Чёрные кошки в бамбуковых зарослях (1968)

Суть классического японского театра Кабуки очень точно может быть выражена в национальном японском костюме (пусть и беспардонно позаимствованном из Китая) кимоно: многое множество символов и церемониальных шаблонов, с виду выглядящих как бесконечное нагромождение материала… до тех пор, пока не будет задействован всего один потаённый шнур, и вся композиция ниспадёт, за долю секунды обнажив свою истинную простейшую и понятную каждому суть. Таково назначение бесподобно эротичной сцены с обнажением призрака невесты, кимоно которой изящно спадает с её тела, обнаруживая под собой полное отсутствие какой-либо другой одежды (см. скрытого смысла).

Действительно, при всей силе своего визуального воздействия и максимального усложнения интеракций, когда любое, даже самое незначительное действие, вроде протягивания руки для принятия чашки сакэ, превращается в сложнейший длительный ритуал, фильм «Чёрные кошки в бамбуковых зарослях» повествует в общем-то о самых простых вещах: о любви и отмщении. Два противоположно направленных устремления бытия, волею мастера сталкиваются между собой внутри этого эмоционально надрывного произведения, и от этого столкновения рождается то, что ныне модно было бы назвать драйвом.

Этот фильм очень японский — в нём всё гипертрофированно до предела. По сути, эта картина более тяготеет к театральной постановке, чем к кинопроизведению. Впрочем, жанр кайдана — традиционных японских городских легенд о призраках и демонах — одинаково популярен как в театре и литературе, так и в кинематографе. Взять хотя бы популярный фильм «Звонок», наделавший много шуму далеко за пределами дальневосточного региона. На самом-то деле, этот жанр довольно-таки кросскультурен — кто не любил в детстве рассказывать страшные истории, зловеще подсвечивая снизу своё лицо фонариком? Другое дело, что у японского кайдана есть свой несомненный колорит; и колоритность — главная особенность этой картины.

Этот фильм придётся по душе каждому, кто без ума от японской эстетики: костюмов, танцев (ключевого элемента кабуки), традиционных церемоний и гипертрофированного выражения эмоций. Видимо, так уж получается у японцев, что когда им надо слегка умыться, они открывают кран на полную мощность. Возникает ощущение, что этот скупой на эмоции народ вообще не привык размениваться по мелочам, предпочитая выдавать всё и сразу, оттого почти физически ощущается чрезвычайная эмоциональная нагрузка в каждом движении, слове и жесте.

Это кино также есть эталонный образец операторской работы — гения светотени. Умелые и чрезвычайно убедительные световые акценты и глубокий контраст каждой композиции обеспечивают картине максимально выразительный визуальный ряд.

Некоторые могут прийти в недоумении от логики действий персонажей, например, когда главный герой в упор не узнаёт родную мать и невесту, хотя не видел их всего три года. Но здесь надо понимать, что это нарочитое непонимание является лишь условностью, цель которой — максимальная эмоциональная передача ощущений демона-невесты, которая очень не хочет убивать возлюбленного самурая.

Кошка — ещё один непременный элемент японской мистической истории, связующее звено между миром живых и миром мёртвых, мяуканье которой стало лейтмотивом всей картины.

Вообще, происходящее за кадром (или, вернее будет сказать, вне кадра) — наиболее интересное в этом фильме. Обращает на себя внимание сцена с одиноко стоящей соломенной хижиной и появлением из леса отряда солдат, словно возникающих из небытия. После краткой сцены изнасилования (максимально условной, но от того не менее яркой), этот эпизод заканчивается той же сценой, что и начался: отдалённым планом с хижиной, только солдаты на этот раз удаляются. Затем из хижины начинает валить дым, занимается пожар. Это внекадровое событие, развивающееся на наших глазах, но в тоже время скрытно от нас, создаёт очень живое ощущение закадрового бытия, как если бы кино жило своей жизнью даже тогда, когда мы его не смотрим. Всё это есть признаки высокой режиссуры, и этим фильм напоминает работы другого, пожалуй, самого поэтичного японского классика — Кендзи Мидзогути: в первую очередь, «Сказки туманной луны после дождя». Но его киноязык представляет собой всё-таки уже недосягаемую высоту.

