Реконструкция (1970)

Костас Гусис вернулся с заработков, но дома его уже не ждали. Сначала сын отказался называть отцу свое имя, потом несколько дежурных объятий, миска супа, неискренние улыбки и смазанная маслом веревка. Пока дети играли во дворе, жена с любовником затягивали петлю. Труп сбросили в сырой подвал, а потом безуспешно пытались захоронить тело в узкой лисьей норе. Так как расчленение не в греческих традициях, то вскоре на свежей могиле будет посажен лук. Малограмотная буфетчица Элени и грубоватый пастух Христос попытаются скрыть преступление, но идеальное убийство им явно не под силу. Поездка в город по разбитой дороге закончится механистическим сексом в дешевой комнате, испорченным настроением и первыми подозрениями. Дальше доносы, казенные автомобили на склоне горы, инспектор, полицейские и жаждущие сенсаций журналисты. Криминалистическая реконструкция закончится попыткой самосуда, а стремительно пустеющая деревня на руинах древней Тефеи не досчитается еще нескольких жителей.

Фабулой дебютного фильма Тео Ангелопулоса очень легко обмануться, но это вовсе не триллер и даже не детектив, лента больше напоминает сухой отчет опытного криминалиста, способного подмечать самые незначительные детали дела. Стилистика «Реконструкции» выдает в Ангелопулосе бывшего студента-юриста, а ее подтексты предвосхищают блестящие политические картины автора, самостоятельная карьера которого началась вскоре после военного переворота.

Место действия фильма — деревня Тефа, расположенная в самом холодном и трудном для жизни регионе Греции. Двумя сухими статистическими строчками в самом начале зрителю сообщат, что количество жителей здесь за четверть столетия (с 1939-го по 1965) уменьшилось почти в 15 раз. Нетрудно понять, что вызвано это войной, постоянной государственной неразберихой и массовой трудовой эмиграцией. В те годы Землей Обетованной для многих греков стала Германия, предоставлявшая рабочие места менее успешным европейцам. В редких диалогах фильма (герои предпочитают молчать или произносить формальные, малозначащие фразы) можно услышать немало упоминаний страны, в которой человеку позволено жить по-человечески, работать всего по восемь часов и быть уверенным в завтрашнем дне. А в снятых из салона автомобиля кадрах часто появляется значок с тремя выходящими из центра лучами, всемирно известная эмблема крупного немецкого автомобилестроителя.

Мотивы убийства, вокруг которого развиваются события, далеко не однозначны. Инспектор, уверенно рассуждающий про аморальность порочной женщины, желает выяснить лишь необходимые детали и блеснуть знанием классических следственных техник. Журналисты бродят по запущенной деревне, пытаясь отыскать интересные штрихи для довольно скучного материала в беседах с местными обитателями. А те, кажется, уже давно смирились с собственной обреченностью и только иногда еще предаются светлым воспоминаниям о прошлом. Хроники реконструкции время от времени прерываются флешбэками, в которых можно увидеть то, что происходило после убийства. В отношениях Элени и Христоса нет ни намека на страсть или чувственность, которая могла бы хоть как-то объяснить причины преступления. Их связь родилась в большей мере от скуки и серости окружения, а совершенное убийство больше похоже на сублимированную месть за жалкое существование.

Грецию 1960-ых сложно назвать самым счастливым местом на Земле, даже улицы больших городов здесь удивительно пусты, а люди «с черными душами» в стране черных полковников стараются либо не покидать своих домов, либо держаться поближе к местам, где наливают крепкие напитки с ароматом аниса и курят дешевые сигареты. Народ пытается забыть про реальность, в которой по брусчатке маршируют военные, а небольшой допрос могут устроить даже в мотеле. В одном из последних эпизодов картины жена, загнанная в угол методичным инспектором, отчаянно бросается на представителя властей, но уже не в силах что-либо изменить, как и нация, ослабленная постоянной сменой политических режимов.

Режиссер отстраненно и даже с легким презрением следит за своими персонажами. Любовник присваивает себе паспорт убитого мужа, а вдову называет именем своей жены, но от этого замещения ничего не меняется. Ангелопулос отказывается от выстраивания психологических портретов героев, в своей серости они удивительно похожи друг на друга. Мы так и не узнаем имя непосредственного убийцы, это важно только для следователя. А вот автор для себя, похоже, уже вынес неутешительный приговор для колыбели всей западной цивилизации, ныне способной только на горькие парафразы собственных мифов.