Менильмонтан (1926)

«Менильмонтан» - фильм французского режиссера Дмитрия Кирсанова, созданный без единого интертитра. Именно поэтому для режиссера важны заменяющие слова детали в кадре. Сверхкрупные планы, фрагменты тел и лиц – части целого. В отдельных сценах эти части имеют только описательный характер. Например, на кладбище зритель видит венок, оградку, крест. Однако режиссер использует и то, что Кристиан Мец обозначил бы как «кинематографическая синекдоха»: упавший на землю топор (убийство свершилось), пустая подушка (героиня не пришла ночевать). Детали позволяют Кирсанову обратить внимание на субъективное восприятие времени героями: часы, будильник и зарубки на стене. События как ускоряются, так и замедляются. Кирсанов также использует наложение кадров: сцена любви происходит на фоне движения машин. Отличительная особенность «Менильмонтана» - резкий, экспрессивный монтаж. В фильме практически нет внутрикадрового движения: движение происходит преимущественно за счет монтажа.

«Менильмонтан» не обходится без социальной критики. И речь идет не только об убийствах и воровстве. Через ночные огни и многочисленные мерцающие надписи отелей и гостиниц раскрывается идея о чуть ли не единственной перспективе для пришедших в город молодых девушек: проституция. Режиссер вводит в повествование «воображаемое» время, демонстрируя отчаяние оказавшейся перед лицом подобной перспективы героини. Когда девушка смотрит на воду, то изображение переворачивается: она представила свое падение. После этого река и крупный план героини накладываются друг на друга. В основе кольцевой композиции фильма также лежит преступность: как в первой сцене убийца заносит руку с топором, так в финале воровка заносит над головой местного Дон Жуана камень.

Холодный, мрачный и слегка враждебный Париж, небо, затянутое облаками, черные волны Сены и атмосфера абсолютной тревоги, создаваемая музыкой (написанной, конечно, позднее Полом Мерсером). А также хаотичная смена кадров, экспрессивный монтаж, мультиэкспозиция, освещение и великолепная актерская игра — всё это в совокупности производит неизгладимое впечатление. Какое-то метафизическое беспокойство пронизывает всю картину, начиная с первых страшных кадров и заканчивая финалом. Интертитры отсутствуют, но они здесь были бы лишними — это чистое кино, без слов, без пояснений и авторских комментариев — сплошная выразительность.

Кирсанов придерживался идей фотогении и это выражено в своеобразном импрессионистском подходе к изображению. За 38 минут фильма происходит несметное количество событий, внутренние изменения героев и всё это с подспудным ощущением тревоги и напряжения.

Помимо шума и тишины существует тишина шума и шум тишины.

Помните ли вы ощущение, которое испытали, когда в первый раз увидели кинематографическое изображение волн бурного моря? Тишина шума меня лично до такой степени захватила, удивила, поразила — в моем подсознании что я испытал невыра­зимое беспокойство, у которого не было осознаваемой причины, беспокойство из разряда тех, которые испытываешь при воздейст­вии каждого нового для тебя ощущения. И главной его при­чиной была эта тишина шума. Д. Кирсанов «Проблемы фотогении»

Этот самый шум тишины замечательно передан в сцене на набережной. От всего происходящего на экране начинает кружиться голова, это буквально апогей зрительских сопереживаний главной героине. Но поистине шедевральной является сцена на лавке — замерзшая, отчаянная, голодная Надя Сибирская с ребенком на руках и старик, перекусывающий по соседству. Старик, видя состояние девушки отламывает ей хлеб, дает колбасу, она с благодарностью начинает есть, со слезами на глазах, выдыхая пар… Такая несчастная в жизни и такая радостная в данный момент. Просто потрясающая сцена. До мурашек, до внутренней дрожи.

Обыкновенная, казалось бы, история за счет всех вышеперечисленных изобразительных средств, прекрасной режиссуры и актерской игры превращается в настоящее произведение искусства и приобретает высочайшую поэтичность. Очень жаль, что этот шедевр в наше время не столь известен и так несправедливо забыт.

«Так же как музыка своим невидимым присутствием, кино своей тишиной дает впечат­ление бесконечности». Д. Кирсанов

Парижский квартал Менильмонтан расположен вдоль прямой и довольно длинной улицы Менильмонтан, а также вдоль ее продолжения — улицы Оберкампф. Кое-где она и сейчас выглядит убогой и обветшавшей, но популярность среди художников и студентов придает этому району особую известность. Здесь, в старом квартале, случилась эта история обманутой девушки. Тихие улочки и намокшие мостовые, темная Сена, ведущие к воде ступеньки, одинокая скамейка и она — с младенцем на руках и отчаянным желанием умереть…

Визуальное совершенство кадров, «фотогения» чувств — интуитивно осознаваемое соответствие человека экранному облику, без преувеличения пронзительная игра актрисы Нади Сибирской и созданный ей цельный образ, казалось, бесповоротно отчаявшейся девушки вкупе с мелодией грусти позволили автору фильма отказаться от привычных текстовых вставок — интертитров.