Фильмы Синдо, Мидзогути, Одзу очень зайдут тем, кто ценит в кино, в первую очередь, форму, а не содержание. Эти фильмы нужно смотреть максимально пристально, внимательно и неотрывно, как бы вгрызаясь в каждый кадр. Японское кино требует от зрителя глубоко проницательного взгляда и терпеливого созерцания. Если такую способность наработать, то фильмы, подобные этому, будут восприниматься как истинное совершенство формы.

Мяу!

Что это?

(примерно 12-ая минута фильма)

Черные кошки в бамбуковых зарослях

Вы помните фильмы Куросавы? Например, «Телохранитель» с Тосиро Мифуне или «Семь самураев». Вы помните самураев Акиры, какими они были, как он их показывал. А вот теперь посмотрите на работу Канэто Синдо «Черные кошки в бамбуковых зарослях». Так сказать, найдите 10 отличий.

По сюжету, горстка самураев (это просто свиньи какие-то, откровенно говоря) врываются в хижину. Насилуют двух женщин. Сжигают хижину. Спустя время — на пепелище прибегает черная кошка. Призраки-демоны начинают убивать самураев пачками. Одного за другим. Каждого, кто заходит в бамбуковую рощу.

Кино с двойным дном. О чем говорит Синдо? На войне, прежде всего, страдают те, кто не может дать отпор. Женщинам не место на войне. Это очень тяжелое зрелище, положа руку на сердце. Я немножко даже растерялся. Синдо припечатывает к земле. Обескураживает.

Казалось бы, самурай — звучит внушительно. Да? Нет, у Синдо — призраки-демоны пожирают самураев. Они рвут им глотки своими острыми коготками. Самураи — мясо, не более. Женщины (в образе призраков-кошек) мстят за свою погибель. Т. е. Синдо завернул драму в мистическую оболочку (кайдан).

Фильм стал настоящей классикой (как и «Женщина-демон» 1964 года). Возьмите современные азиатские ужастики (Звонок, Проклятие и др.). Откуда у них растут ноги? Вот отсюда, ребят. «Черные кошки в бамбуковых зарослях» очень влиятельная картина. Визуально — чертовски красиво. Черно-белая цветовая палитра, опять же.

Кто-то скажет — театральщина, устарело, сейчас подобным не испугаешь. Ну, не без этого. Хотя я бы поспорил на самом деле, ведь зарисовка с демоном, который держал во рту кошачью лапку, а-хи-хи, жуткая. С другой стороны, японский кайдан вообще не для всех, штука крайне индивидуальная, естественно.

При любом раскладе — поклонникам хоррора (особенно японского) не стоит пропускать «Черные кошки в бамбуковых зарослях». Хороший фильм!

7,5 из 10

Эта история настолько древняя, что даже сам рассказчик — Синдо Канэто, кажется, запутался в каком из веков это было и было ли вообще. Каждую ночь во тьме, окружающей Расёмон, юная красавица поджидает какого-нибудь запоздавшего самурая и под благовидным предлогом просит проводить её до дома через заросли бамбука. Она появляется всегда внезапно и невозможно угадать когда встретишь её. Но если ты самурай, то встречи не избежать. А началось всё с тех пор, как одним летним днём за бамбуковой рощей в своей хижине были изнасилованы и убиты две женщины, вернувшиеся после смерти в мир людей для отмщения.

После смерти женщин история перестаёт по сути принадлежать к какому-либо времени. Она уходит в совершенно другое измерение и пространство, раскрывая глубинные представления о демонической сущности человеческой души. По канонам синтоизма после смерти душа некоторое время выжидает момент когда рядом никого нет. Души тех, кто умер естественной смертью, становятся духом предков, а тех, кто принял насильственную — юреями. Но женщины в фильме это не совсем юреи. Здесь довольно сложный путь их душ. После смерти их чёрная кошка облизала израненные тела, а кошка, испившая кровь хозяйки становится кайбё — эта кошка-монстр со сверхчеловеческими силами обладает способностью превращаться в людей и часто использует средства мстительных призраков-юреев. Она передала свою демоническую силу хозяйкам, в обмен на это поклявшимся Богине мстить всем самураям и пить их живую кровь.

