Раковина и священник (1927)

Спорная, яркая по психоэмоциональному насыщению, живая и пахнущая смертью картина Жермен Дюлак — поистине нечто прорывное и экстравагантное, нечто ступившее на сцену авангардного экспериментального кино. Есть совершенно разные теории о том, кто всё таки является своеобразным «зачинщиком» сюрреализма в кинематографе. Я все же считаю первым сюр фильмом — короткометражку Рене Клера «Антракт», снятую по заказу шведской балетной труппы. Уже тогда этот знаковый французский режиссер использовал приёмы, которые были актуальны через много лет при создании жанрового кино. Ну и конечно был вдохновлен картинами сюрреалистов, бывших тогда в расцвете своих творческих всплесков. И, вероятнее всего, тоже был в каком-то роде приверженцем фрейдизма, разгорающегося в то время с нарастающими силами. Хотя за этот факт ручаться не приходится, так как после «Антракта» Клер не снимал ничего подобного.

Ну, возвращаясь к нашим баранам. «Раковина и священник» — это, несомненно, значимый киноэксперимент. Адаптационная музыка Ларри Маротта кажется странной с первых аккордов. Она будто выпала из времени и предстаёт совершенно не подходящей. Но по мере углубления правильность ритма плавно начинает ощущаться и уже просто не можешь представить какая еще музыка может сопровождать действия. Оригинальная же мелодия кажется неприятной на слух. Субъективно, конечно. Сразу же в глаза бросается излюбленный сюр прием — замедление или ускорение происходящего, что создает глубокое чувство ирреальности или сна. Практически сразу появляется ощущение, что мы что-то употребили перед просмотром фильма. Не пугайтесь, для сюрреализма, а особенно для первой волны — это совершенно нормальное явление. «В чем же суть? Где же смысл всего, что мы посмотрели?» — непременно спросит несведущий зритель. Самое, на мой взгляд, прекрасное в сюрреализме — его непонятная ясность. Всё предельно простое и ясное завуалировано такими толстыми нитями, что едва ли ваша голова останется цела от такой вуали. Чтобы разгадать мистификации сна, чтобы хоть немного более точно приблизиться к действительности, пытайтесь мыслить критически. Но часто получается так, что понимание одного зрителя может разительно отличаться от понимания другого. И это нормально.

Дюлак своим психоэкзальтированным коротким метром дает нам возможность подсмотреть фантасмагоричный сон молодого священника. Вступив на путь служения Богу, каждый католический священник должен принять обет безбрачия — целибат. Наш священник не исключение. Сон этот, по сценарию, снится ему после исповеди молодой жены генерала. Мы можем только догадываться в чём каялась ему девушка. На мой взгляд, картина эта очень важна для понимания тяжести долга любого священника. То есть фильм так или иначе несет в себе если не философскую, то нравственную подоплёку, показывая реальную муку священников, закрывших себя этим обетом. Достаточно вспомнить момент, в котором священник сдирает с девушки верхнюю часть платья и остается с бюстгальтером в форме морских раковин в руках. Когда этот женский атрибут падает на землю, он загорается и вместе с пламенем уходит под землю. Невольно проводится аналогия с чем-то инфернальным. Якобы женщина для священника — нечто демоническое и неприкосновенное. Или же тот момент, когда он пытается догнать даму, но съемка из-за его спины раскрывает нам то, что девушки на самом деле нет, и гонится он за призраком собственного своего желания.

Что это? Декаданс или очаровательный экспериментальный авангард? Спорить об этом можно бесконечно долго, блуждая по коридорам сознания и подсознания, по которым бродил наш священник. Можно, как и он, открывать новые двери с фактами и примерами, но все же лучше, чтобы каждый составил своё собственное мнение как в целом о сюрреализме, так и отдельно об этом фильме. «Раковина и священник» — словно ожившая «Скрипка Энгра», созданная Маном Рэйем. Нечто прекрасное, непонятное и важное для эпохи.

