Возница (1920)

Шведская драма, которая, как нельзя кстати олицетворяет и по сей день обыденные вещи, с которыми мы сталкиваемся в своей жизни и жизни других, повлиять на которые мы не имеем морального права, только после смерти или после глубокого самоанализа мы осознаем, что быть добрее друг к другу не так и сложно, как это трактуется в современном обществе. Зачем нужны слова — только эмоции, когда действия так объективно описывающие твое отношение к окружающему миру, отношение к внутреннему миру, и в целом описывающие тебя как существо имеющее влияние на бытие. Зачем нужны слова описывающие твой характер, когда поступками, своими, ты делаешь только хуже и заставляешь думать о себе.

В своем мировоззрении ты сознаешь, что делаешь лучше, но только для себя самого и только тебе это понятно, окружающий тебя мир говорит обратное, но ты до самого конца сопротивляешься, стоишь на своем, думаешь что твоя правота, может быть правотой для всех, твое мнение больше и весомее, чем мнение других, это то чего ты хотел сказать остальным, это то чем стоит гордится, это то одиночество, которое ты заслужил, или все-таки стоит прислушаться ко мнению вовлекающей тебя мысли, ты не можешь выжить среди себе подобных, ты имеешь право на личное мнение, но не на то, которое противоречит миллионам, вся эта идея должна быть сбалансирована, как природа, которой тебе дали возможность воспользоваться, как природа человека, как природа мысли, природа поступка, задумайся о своем существовании, здесь и сейчас.

По поводу работы в целом… это.. это великолепно, лучшее, что я видел до сегодняшнего момента, эта картина перевернула мое сознание.!

10 из 10

Никогда не являлся любителем фильмов, которые появлялись в первые годы развития кинематографа. И будем откровенны… Немые фильмы начала 20-го века будут казаться почти всем зрителям достаточно скучными, так как после масштабных картин последних лет подобные работы будут казаться до нельзя дешёвыми и скучными. Немая картинка также не добавит популярности «первопроходцам».

Но в любом случае такие картины будут пользоваться популярностью всегда. Ведь, людям будет интересно ответить на вопрос «С чего всё начиналось». Одним из первых фильмов ужасов является «Возница» шведского актёра и режиссёра Виктора Шёстрёма. Просто представить, уже в 2020 году фильм отметит свой сотый юбилей.

И могу сказать со всей ответственностью, что кинолента на тот момент реально могла вселять ужас в зрителей. Несмотря на почётный возраст с технической точки зрения снято всё очень круто. Даже представить не могу как на то время можно было сделать прозрачную повозку и прочие «потусторонние» элементы. Картинка также достаточно качественная и ясная. Так что, в плане технического исполнения, «Возница» даст фору многим современным аналогам.

Сюжет крутится вокруг новогодних праздников и легенды о том, что если умереть в это время, имея при себя грехи, то будешь целый год управлять Призрачной Повозкой. Такая же участь ждёт и пьяницу Дэвида Холма, который в течении этого времени должен решить о приоритетах в жизни.

Бросается в глаза то, что актёры в фильме скорее театральные, чем кинематографические. Все эмоции очень наиграны и расстянуты, что свойствено для театральных представлений. Но, в общем, они не раздражают, так как для того времени подобная игра считалась практически эталонной.

Ознакомиться с подобными шедеврами «первых лет кинематогафа» должен каждый уважающий себя киноман, ведь каждый из подобных фильмов имеет большое число собственных изюминок.

7 из 10

Коротенько

Вот и Швеция меня порадовала, очень! Подобно «Рождественской истории» Диккенса, «Этой замечательной жизни» Фрэнка Капры данная картина преподносит очень умные мысли, посылы. О жизни, о нашем человеческом милосердии, сострадании. И конечно, аналогично выступают девизом «Встань на истинный путь!». Что не может ни радовать. Я поражаюсь, насколько было все повёрнуто, да на такую серьезную тему, а минуточку это 20-х годов фильм.