Пока красавица-невестка заманивает самураев она одета в прозрачную накидку (привет театру Кабуки) и платье, украшенные хризантемами, что символизирует осень. Это может означать сезон, когда происходит действие, но идут годы, самураи меняются, а кимоно остаётся прежним. Поэтому осенний узор отражает скорее всего тему смерти и приближение «зимы» человеческой жизни, что подчёркивается позднее темной накидкой матери Ёнэ (вместе с тем ещё указывает на её возраст и материнство) и цветочным узором одежды её сына Гинтоки в финале. После возвращения Гинтоки на платье умершей Сигэ появляется узор из крупных бабочек — летнего символа, но прозрачная накидка остаётся прежней — с хризантемами. Такой безмолвный рассказ любимому о собственной гибели.

Синдо применяет очень интересные приёмы для того, чтобы создать ощущение ирреальности. В цветных кинокартинах для этого достаточно наделить лицо демона бледностью сине-фиолетового оттенка, но в чёрно-белой такой приём невозможен. Потому после смерти крестьянские женщины начинают выглядеть как более знатные дамы — образ женщины-призрака, созданной Мидзогути Кэндзи в «Ugetsu monogatari»: сбритые брови заменены широкими чёрными мазками на лбу, выразительность глаз подчёркивают неброские стрелки, но макияж настолько естественный, что даже сквозь припудренное лицо проглядывает природная смуглость. На них более дорогая одежда и только по сандалиям на босую ногу угадывается их не очень высокий статус.

Демоническая суть выражается лишь в определённые моменты благодаря тонкому использованию современного грима театра Кабуки. Это происходит постепенно и полностью демоническое обличье будет показано лишь дважды: отражение матери в глади лужи по дороге к дому и в финальном столкновении с ней сына, ставшего самураем. При чём, если раньше пластика грима подчёркивала дух призрачной кошки в женщине, то в финале это уже полностью демоническая кошка. И здесь появляется интересный элемент: сымпровизированные рога в копне всклоченных волос при этом один рог сильно похож на кошачье ушко — явный признак того, что женщина становится дьяволом, находясь между человеком и демонической сущностью. Поэтому лицо матери Ёнэ даже в образе знатной дамы всегда более печальное, чем у её невестки Сигэ.

Нужно это и для того, чтобы более полно показать внутренний конфликт персонажа, «проживание» его жизненной ситуации, что берёт истоки из классической драмы Но. И будет не верно полагать, что омут печали в полных слезами глазах Ёнэ и некоторая медлительность развития её противоборства с сыном, отражают проблему выбора, необходимость принимать решения. Для каждого из них путь предопределён, ведь старое конфуцианское изречение гласит, что женщина в юности должна повиноваться матери, в зрелые годы — мужу, в старости — своему сыну. И даже после смерти сын указывает матери на то, как она должна поступить, не позволяя её духу успокоиться и перебраться в верхний мир.

Призраки плывут по воздуху, окутанные дымкой, совершают акробатические прыжки: перекаты, сальто, перевороты, уклоняясь от самурайского меча. А особенная мистическая атмосфера создаётся благодаря затемнению пространства. Его зыбкость ощущается за счёт наложения кадров друг на друга. Так посреди бамбуковой рощи появляется красивый дом, куда кайбё приводят самураев. Этот дом-призрак по конструкции ни что иное, как сцена театра Но с условным альковом внутри и хасигакари, где Ёнэ под звуки барабана исполняет символические танцы, заменяющие устный рассказ о происходящем: даже в быстрых вращениях заметна грациозная медлительность, а ближе к развязке её движения олицетворяют таинственную сокровенность — югэн, и прокладывают мостик к саби — красоте одинокой печали. У Ёнэ и Сигэ образуется замкнутая линия перемещений в доме, символизирующая постоянное возвращение к себе самой, на место дзёдза, как бы уготованное им судьбой.