Целый ряд критиков из разных стран небезосновательно считают картину «Раковина и священник» первым подлинно сюрреалистическим фильмом, признавая заслуги её режиссёра — Жермен Дюлак, выдающегося деятеля французского киноавангарда. Поставленный по сценарию Антонена Арто, фильм в своё время вызвал довольно неоднозначную реакцию не только во Франции, но и за её пределами. Так, например, Британский совет киноцензуры запретил его показ, ссылаясь на то, что картина является слишком загадочной, следовательно, нет надобности искать в ней какой-либо смысл. Во время парижской премьеры фильма в Studio des Ursulines возникли массовые беспорядки, вызванные не столько событиями на экране, сколько предшествующими творческими разногласиями Дюлак и Арто относительно итогового сценария. В результате, фильм быстро оказался в тени киноискусства, чему, помимо всего прочего, способствовал успех вышедшего вскоре «Андалузского пса» начинающего Бунюэля.

В картине нашли отражение как идеи популярного в то время «Pure Cinema», так и собственная концептуальная система Арто как теоретика театрального искусства. Будучи ярым противником коммерциализации театра и кино, главной целью последнего он считал возрождение духовных чувств человека, стимулирующих работу его головного мозга. Центральное место занимала идея свободы творчества, что послужило основой для создания направления так называемого «чистого кино». При этом, он не был категорическим сторонником подхода, предлагаемого «Pure Cinema», делающего упор на визуальную составляющую, считая его безэмоциональным. Подобно другим французским теоретикам кино, особенно представителям «первого авангарда» таким как Дюлак, Эпштейн, Деллюк, Л`Эрбье, Арто называл искусство ключом к человеческому подсознанию. Именно с этих позиций и следует рассматривать значение фильма «Раковина и священник».

Подобно тонко чувствующему живописцу, Дюлак при помощи специальных кинематографических средств конструирует на экране настоящую фантасмагорию, в которой духовное и телесное связаны настолько прочно, что почти невозможно найти границы между ними. Повествование ведётся на субъективном уровне, через конфликт главного персонажа с самим собой. Постоянно присутствующие в кадре католические символы, задающие тон повествования, всякий раз обрываются, тем самым словно бы ставя религию в унизительное положение. Образ благочестивого католического священника в исполнении Алекса Эллина передан весьма чётко. Однако, это — всего лишь маска, стремительно слетающая с лика сановника при виде молодой женщины, пробуждающей в нём репрессированные эротические эмоции. Она буквально становится его одержимостью, болезненной ускользающей фантазией, миражом. Вероятно, здесь первична не сама женщина, а внутреннее стремление любого человека к пороку. Образ спутника женщины в генеральском мундире — это также символический образ, отлично передающий нарастание одержимости священника вплоть до высшей точки, пропорционально которому увеличивается и темп самого фильма. Все атрибуты последнего, словно в унисон с первым, приходят в неистовое движение. Изображения все более резко взаимодействуют друг с другом, сливаются, становятся многослойными. Великолепные оптические эффекты с использованием специальных искажающих стёкол, передают столкновение идентичностей, преобразование одной формы в другую. Пример тому — кадры начала фильма с раковиной, наполненной таинственной тёмной жидкостью. Эта жидкость заполняет стаканы, а когда они разбиваются, становится единой для всех структурой, сущностью жизни, личностью. То же самое можно наблюдать и в сцене со слиянием телесных сущностей генерала и священника. Лицо генерала, обезображенное трещинами как результат воображаемого насилия — живая аналогия стаканам. Сексуальная алхимия священника превращает окружающий мир в потенциально нестабильную и опасную видоизменяющуюся систему, наполненную причудливыми элементами наподобие стеклянной сферы с мигающей головой как символом женских желаний или загадочного ключа в его руках.

«Раковина и священник» — это мастерски воплощённый на экране психический пейзаж, очень тонко обыгрывающий механику человеческого подсознания. Кино на границе между материализмом и духовностью, сознанием и подсознанием, эстетическим объектом и артефактом, вымыслом и реальностью, ставшее основой для последующих картин будущих великих режиссёров-экспериментаторов, в том числе вышеупомянутого Бунюэля и обозначившее важнейшие эстетические принципы сюрреалистического киноискусства.