И мне нравятся подобные высказывания, пророчества. Просто о нашем бытие, о наших греховных склонностях, которые все же можно исправить, нужно просто полюбить людей. Вырваться из тени, и быть любящим и душевным человеком. Как писал один писатель «Нет злых людей на земле, есть только люди несчастливые». Думаю именно эти слова и отражают глубоко всю искренность и гениальность данного произведения.

Всем советую ознакомиться с картиной, именно с такого и начинается любовь к кино, а также немому кинематографу.

P.S. Так вот откуда взялась культовая сцена в «Сиянии» Кубрика с топором!

Пер Гюнт

Но как же… Хотя бы сказали вперёд…

Пуговичный мастер

Такой уж издревле порядок идёт:

В годину ли смерти, в годину ль рожденья

Героям не делают предупрежденья.

Г. Ибсен «Пер Гюнт»

- Старшему сыну Бригитты скоро пятьдесят, я хотела подарить ему отцовские золотые часы. Как ты думаешь, ничего, что нет стрелок?

И. Бергман «Земляничная поляна»

Мы довольно редко глядим свысока на книги или картины, которые были созданы много веков назад: это гениально, это классика, это колыбель цивилизации, на фильмы же 1920-х годов мы смотрим как на малыша в причудливых штанишках, который так мило делает свои первые неуклюжие шаги, но уже подает большие надежды. Не было цвета, не было звука, не было крутой техники, не было спецэффектов, не было вездесущего зелёного экрана, не было почти ничего, и из этого ничего иногда получались удивительные, абсолютно живые и сильные вещи, которым почти не нужно давать никаких «поблажек» свысока. Почти.

«Возница» — это фильм в пяти действиях, антракты вшиты, саундтрек можно выбрать, но очень рекомендую драматический вариант шведского композитора Матти Бюе, такой же напряженный, нервный и пронзительный, как взгляды и заламывание рук главных героев (единственный наигрыш немого кино, которому нашлось место в этом фильме). Прижизненная для автора экранизация одноименной повести (1912) Сэльмы Лагерлёф, безукоризненно понравившаяся и защищенная ею от цензуры, ибо тогда имя Сэльмы в Швеции много значило.

История под названием «Возница» или «Призрачная повозка» повествует об опустившимся на дно алкогольных и чахоточных испарений отце семейства Давиде Хольмане, которого во что бы то ни стало решила наставить на путь истинный и вернуть в семью сестра Армии спасения Эдит, но своими благими намерениями только ухудшила трижды положение вещей (включая собственную смерть), подтолкнув всё-таки, хотя и весьма причудливыми, неисповедимыми путями, убежденного пьяницу и грешника к посмертному раскаянью. Эта довольно скучная история не отличается, увы, ни особенным трагизмом на разрыв аорты и самокопанием из глубины души, как Достоевский, ни познавательной чудесной сказочностью, как Диккенс, ни монументальностью и философичностью, как Ибсен. Интригующая тема разбитой в хлам брички смерти нужна исключительно в ограниченных социально-просветительских целях, чтобы позволить герою посмотреть со стороны на своё прошлое и чужое настоящее и ужаснуться (что, скажем прямо, вызывает мало доверия, ибо такая сознательная мразь, которой герой показан в тексте повести и в фильме не может за мгновение пройти путь до смиренного грешника, молящего о милости. В этом плане Достоевский гораздо мудрее и честнее, до самого конца «Преступления и наказания» дающий только очень слабые намеки, что гордое и истерзанное самокопаниями и отчаяньем сердце Раскольникова когда-то смирится и раскается). Любопытнейший задел для гоголевско-диккенсовских полетов с чертями и привиденьями сдувается, даже толком не надувшись.