Корни истории идут из фольклора и вряд ли нужно искать в этом мистическом киносказании точное соответствие исторической эпохе, что постоянно подчёркивает режиссёр — это скорее авторская ирония, чем указание на эпоху: то упоминается известный аристократ хэйанской эпохи, сын императора, Хикару Гэндзи, то одним из персонажей выступает знаменитый воин Минамото но Ёримицу (Райкo) или подробный рассказ Гинтоки о том, как его забрали воевать (в эпоху Хэйан крестьян уже не забирали на службу, а само самурайство только зарождалось) — здесь всё условно, как в постановке театра Но, элементы которого преобразованы и дополнены киноприёмами так, что остаётся лишь поражаться изобретательности японца, сумевшего показать приемственность традиций и своё отношение к ним, с утончённым психологизмом приоткрыв тайну загадочности души восточного человека.

Средневековая Япония, раздираемая на части нескончаемыми междоусобными войнами, крестьяне, страдающие от набегов самураев, рыскавших по деревням в поисках провизии, убивающих всех налево и направо… Ни один демон не сравнится с войной по жестокости и кровожадности. Множество легенд и мифов рассказывают потомкам о тех страшных временах, они передаются из уст в уста, разыгрываются сценами в театре Кабуки. Кайдан — популярный в Японии жанр страшного мистического рассказа о призраках, демонах, оборотнях. И очень большая часть этого фольклора повествует о кошках-оборотнях — бакэнэко, мстительных и жестоких призраках убитых или покончивших с собой женщин, которые превращаются в кошек и мстят своим обидчикам и их семьям, их потомкам. На основе таких легенд и написал Канэто Синдо сценарий к своему фильму «Черные кошки в бамбуковых зарослях».

Мужа Ёны давно поглотила война. Остался сын, который возделывал рис, чтобы кормить мать и свою невесту Сигэ. Но солдаты забрали его прямо с поля и увели с собой на эту проклятую войну, требующую все новых и новых солдат. Женщины остались одни. Однажды в их хижину ворвались самураи, больше похожие на шайку бандитов. Они изнасиловали и убили женщин, а уходя сожгли их дом. И только кошки, выйдя из зарослей бамбука, слизали кровь с их тел. По японскому поверью, кошка, испившая крови убитой хозяйки, становится демоном-призраком, демоном-оборотнем, способным принимать облик хозяйки, и призрачная душа хозяйки может вернуться в наш мир для мести.

Вскоре после гибели женщин, у ворот Расёмон стали появляться две женщины. Они обманом завлекали в свой дом встреченных в бамбуковом лесу самураев, ласками заманивали в постель, а потом убивали их, вгрызаясь в горло. Правитель Райко посылает молодого воина, получившего на войне имя Гинтоки (из бамбуковых зарослей), и приказывает уничтожить демонов.

В лесу Гинтоки встречает женщин, очень похожих на его мать и невесту, которых он не нашел, вернувшись домой. Сосед рассказал, что Ёнэ и Сигэ пропали… Но тогда кто же эти женщины? И девушка так похожа на его невесту Сигэ, что увлеченный ею, он забывает о приказе повелителя.

Канэто Синдо, родившийся в Хиросиме в 1912 году, неоднократно обращался в своем творчестве к антивоенной теме, снимая фильмы разных жанров. «Черные кошки» тоже несут в себе сильный антивоенный посыл. Можно ли бороться с демонами в себе, можно ли победить их, когда самый ужасный демон — война, каждый день порождает новых демонов, пожирая души и тела своих жертв? Как понять, кто перед тобой? Мать и невеста, которых ты наконец нашел, или демоны, которых ты должен уничтожить? И кто для них Гинтоки? Самый дорогой и любимый человек, или ненавистный самурай, заслуживающий только смерти? Как разделить их? Что сильнее: сила любви, или сила мести? Сигэ нарушила клятву, данную демону. Она предпочла лучше навеки сгинуть в преисподней, в обмен на семь ночей с любимым, чем убить его. Теперь демон-мать и самурай-сын остались один на один. Кто победит в этом поединке — демон или человек? И в ком из них скрыт больший демон?