Едва настанет ночь, он выплывает

Из сумрачных глубин воспоминаний

И плещется в безмолвных волнах сна.

Как древо многоцветное, маячит

Его фонтан тяжелый…

Раковина и священник. Странное и более чем абсурдное название для небольшой короткометражки, которое ей на удивление подходит. В то самое время, когда имя Макса Линдера было не менее известным и популярным чем феномен коротышки Чаплина, а многочисленные великие режиссеры недалекого будущего еще ходили в ассистентах, появилось это удивительное кино. Шокирующий эксперимент для тогдашнего зрителя, по своему содержанию напоминающий сон пьяного сюрреалиста, угодившего в заложники собственной фантазии.

В этом фильме нет внятного сюжета, интертитров или самой банальной морали. Всего лишь три цельных, выточенных из янтаря, лазури и серебра образа плюс ряд пугающих и ныне сцен. Священник… Или безумец, который во время очередного приступа напялил на тщедушное тело черную рясу и прямо сейчас ползет на коленях сквозь древние парижские подворотни и улочки. Толстый генерал, бегающий от этого безумца при всех своих наградах и орденах. Ну и, конечно же, прекрасная любовница, которая становится связующим звеном и катализатором для дальнейшей пляски уже давно всеми позабытых теней и образов. Бал во время чумы и самая простая каменная раковина… Фантазии без привязки к человеку или месту действия с полным отсутствием последующих пояснений.

Жермен Дюлак создала гротескное отражение реальности над гладкой поверхностью вышеупомянутой каменной раковины и только человек с зачатками фантазии сумеет отыскать несколько сверкающих ключей, которые откроют ему крошечную дверь в каморку с пояснениями. Именно там можно будет обнаружить едкую насмешку над тогдашним обществом и его основными страхами, неотрывно взаимосвязанными с религией ужаса и возможного наказания за собственные маленькие прегрешения. Под пыльным навесом из несостоявшихся надежд и чаяний лежит сундук, переполненный иронией по отношению ко всей церкви в целом с ее легендарной продажностью. Именно священник — самый запоминающийся для всякого зрителя образ. Он и его постоянная погоня за грехом, которая становится абсурдным явлением уже на 5 минуте.

«Раковина и священник» — это странный фильм, о котором очень сложно говорить из-за того, что в нем нет ничего лишнего или же созданного исключительно для привлечения внимания. Не фильм, а маленький реликт, навеки потерявшийся в тишине тогдашнего, только зарождающегося кинематографа. И только случайный зритель сумеет заглянуть в маленькую, забитую символизмом под самую завязку, каморку искреннего духа. Удивительное приключение и возрастающая под конец надежда на последующие успешные исследования иных случайных дворцов, комнат, каморок или загадочных пещер. Потерянные жизни и цветные сны очередного пьяного сюрреалиста…

Молодой священник наливает в стеклянные пробирки какую-то жидкость, а потом разбивает их. В комнату заходит генерал. Он отнимает у священника какой-то глубокий сосуд с жидкостью, а потом одним ударом сабли разрубает его. Священник ползёт на коленях за ним по всему городу, а найдя, душит.

Так начинается один из самых спорных фильмов немого кино «Раковина и священник». Сотканная из причудливых видений священника, она не имеет сюжета. Точнее, существует некое подобие сюжета, но оно чересчур размыто, чтобы создать определённую его трактовку. Каждый, кто посмотрел фильм, понимает его по-разному.

Основное достоинство фильма — сюрреалистическая форма, в которую облачён бледный сюжет. Эта форма настолько прочная, что заслоняет сюжет, а в отдельные моменты и вовсе вытесняет. Разглядеть что-либо за ней непросто. Для этого надо смотреть фильм не умом, а душой.

10 из 10