История гражданской войны (1922)

Степная приволжская глубинка. На параде по случаю взятия красными очередного населенного пункта впервые в составе большевистских частей проходят солдаты чехословацкого корпуса, примкнувшие к красным. Плотная толпа зрителей. Исключительно мужская. Почти вся в черном. Неожиданно в первый ряд этой шеренги просачивается девчонка. В белом. Ее быстро уберут из первого ряда назад - не место в этом черном мужском мире девочке. Это - почти режиссерский брак, кикс: лишний персонаж. Но с этого кадра фильм перестал для меня существовать как фильм. Он стал окном в прошлое моей семьи, моей родины. 1918 год. А значит, моей бабушке - Клавдии Никитичне Долговой, 13 лет. Она — ровесница этой бойкой девчонки, она ее землячка. Вряд ли на экране село Березовый Гай Самарской губернии. Вряд ли эта девочка - любопытная и энергичная Клава. Шансы почти равны нулю. Но именно, почти. Это, если не именно само это село, то все равно где-то рядом. Бабушкины рассказы, которые слишком во многих элементах не совпадали с официальной советской иконографией. Выцветшие семейные фото: прадедушка и прабабушка - самарские крестьяне, переселенцы с Украины, смиренно смотрят в объектив, степенно сложив руки на коленях. Дед - потомственный самарский интеллигент, в красноармейской форме с винтовкой в составе большой группы солдат на каких-то военных сборах. Их жизнь, которую я знал по рассказам и фото (считай, как сказку или предание) благодаря кино ожила. Век спустя мы смотрим в лица тех, кто уже все в этой «бездне, разверстой вдали». Фильм стал свидетельством: эту большую историю творили живые люди, а не мифологические персонажи. И что же они сделали?

В год своего создания, век назад, «История гражданской войны» была предельно конкретна. Фамилии, портреты, географические привязки, названия операций. Но 100 лет истории привнесли в это кино мифологию, на которую Дзига Вертов вряд ли рассчитывал. А вот Николай Изволов подчеркнул. «Мы» в фильме - это однозначно красные, большевики. «Они» вроде бы тоже имеют имена - анархисты, белочехи, колчаковцы, эсеры, деникинцы. При этом, Вертов опускает за ненадобностью в 1921 году пояснение, что все они, за исключением чехов - тоже граждане России, соотечественники. Это они, тоже россияне, взрывают мосты, поднимают восстания в Ярославле и Астрахани, защищают пулеметной стрельбой свой штаб. Вертов снимет коллективный портрет арестованных анархистов: милые, улыбчивые русские люди, почти все курят, пряча в табачном дыме смущение от того, что свой бой проиграли. С какой стороны улицы мог бы оказаться мой дед, будь он чуть постарше? С любой! Куда бы ветер вынес.

Ветер - еще один нечаянный и сильный художественный образ этой ленты. Такое ощущение, что словосочетание «вихрь революции» родилось из вполне конкретного метеорологического явления. Клонятся аж до земли скромные карагачи в степной глубинке. Сотрясаются от ветра молоденькие деревца на станции «Пенза». Поднимаются тучи пыли на площади в Баку. Знамена ни в одном кадре не висят как тряпки. В редких слабо колышутся. В основном, развеваются. Правда ли, что в 1918 1919 году над Россией бушевали такие ветра или это эффект от съемки в 16 кадров в секунду, а ныне воспроизведенной на современной скорости в 24 кадра - не знаю. Но то, что родился образ ветра времени, который испытывает на прочность не только деревья, но и раскидывает на разные стороны баррикад людей - это точно.

Люди. Ни Ленина, ни Сталина в фильме нет. Троцкий есть. Жестикуляция с трибуны энергичная, но чего-то откровенно демонического не заметно. Колчак ни сном, ни духом не похож на Хабенского, а Чапаев на Бабочкина. В облике первого, в единственном кадре, прежде всего видны воля, жесткость и собранность. Лицо красного комдива больше всего напоминает портреты тех, кто украшает собой стенды «Их разыскивает полиция»: сочетание не самой великой образованности с физической силой и отсутствием внутренних барьеров к применению этой силы. Такое могли произойти случайно: времени и возможности для съемок художественно- осмысленного портрета у Вертова не было, а какими бывают случайные фото мы все знаем по собственным архивам. При этом, единственный кадр с Кировым сразу объясняет, почему именно Сергей Миронович стал «любимцем партии»: как же с такой улыбкой не стать любимцем? Михаил Иванович Калинин в своих очечках очень похож на сельского бухгалтера из рассказов Шукшина. Вот он со своей мелко-трясущейся пластикой стоит в кузове чего-то и обращается с пламенной речью к построенным частям. Что он кричит? Как они его услышат? У такого тщедушного человека вряд ли громовой голос. Да еще и ветер шумит. Герои ликвидации бунтов и партизанских рейдов сняты портретно. И они тоже очень разные. Кто-то, безуспешно пытаясь пригладить смоляную копну волос, улыбается, радуясь тому, что задание выполнено и бунт подавлен. Кто-то смущенно курит на палубе теплохода, пряча конфуз и сосредоточенно разглядывая собственные ботинки. « Они» разные, но и «Мы» разные.