Фильм визуально безупречен, он выстроен в стиле театра Кабуки, с похожим гримом, жестами и костюмами. Танцы-вставки, полеты-прыжки, с развевающимся полами одежды и широкими рукавами… Струящаяся белая ткань в черноте ночи, невесомая и скользящая походка Сигэ, идущей сквозь бамбуковые заросли с очередной жертвой…Все это завораживает, погружает в пространство кадра, которым не перестаешь наслаждаться на протяжении всего фильма. Игра черного и белого цвета настолько выразительна в каждом эпизоде, что невозможно отвести глаз от его невероятной визуальной красоты, глубины и символичности. Особенно в сцене сражений между матерью и Гинтаки. Работа оператора достойна самой высокой похвалы. Каждый кадр — как самостоятельное произведение искусства, его можно вставлять в рамку и вешать на стену. Оператор Киёми Курода на фестивале в Майнити совершенно заслуженно получил приз за лучшую операторскую работу в 1969 году. На том же фестивале актриса Нобуко Отова за роль матери так же была удостоена приза за лучшую женскую роль.

Картина была так же представлена в конкурсной программе на Канском фестивале 1968 года. К сожалению, из-за вспыхнувших тогда молодежных бунтов фестиваль отменили. Очень жаль. Возможно, «Черные кошки» могли бы повторить оглушительный успех другого кайдана, посвящённого тому же историческому периоду, с ярко выраженной антивоенной направленностью. Фильм «Сказки туманной луны после дождя», снятый в 1953 году режиссером Кэндзи Мидзогути, учеником которого был Канэто Синдо, завоевавший Серебряного льва на Венецианском фестивале, считается одним из шедевров мирового киноискусства. Он вызвал огромный интерес к японскому кино в мире, а в самой Японии — волну похожих по сюжету фильмов-кайданов разного художественного уровня. Но именно «Черные кошки в бамбуковых зарослях», наряду со знаменитым «Кайданом» Масаки Кобаяси и вышеупомянутыми «Сказками туманной луны», считаются общепризнанными классическими шедеврами жанра кайдан, породившими в шестидесятые годы моду на него в кинематографе Японии. И до сих пор многие любители хоррора считают кайданы настоящим лакомством — изысканным, тонким и экзотическим.

9 из 10

Вот мой примитивный рецепт Черных кошек в бамбуковых зарослях. Берем наполненную мистикой историю, будь то легенда, миф или сказание, главное что бы в истории присутствовали злые духи или демоны. Переворачиваем все это в киносценарий — проделать эту операцию должен ловкий мастер своего дела, такой как Канэто Синдо, например. Приглашаем Киёми Куроду — прекрасного мастера своего дела, который превосходно справляется со съемками как на натуре, так и в павильоне. Далле, актеры, их необходимо выбрать тщательно, главных и второстепенных, не халтурить. Осталось дело за малым, Хикару Хаяси — напишет музыку, а Хисао Еноки произведет на студии монтаж фильма, все это под предводительством режиссерской палочки Канэто Синдо. Киноблюдо готово. Хоть деликатес здесь и не получился, но я насытился вкусным питательным продуктом.

Поначалу я уплетал за обе щеки, просто великолепное начало, выразительные и будоражащие сцены, первоклассно отсняты, продуманны и смонтированы. Все находиться именно на своих местах, в правильных пропорциях, и подается в сбалансированных дозах. Игра актеров вызывает уважение, и возбуждает аппетит еще больше. Ритм картины чарует и переносит нас в этот мистический, с любовью созданный авторами мир. Почему же Черные кошки в бамбуковых зарослях не дотягивают до деликатеса? Вторая половина фильма заметно ослабевает при введении в нее мелодраматических оттенков, что немного притупляет вкусовые ощущения, уж слишком они пересолены, наивны и неправдоподобны. Тем не менее это не портит общего впечатления от фильма. В конечном счете, «кошки» получились очень выразительными, хоть чем то и схожими с «женщиной демоном», но по своему самобытными и запоминающимися.

