Русские идут (1968)

Посвящение Конраду Вольфу, завершающее начальные титры картины Хайнера Карова, уже многое говорит о ней. Без всякого сомнения «Русские идут» задумывался режиссером как ответ на автобиографическую ленту Вольфа «Мне было девятнадцать», которая рассказывала о событиях весны 45-го года сквозь призму воспоминаний юного офицера Советской армии, с оружием в руках пришедшего в страну, которая когда-то была его родиной. Каров предложил альтернативный взгляд на те же самые события. Его герой, Гюнтер Валхер, ровесник Грегора Хеккера, воспитанный в духе нацизма, член гитлерюгенда и доброволец фольксштурма. Юноша, чей мир рушится под натиском наступающих большевистских частей. Тех самых частей, в составе которых идет на Берлин такой же как и он немецкий паренек Грегор Хеккер.

Вот только если картина Вольфа была обласкана многочисленными наградами Восточной Германии и Советского Союза (по заслугам, конечно — фильм, ведь, гениальный), то лента Карова увидела свет только спустя двадцать лет после своего создания, когда ГДР доживала свои последние годы, а в СССР вовсю бушевала перестройка. Слишком уж депрессивным показался ее настрой строителям коммунизма из руководства DEFA, подозрительно много в ней было мистики и как-то совсем уж мало оптимизма. Да еще, вдобавок, призрак русского юноши и немецкая девушка в финале общаются между собой почему-то по-английски — а это совсем уж непатриотично, с какой стороны не посмотри: хоть с советской, хоть с немецкой.

У Вольфа, конечно, тоже в картине далеко не все черно-белыми красками нарисовано было, но у Карова вышел какой-то совсем уж мрачный взгляд на поражение Германии. И судьба юного Валхера в финале видится покрытой туманом. Кстати, в снятом с использованием отснятого материала «Русских» фильме «Карьера» режиссер после войны отправляет своего героя в Западную Германию. Здесь же значительная часть картины посвящена изображению тяжелейшего шока, в котором находится главный герой и вся страна. Гюнтер не в силах выйти из состояния прострации, в котором к нему является призрак русского юноши, к чьей гибели он оказался косвенно причастен. И это чувство вины, наложившееся на тяжесть военного поражения и разрушение основ мировоззрения, вошедшего в плоть и кровь поколения главного героя, вызывает тяжелое нарушение сознания. Причем не только у отдельного человека, но и у всей страны. Выглядит это настолько тяжело и страшно, что неудивительно, что цензоры испугались. Тут ведь Восточная Германия уверенно строит социализм, а ей все о вине да о позоре толкуют. С этим, на Запад, пожалуйста…

Конечно, режиссер, пытался смягчить «маниакально-депрессивный» психоз своего фильма. Прежде всего за счет второго центрального персонажа картины. Игорь Рыбкин, застреленный немецкий полицейским на глазах Гюнтера Валхера, ни в чем не обвиняет своего визави, являясь к нему в видениях. Наоборот, кажется, что призрак русского парня приходит только затем, чтобы наладить понимание, смягчить то самое чувство вины, подружиться с виновником своей смерти… По крайней мере, звезда «Республики Ш. К. И. Д.» Виктор Перевалов делает все, чтобы остаться в памяти зрителя в классически-сентиментальном образе «непрожившего положенное». Вот только образ этот лишь усиливает жесточайшую депрессию главного героя и вызывает у зрителя чувства боли и растерянности. Совсем не те чувства, что должен был вызывать кинематограф социалистического реализма. Да и какой там реализм — с призраками и видениями воспаленного разума!

Добавьте к этому первую половину фильма, контрастирующую с финальной частью атмосферой патриотизма и энтузиазма немецкой молодежи, готовой защищать Великую Германию до последней капли крови. Карову ведь тоже в 45-м было шестнадцать, как и его герою, и он прекрасно помнил, как все это было. Обильное цитирование патриотического эпика Файта Харлана «Кольберг», который Гюнтер и его подруга Катрин смотрят с пылающими глазами тоже не могло добавить доверия к картине. Да, Каров играл на контрасте, демонстрируя как искренний порыв, замешанный на естественной для любого человека любви к родине и нацистской пропаганде, сталкиваясь со смертью и разгромом на фронте, превращается в полное опустошение. Но ведь он не давал никакого опровержения «черной магии» поражения. Не обещал светлого будущего, не открывал ворота в новую жизнь, как его вольный и невольный визави в кинематографическом поединке Конрад Вольф.

Это у советского лейтенанта Грегора Хеккера вся жизнь была впереди, а у его сверстника из гитлерюгенд Гюнтера Валхера она уже прошла. Будет ли новая — неизвестно. И с Германией — никакого оптимизма. Настолько тяжелым было обрушение собственного мира у поколения Хайнера Карова, что даже спустя двадцать с лишним лет оно переживалось как в первый раз. Принять оптимизм советского офицера Конрада Вольфа, пришедшего строить новую Германию с солдатами чужой страны, ему было невозможно. Но настоящей полемики не получилось. «Русские идут» был запрещен. Восточная Германия продолжила строить социализм и снимать бравые фильмы про индейцев и сериалы про отважных антифашистов, которых в кино студии DEFA было в разы больше, чем в реальной жизни.