Так, мастерство и талант режиссера дарует каждому зрителю, ставшему свидетелем этой развернувшейся драмы, такую редкую возможность обходиться без слов. Только эмоции и только чувства здесь альфа и омега всего. Правда жизни как она есть. Без компромиссов. А еще доброта и сочувствие. Это всегда понятно.

Кинофантазию Дмитрия Кирсанова по праву можно счесть одним из лучших образцов поэтического реализма. Переехав во Францию в 1923 году, после недолгой подработки тапером, режиссер начинает снимать фильмы, экспериментируя с изображением и звуком. Основанием его кинопоэзии становятся монтажные стыки, переходы и наложения кадров, которые можно смело интерпретировать в рамках классической поэзии, где имеет место быть полагающим началом рифма и ритм. Придерживаясь этих канонов, режиссер умело внедряет их в язык синематографа, при чем абсолютно не используя интертитры. Сцены воды и дороги, тела и города дополняют и расширяют их значение. И отсюда его — фильма — внешнее сильное воздействие на зрителя, что с лихвой используют советские кинематографисты, в частности Ветров и Эйзенштейн, метод который будет разрабатывать в теории монтажа аттракционов.

После трагической гибели родителей две сестры, жившие в пригороде Парижа, старшая (Иоланта Больё) и младшая (Надя Сибирская), отправляются в город на поиск дома и счастья. Устроившись в магазин по изготовлению искусственных цветов, они пытаюсь заработать себе на жизнь, когда младшую после поспешной любови бросает кавалер с ребенком на руках. Решаясь покончить со своим бременем, женщина отправляется на тот самый мост, который когда-то выражал надежду, и что показывал режиссер, поэтически скрещивая кадры моста и комнаты. Теперь же лицо, дорога и вода мешаются в видении смерти, ухода в забвение.

Говоря о финале картины, о букетах, которые заплетают руки, однозначно трудно интерпретировать: то ли финал очередных разбитых жизней, связанных в один узел, то ли символ надежды, а, возможно, и метафоры чего-то большего, что ускользает от первого взгляда, — одновременно достигнутые вместе гением синематографа, вольность которой, как в лучших образцах поэзии, оставляется на выбор зрителя.

В нас смолкает музыка, под которую плясала жизнь, — и все тут. Молодость ушла умирать на край света, в безмолвие правды. Куда, спрашивается, идти, когда в тебе уже нет достаточного заряда безумия? Правда — это нескончаемая агония. Правда в этом мире — смерть. Выбирай: умереть или врать.

Чужие ошибки всегда рождают боль.

В особенности это затрагивает тех кто ранее никогда не чувствовал подобных потрясений. Убийство семейной четы ржавым топором и две сестры, которые потеряли все мыслимые ориентиры для дальнейшей жизни. Страх, одиночество и пронзительная музыка следующая вслед за ними по старой дороге, которая приведет их в реальный мир…

Громоздкое устройство способное останавливать время более чем на одно мгновение попутно к основной истории фиксирует виды старого Парижа. Маленькие улочки и заброшенные мостовые проплывают мимо… Люди в смешной одежде испуганно озираются и, пожав плечами, продолжают жить. А что это сейчас такое было? Кино? То, что совсем недавно появилось и уже стало увлекательной и самую чуточку пугающей забавой… Все с вами ясно режиссер Кирсанов.

В то же самое время Надя Сибирская продолжает свою маленькую, безуспешную войну со всевозможными страстями и печальными жизненными обстоятельствами. Искренне желая счастья и стараясь не обращать внимания на человеческую грязь, обитающую рядом, она создает фальшивые цветы. Искусственную радость. Однако… Чаще всего именно нищета делит хлеб с надеждой из-за чего всякий способен совершить собственное роковое решение. Прыгнуть с обрыва надеясь на пару крыльев, которые возникнут лишь в самый последний миг. Посмотрите на нее! Не может быть такого чуда в этом мире! Или может?

Димитрий Кирсанов создал удивительно правдивую повесть о надежде и человечности. Старые улочки и стены, разрисованные белыми мелками. Грязные стаканы и вороватые люди. Неожиданное милосердие. Менильмонтан… В конечном итоге ужасная трагедия не сумела сломить хрупкую девушку, которая чуть ранее потеряла все реальные мотивы для последующей жизни.

Рассвет почти вступил в свои привычные пределы… Наступает новый день для зрителя как он когда — то приходил и для самой Нади. И все что остается зрителю — это внимать маленькому, поразительному чуду которое разыгрывается прямо перед ним.

Может быть, мы ищем в жизни именно это, только это — нестерпимую боль, чтобы стать самими собой перед тем, как умереть.