7 из 10

Старый японский фильм ужасов. Не в последнюю очередь речь пойдёт об ужасах войны. И жаль, что нет такого выражения: «ужасы любви», а то я бы обязательно его ввернула.

Причудливо переработанная режиссёром легенда о Цуне Ватанабэ, одном из четырёх сподвижников Райко Минамото, который вышел против последнего в Японии демона, обитавшего в столице у ворот Расёмон.

Некоторые подробности заставляют вспомнить о древнеанглийском «Беовульфе»; хотя сюжет о возвращении нечистой силы за тем, что ей принадлежит (будь то отчекрыженная лапа или отнятое сокровище), ну разумеется же, бродячий и общемировой.

Райко в фильме в исполнении Кэи Сайто — и грозный и комичный одновременно — выведен нарочито кровожадным и беспощадным Бармалеем с развесистыми усами. Человек огромной власти действует прямолинейно и простодушно, рубит сплеча, решает по наитию и как руки-ноги кукле выворачивает судьбу маленькому человеку. Его грубость, соперничающая с манерами вчерашнего крестьянина, — утрированная иллюстрация к тому, сколь неотёсанной деревенщиной были самураи в глазах придворной знати.

Несмотря на устаревшие с современной точки зрения «спецэффекты» и операторские решения (а я бы сказала, благодаря им), фильм реально жуткий: в два часа ночи, услышав голос демона «Отдай! Отдай!» из-за стен пустой комнаты, я решительно отложила окончание просмотра на светлое время суток.

Надо ли говорить, что, как всякий японский фильм, «Чёрные кошки…» завораживающе красив. И по-хорошему медлителен — лучше сказать, от первого до последнего кадра все сцены сняты с попаданием в тот инстинктивный темп, когда ничто не «смазано» ускорением, но и глаз отвести невозможно. Наконец, завершается эта история очень правильным финалом, потому что никак иначе и не должны заканчиваться фильмы о вмешательстве потусторонних сил в дела живых.

Этот замечательный японский фильм создан в направлении кайдан, основанном на народном творчестве о страшных историях, упоминающих демонов, призраков, божеств, драконов, ведьм, и других всевозможных представителей мистического азиатского пантеона, встречающегося с людьми во благо красиво-нравоучительной притчи, как пугающей, так и вызывающей ряд мыслей. «Чёрные кошки в бамбуковых зарослях» («Yabu no naka no kuroneko») не становится исключением, его начальная база исходит из рассказа о женщине с девушкой, которых изнасиловали и убили самураи, ушедшие прочь восвояси продолжать нескончаемую войну. Однако души мёртвых не вознеслись на Небеса, заключив сделку с Тёмным божеством, став призрачными оборотнями, заманивающими в своё жильё проезжающих воинов, чтоб соблазнять гостеприимством, а после набрасываться дикой кошкой-оборотнем и пить свежую кровь!

Завязка сюжетно весьма проста, однако, это только подготовка к массе мудрых жизненных наблюдений, заточённых в японском фольклоре. Ведь по существу фильм повествует о безграничной женской любви: материнской и супружеской, так как переход в услужники Зла павшей пары невинных происходит в большей степени не из желания мести убийцам, а во благо минимальной возможности ещё раз увидеть хоть одним глазком сына и жениха, которого забрали с рисового поля в добровольцы, коей, возмужав в боях, сам обрёл статус ненавистного самурая. Ради подобной заветной мечты мать и невеста готовы становиться безжалостными демонами — сколько здесь трагизма, драмы и правды метафоричного подхода к изложению главной сути, когда Женщина (в широком понимании этого слова) олицетворяется с кошкой по праву своей унаследованной грации и красоты, а их постоянное уменьшение самурайского сословья ничто иное, как кричащее воспевание природного мудрого превосходства снова Женщины над Мужчиной. Она издревле хранит очаг и вынашивает новые жизни, с течением лет обязательно забираемые Войной, заставляющей бывших миролюбивых крестьян с плугом превращаться в гордых солдат, но опять-таки за счёт Войны, вынужденных обретать вид полудиких безумных существ, сметающих мечём и огнём свои и чужие оставленные дома с семьями, рядом с которыми расставлен забытый огород и тот самый плуг…

