Родные поля (1944)

Совместная работа известного актера Бориса Андреевича Бабочкина и театрального художника Анатолия Федотовича Босулаева вызывает недоумение, а в некоторой степени — даже оторопь. Всё дело в подаче материала и в самом сюжете картины — сценарии, написанном Михаилом Григорьевичем Папавой. Пожалуй, это один из самых «неожиданных» фильмов о Великой Отечественной войне вообще и о деревне военной поры в частности. Здесь совершенно нет традиционной пафостности, надуманности, театральности, так свойственным сталинским лентам о колхозах. Здесь всё неожиданно, нехарактерно, непривычно, свежо. И это тем более поразительно, что для обоих режиссёров фильм явился дебютом! Поистине — невероятный дебют, от которого «веет» лентами совсем другого исторического отрезка — 60-ми годами с «Председателем» (1964) и «Бабьим царством» (1967).

При написании сценария рабочее название картины было другим — «Быковцы». «Сценарий удивлял очень вольным композиционным построением. Сцены шли одна за другой, без видимой и обязательной сюжетной связи. Жанровые куски и лирические объяснения, шумные собрания и сокровенные ночные разговоры — все вольно, прихотливо перемежалось в этом сценарии о жизни деревни военных лет. Его невыстроенность, разбросанность смущала многих деятелей кино и критиков. Картину упрекали в растянутости, некинематографичности.» (Ю. Ханютин, «Климат военного времени»)

Связь между изменением сюжетных приемов и новой точкой зрения, новой мерой проникновения в действительность была уже ясна некоторым художникам: «Наши сценарии, строящиеся по тематическому плану, часто отличались очень легкой конструкцией… должен быть герой, для озеленения должна быть девушка, для утепления старик. Все концы драматургически сводились с концами. Если ружье висело на стене, значит, оно стреляло. Если в одном эпизоде герой говорил «а», то в другом он обязательно говорил «б». И получался мир иллюзорный, мир неправды… Сейчас у нас появляются произведения многослойные, которые берут жизнь во многих опосредованиях», — так говорил в 1943 году Борис Горбатов, и наблюдение его оказалось точным. Начали появляться «многослойные» произведения и среди них «Родные поля».

При обсуждении картины один из выступавших членов Художественного совета бросил авторам упрек, что у них призывники уходят на фронт, как в 1914 году; не чувствуется, что это идут воевать колхозные юноши. Действительно, идут парни в обнимку с девушками, надрывно голосят частушки — перекричать, заглушить куражом тоску. Оператор отстаёт от них, разворачивается, и мы видим окаменевших в глухом горе матерей. Они остались за околицей, по стародавнему обычаю лишь взглядом, молча провожая своих сыновей. И вот уже только цепочка маленьких фигур виднеется в поле.

«Ничего не приукрашивая, ни о чём не умалчивая, Папава и Бабочкин показали подлинные картины жизни советского русского села начала 40-х годов. И потому что их интересовала вся эта жизнь с её горестями и радостями, с мучительным ожиданием вестей с фронта и тяжкой работой на полях, с её смертями и рождениями, потому что им был важен каждый человек,- поэтому им пришлось отказаться от жестокого сюжетного каркаса, не пускавшего в фильм всю полноту многосложной жизни.» (Ю. Ханютин) Всё это лишний раз утверждает в мысли, что по своим кинематографическим воззрениям фильм намного опередил своё время — достаточно вспомнить несколько сцен: скрипачка, играющая самозабвенной, но до игры которой простым колхозникам нет никакого дела. Председатель — будто постаревший Чапаев — уезжающий в город, обязательно прихватив шашку, словно он не собирается возвращаться домой, а прямиком — на фронт.

Абсолютное «неформатное» для того времени кино, но именно в этом — его сила и неповторимость.