Митинги, парады, суды, агитационные встречи. Лица. Странно, но почти не видно никакого духовного подъема. Тот факт, что низы захотели кардинально изменить жизнь в своей стране, и это совершают сейчас, на лицах никак не отражается. В них - покорность, смирение, ожидание. Может быть, именно отсутствие энтузиазма, а совсем не присутствие Троцкого в кадре, отправило этот фильм на долгую полку. Между первым показом и вторым век прошел. Но эти сто лет лишь подчеркнули: вот это коллективное массовое смирение перед неизбежным и покорное ожидания будущего не стало менее актуальным.

Крым. Атака красных на позиции белых. Цепь бойцов устремилась навстречу вражеским позициям. Где-то вдали, на горизонте, один из красных русских солдат, вступив в схватку с белым русским солдатом, повалил того на землю и занес штык над его грудью. Здесь кадр сменится. Проткнет ли русский штык русскую грудь, мы не увидим. Еще один символ. Формально, случайный. Но с расстояние в 100 лет ничего случайного уже быть не может.

Больше всего эпизодов в картине строевого марша. На параде ли, в военном ли походе, вступления в занятые города. Сотни, тысячи, сотни тысяч идут и идут, подчиняясь приказу. Они знают, откуда они вышли, современный зритель знает, что их ждет впереди. Те, кто в кадре, о своей судьбе не знают ничего. Они просто идут.

На 1-й Мещанской в Москве, с одной стороны - штаб анархистов. С другой - позиции красных. Посередине лежит человек. Внезапно он пошевелил ногой. Вот - попытался поднять голову и не смог. К нему бросаются люди, пытаются перевязать, помочь встать. Одежда его изгваздана в пыли, грязи, крови. Он просто шел мимо. Кажется, это я. Хотя меня тогда и на свете не было.

Есть люди, которые искренне верят, что навесив на что-то ярлык 'образчика пропаганды 'красных'', можно быстренько перейти от содержания к форме и начать рассматривать в фильме 'мушки', 'блики', 'качество картинки' и 'неплохую музыку'. Бывает даже так, что это единственная их 'содержательная' рецензия на 'Кинопоиске'. Все это не удивляет. Удивляет количество людей, отметивших эту рецензию 'как полезную'.

Фильм Вертова - вовсе не 'документалка про гражданскую войну', как многим наивно кажется, - что-то типа документалочек от BBC или National Geographic. Это выражение воли народа и его самосознания в искусстве, которое им первый раз в жизни попало в руки - искусстве кино. Любой, хоть сколь-либо поверхностно знакомый с другими работами Вертова - легко почувствует в этом фильме не только его авторский почерк и его авторскую мысль, но и живейший дух того времени.

Для некоторых экзальтированных барышень, 'увы и ах!', - это КЛАССОВЫЙ фильм. Только они боятся произнести это слово, дабы не 'замараться', поэтому снисходительно записывают его в 'пропаганду'. Наверное, им хотелось бы более 'объективного' взгляда. Вынужден разочаровать - это именно и есть самый настоящий классовый фильм (не стесняйтесь называть вещи своими словами) и с момента съемок этого фильма классовая борьба в России не прекращалась до сегодняшнего дня и продолжается даже здесь, на 'Кинопоиске'. Это именно классовый фильм, чего не скрывал никто из его авторов и его участников. В отличие от авторов и участников 'Непосредственно Кахи'.

Это фильм победившей революции (не 'о' революции, а именно фильм революции), заявляющей о себе 'здесь и сейчас'. И именно этим он важен, ценен и интересен. Спасибо команде, которая работала над его восстановлением. Многие кадры - просто бесценны.

Это один из тех немногих фильмов, которые я дам посмотреть моим детям, когда они будут к этому готовы. Однозначно один из тех фильмов, которые должен посмотреть любой уважающий себя человек.

Фильм представляет собой прекрасный образчик пропаганды 'красных' в Гражданской войне в России 1917-1922 годов. Ещё сохраняется старая орфография, ещё люди по-старому отдают честь, красные полки проходят парадным строем через старую Триумфальную арку, везде военные шинели, но направлены лозунги не против немцев и не на что-то вовне, а на борьбу с 'белыми'.

Показываются картины затопленного парохода, захваченных складов с оружием и боеприпасами. Заводы и элеваторы, которые взорвали деникинцы и которые немедленно начали восстанавливать 'красные'.

Впечатляющие и по нынешним меркам мосты, построенные 'отсталой' Российской империей, и постоянные виды столбов с проводами, видимо, телеграфных, телефонных или электрических (в Верхнеудинске, например) может привести адептов веры в то, что до революции 80% населения были неграмотными, в недоумение.

Есть кадры празднования дня Парижской коммуны в Бердянске в марте 1919 года, красивый и просторный был город.

Но! Хочется спросить авторов, если это называется восстановленным фильмом, то что будет невосстановленным? Качество картинки очень плохое, везде мушки, блики.

При этом наложили весьма неплохую музыку (не понятно, кто композитор) на имеющуюся картину, это к плюсам.

В целом: как исторический документ безусловно достойно просмотра. В кадрах почти совсем нет женщин, а вот на мужчин приятно смотреть. Почему-то в чудовищной, отсталой Российской империи в манерах, жестах и выражениях лиц у людей, только что прошедших мировую войну, было больше достоинства и честности, чем у преподавателей МГУ или владельцев крупнейших бизнесов в РФ.