Выходит, что на глубине этой истории укрыт важный принцип людской натуры, присущий всем народам и любому веку. Вместе с тем, не имеющий выхода из замкнутого круга, созданного одинаковым для всех истинным чудищем — Войной, производящей оборотней и демонов, что в грязных доспехах на болотистом вязком поле боя, что в сожжённых хижинах крестьян, находящихся в тылу. Пожалуй, это и будет то не названное имя Тёмного божества…

Режиссёр-сценарист картины Канэто Синдо (Kaneto Shindo) помимо прописи-вплетения главного сюжетного манифеста мира в страшную сказку, ещё и прекрасно показывает способность творить умелую визуализацию кадра, мастерски играя с двумя цветами чёрного и белого, вылепляя из бледных лиц актёров целый театр кабуки, где будут неспешные долгие мизансцены, шустрые захватывающие акробатические постановки, танцы, страстно-трагическая красота любящих тел и поцелуев. Виртуозные монтажные нарезки с эффектом жути мощно воздействуют с экрана, минимизируя использование кинематографических ухищрений грима и бутафорской крови, но при этом, не занижая градус ощутимой опасности с тревогой за героев истории. А сколько здесь «разбросанных» приятных для отслеживания мелочей, например, как еле уловимый кадр с движением кончика женских волос в имитации кошачьего хвоста, или самообличающее предостерегающее обращение матери к своему сыну в лесу, чтоб он был внимателен и не наступил в лужу, в отражении которой будет обязательно виден её истинный демонический облик, подсказывающий остерегаться?..

Всегда сложно передать словами азиатскую мудрость, вложенную в сказку или изречение, обычно это только на внутреннем личностном уровне, предполагающим собственное толкование полученных мыслей. Здесь же существует прекрасная возможность не только услышать, но и увидеть, чтоб ощутить погружение в жуткий мир древней мифической Японии, рассказывающей поистине пугающую и драматическую историю о мести, любви и самоотверженности.

9 из 10

Средневековую Японию раздирают междоусобные войны. Молодого крестьянина Гинтоки забирают в солдаты прямо с рисового поля, и три года он не может вернуться домой, где его должны преданно ждать мать Ёнэ и невеста Сигэ. Впрочем, эта часть истории остаётся за кадром, мы видим лишь маленькую, крытую соломой хижину на краю бамбуковой рощи. Из неё медленно выходят полтора десятка оборванцев в потрёпанных самурайских доспехах, жадно пьют воду из ручья у порога, а затем врываются в жилище, насилуют и убивают двух беззащитных женщин — молча и до жути буднично. Душегубы возвращаются в лес, дом сгорает, только чёрная кошка приходит на пепелище попрощаться с хозяйками и слизать кровь с навеки застывших лиц… Дальше начинается сказка, которую не стоит смотреть на ночь: невинно убиенные, превратившись в кошек-оборотней, заманивают одиноких самураев в бамбуковые заросли, чтобы соблазнить с улыбкой, а потом беспощадно отомстить. Растерзанные тела множатся, и на борьбу с потусторонними силами отправляют вернувшегося с битвы героя — Гинтоки, который теперь тоже самурай, и значит, потенциальная жертва. На этом пути ему предстоит столкнуться с личными демонами и понять: очень трудно убить чёрную кошку в тёмной комнате, особенно, если она твоя мать.

