаешь, что, как это не прискорбно, но дурдом по ним плачет. Герои, впрочем, колоритны и, что говорится, на все времена. Реплики вот только у них частенько прорываются бредовые, даже для 1981 года, хотя можно оправдать сей феномен более ранним написанием пьесы (начало семидесятых), но все равно вылетающие из уст шестнадцатилетнего Альберта тирады в духе комсомольцев 30-годов (а то и 20-х!) или непрерывная паранойя со «всадниками» наводят тоску. Беда в том, что патетически-нравоучительная составляющая розовской пьесы ничуть не менее архаична для 1981 года нежели злосчастное «позапрошлогоднее сено» Андрея Трофимовича Жаркова. Что поделать, современным быть опасно — можно выйти из моды, как заметил один несоветский писатель. Впрочем, это кажется, единственное слабое место.

Тем более удивления достойно, как из «социальной драмы» получился такой глубокий, психологически-тонкий, камерный, очень атмосферный фильм (спасибо режиссеру, оператору… ну и актерам!. Фильм, который поразил меня когда-то в детстве, и который не могу забыть до сих пор. И уже не важно, что говорят герои — важно как говорят, не разум, но чувство, не идея, но впечатление. А еще, сейчас, тридцать лет спустя все предстает в каком-то более глобальном и роковом свете, предчувствие скорого неминуемого вымирания этих людей как вида, как некоего атавизма невозможного вне того времени, того общественного строя, вымирания всего этого мира с милым добрым патриархальным укладом, интеллигентностью, ранимостью, порядочностью, с нарастающей опустошенностью и неспособностью противостоять жестокой реальности грядущего тысячелетия.

Образы созданные на экране достаточно многогранны, чтобы не быть просто масками, в каждом персонаже будто раскачивается собственный психологический маятник. Ким — то мужественный и надежный, и тут же — совершенно невменяемый когда дело касается отношений с бывшей женой, честный — но не смеющий признаться сам себе, что за его речами о «всадниках» и укрыванием сына от тлетворного влияния собственной матери кроется элементарное желание вернуть Аллу. Нина — разумная и чуткая, заботливая хозяйка, любящая сестра и тетка, но сходит с ума по бывшего жениху. А что же «бывшие»? Такие ли они неуязвимые и благополучные какими стараются казаться? Лев раздражает своей прагматичностью и непробиваемостью — но так ли легко ему дается это ежеминутное умерщвление чувств, и не похож ли он со своей бодрящейся улыбочкой, вкрадчивым голосом и блуждающим взглядом на безумца более, чем даже Нина, глотающая пачками снотворное и успокоительное. А Алла? Несмотря на заграничный лоск, по-моему — это единственный трезвый и по-своему честный человек в этом доме.

Нина и Лева Груздев. Это было вообще ни на что не похоже. Добрую половину фильма нам недвусмысленно намекают, что Лева этот — мутный тип, а именно — подлый и бессердечный (давным-давно бросил Нину), беззастенчивый и наглый (оказавшись без номера в гостинице, не моргнув глазом напросился на постой к той, о которой и думать забыл, цветочков даже не купил из экономии), «всадник» и карьерист («скачет» по трупам, деликатно поучает подрастающее поколение, в лице Альберта «переступить» — ради высокого идеала, само собой — через свое малахольное семейство и бежать куда-подальше пока не свихнулся, как истеричка-тетя, параноик-папа и тихий шизофреник-дедушка, к хищнице и «всаднице» Алле (которой Груздев явно симпатизирует) — родной матери Альки). Ко всем грехам в придачу гость еще и радостно приплясывает под бездуховную заграничную музычку, чем окончательно настраивает против себя правдолюбца Кима и тот порывается выкинуть Груздева в окошко. Вообще то Лева довольно быстро сообразил, что задерживаться в этом доме ему будет «себе дороже», но деваться некуда… И что же? Теперь уже Нина в слезах умоляет полусонного ночного гостя «переступить» через свою порядочность и подарить ей ребенка… Вот так… И хотя Леве-то и переступать не через что, но что-то ему подсказывает отмораживаться до последнего. И не зря, потому что Нина перейдя от истерических слез к истерической же серьезности заявляет, что чуть было его не убила. И в ее намерения веришь — человек однажды пытавшийся покончить с собой не остановится перед чужой смертью… Кто из них прав — неизвестно. То ли Нина, способная пойти на унижение ради своей «единственной любви», и не теряющая надежду заразить этой любовью и расколдовать ледяное сердце своего «прынца», как Герда в сказке Андерсена… То ли прав Лева, призывающий к буддистской непривязанности и освобождению от страданий.

Но безумная ночь проходит. Финал неотвратим. Роман, который Андрей Трофимович писал долгие годы — собственноручно сожжен. Ким находит в себе силы отпустить сына. Казалось бы — вот оно освобождение от привязанностей и страстей. Но вместе с Альбертом будто жизнь покидает дом Жарковых, воцаряется тишина и запустение, все словно погружаются в летаргический сон. Впрочем, один человек все же заплакал. Это был Лева…