Сюжет уходит корнями в специфический японский фольклор, которому присущи тема кровавой мести, ужасные монстры и призраки (к ним относится и кайбё: кошка, испившая крови убитой хозяйки и так обретшая нечеловеческие способности). Всё это составляющие жанра кайдан: устных историй ужасов о привидениях и сверхъестественном. Из него вырос и японский хоррор (J-Horror), особенность которого — акцент на психологизм и постепенное нагнетание напряжения, в том числе за счёт длинных планов и необычного музыкального сопровождения. Страшное в фильме подаётся маленькими порциями: отрубленная человеческая рука оборачивается поросшей шерстью кошачьей лапой; богато одетая женщина по-звериному лакает воду из лохани; под нарастающий ритм барабана полуобнажённая красавица вцепляется в горло тому, кого только что целовала. При этом две цветовые крайности, чёрный и белый, являются не просто техническими параметрами плёнки, но и двумя смысловыми линиями, по которым развивается сюжет. Белый — это явь, обыденность, привычная дневная реальность, которая противопоставлена чёрному, загадочному ночному миру, живущему по иррациональным законам. Примечательно, что дверьми в эту тёмную часть вселенной служат Ворота Расёмон, которые с лёгкой руки Акатагавы Рюноскэ и Акиры Куросавы стали символом тотального зла и морального разложения общества. И лента задаёт простой вопрос: кто несёт большее зло — ведомые жаждой мщения духи или высокородные самураи, из-за воинственности которых страдает простой народ.

«Yabu no naka no kuroneko», один из самых известных фильмов японского режиссёра и сценариста Канэто Синдо, снят в далёком 1968 году. Во времена, когда современный кинематографический язык ещё формировался, прообразом будущей компьютерной графики была новаторская комбинированная съёмка, а тонкая эстетика экранного монохрома достигалась виртуозной работой со светом. «Чёрные кошки…» — это сложная смесь западной киношколы с самобытными традициями театра Кабуки. Контрастное освещение и достаточно условные декорации позаимствованы из арсенала изобразительных средств немецкого импрессионизма; а для создания особой мистической атмосферы режиссёр использует приёмы национальной драматургии, яркие графические костюмы и характерный грим. Пространство кадра при этом сужается до размеров сцены, на которую, в основном, и помещено действие. Эффект театральности происходящего подчёркивают фронтальная композиция, упор на средние и крупные планы, завораживающие танцевальные вставки и лучи прожекторов, выделяющие героев из темноты. В этой волшебной игре света и тени рождается пронзительно-печальная история о любви и мести, о выборе и его последствиях, о судьбе, от которой не уйти. Красивая, изысканная сказка, ставшая нестареющей классикой подлинно японского кино.

Удивительный фильм. Удивительный и для восприятия Японии, и ее истории, и ее культуры. Прекрасные и утонченные аристократки, музицирующие и сочиняющие стихи-танки, обитающие почти в сказочных для нас замках и дворцах. Мужественные и благородные рыцари-самураи, подчиняющиеся лишь своему кодексу бусидо. И простые японцы — крестьяне, ремесленники, торговцы. Между ними и небом, где обитают высшие божества, есть мир духов-демонов. Добрых и злых, кровожадных.

Но оказывается не все так просто. И простой крестьянин, проявив на поле битвы героизм и мужество, может стать самураем. А благородные самураи после битвы с врагом превращаются в бандитов-насильников. Однажды содеянное зло порождает другое зло. И добрые и любящие женщины-крестьянки вдруг оборачиваются в злых и мстительных демонов, подчиняющихся уже не мужьям и родителям, а другим более темным силам — злобным божествам. И разве мог предположить Гинроку, простой крестьянский сын, с кем именно ему придется сражаться, чтобы доказать свое право быть самураем? И разве так уж бездушны эти прекрасные женщины-призраки, мстящие за свою поруганную честь и отобранную жизнь?

Сейчас, насмотревшись «Сейлор Мун» и «Унесенных призраками», мы уже почти привыкли к японским призракам и демонам, тем более мультяшным. А когда-то после первого просмотра «Черных кошек в бамбуковых зарослях» я даже боялась выключать свет в комнате, насколько потрясающе выглядели белые летающие демоны-призраки в темном-темном бамбуковом лесу.

10 из 10