Вся повесть сконцентрирована вокруг Давида Хольмана и точек его катящегося под откос жизненно-посмертного пути: от семьи и дома в кабак, тюрьму, приют, кладбище, приют и дом. Впрочем, надо отдать должное Виктору Шёстрёму, даже зная примерную фабулу фильма, зрителю придется всё время внимательно следить за временными и причинными скачками сюжета, и в конце будет не так просто собрать все звенья воедино, потому что весь сюжет Лагерлёф словно пропитан какой-то кармической сказочной причинностью уровня несчастной жены, которая пошла в подвал за вином, споткнулась, представила, что у неё родится ребенок, он спустится в подвал, споткнется, расшибется насмерть — и горько разрыдалась от запрограммиронной судьбы. Тут тоже и Давид, и его «учитель» пьянства Георг панически боятся умереть в канун Нового года, чтобы не стать возницей смерти, потому что эта служба нелегка, а год на ней длится вечность. Хотя алкоголику, больному чахоткой, с женой и тремя детьми следовало бы вообще-то бояться совсем другого. Но тогда бы не получилось трогательного и немного сказочного остросоциального памфлета про то, как пьянство губит шведских мужчин в расцвете лет и фактически впрягает их в драную и неприглядную повозку смертей, несущую гибель всем, кто с ними как-то связан или просто их любит. Каждый возница-алкоголик раскаивается и каждый уже почти ничего не может исправить. Сестра спасения Эдит же встает в почтенную кавалькаду христианских мучениц и «возлюбивших много» Сонечки Мармеладовой и Сольвейг. Для простоты и наглядности образа за её спиной висит библейская иллюстрация Христа, протягивающего руку грешникам и больным. Её чистая и наивная до глупости душа уже созрела для жатвы, за ней придут не возница смерти, не Пуговичник с плавильной ложкой, не горячечный, мучительный бред сомнений и раскаянья, а ангелы.

Всё просто, всё со вкусом, но, при всём моем феминизме, Лагерлёф — не Диккенс, не Ибсен и не Достоевский. Перечитайте монолог Мармеладова в кабаке или разговор Пер Гюнта с Пуговичником, вот это мощь, вот это катарсис, вот это американские горки в душу грешника и обратно, а тут… добропорядочный муж почему-то не хочет содержать семью, а хочет пить, ведет себя как полный эгоист и зверь с топором (этого кровожадного образа ещё и на финал «Сияния» хватило со снегом в синей дымке, как потусторонние фильтры Шёстрёма). Сестра армии спасения мазохистски-суицидально спасает и по-библейски любит божественный образ в самом опустившемся и погрязшем в грехах человеке. Смерть как-то вообще не очень волнует, что делает и кого забирает её повозка, механизм вербовки на её службу происходит методом личного убеждения одного возницы другим. В общем, нет тут ни убедительной фантастики, ни убедительной драмы, хотя есть две трогательные афористичные реплики («Молитесь, чтобы ваша душа созрела, когда настанет час жатвы» и «Придите ко мне через год. Я загадала, чтобы этот год стал для вас самым счастливым. Я хочу узнать, услышал ли Бог мои молитвы») и замечательная, по-настоящему впечатляющая актёрская игра.

В 1957 году, когда автор «Возницы» был ещё жив, Ингмар Бергман написал сценарий своего фильма «Земляничная поляна» и мог только мечтать, чтобы сыграть главную роль в нём согласится его кумир Виктор Шёстрём. Дедушка шведского кинематографа согласился и сыграл по сути отца Бергмана, отца шведского кино, причём сыграл так, что увёл у Бергмана из под носа не только весь отцовско-его образ, но и весь фильм, так что Ингмар впоследствии так и говорил: «Это не моё кино, это кино Шёстрёма».

Раньше скептически относилась к информации о том, что Бергаман часто пересматривал «Возницу». Швед хвалит шведа — думалось мне, но не шведом единым… А после просмотра хочется засыпать отзыв хвалебными определениями в превосходной степени.

На первый взгляд сюжет проще некуда — в канун Нового года пьяницы под горячительное вспоминают страшную легенду, гласящую о том, что грешник, умерший в последнюю минуту года уходящего, будет обречен стать кем-то вроде скандинавского Харона — управлять повозкой забирающей души, таких, каким был он сам, до той поры пока следующий бедолага, скончавшийся в неудачное время, не займет его место. Но быль изменила бытие.

Понятно, что фильм по повести самой Сельмы Лагерлёф, и она не просто приложила руку к сценарию, но проследила за соблюдением в нем не только духа, но и буквы исходного произведения. Я прочла книгу, фильм ее цитирует буквальным образом, и часть глубины «Возницы» на экране — заслуга писательницы. Но не все так просто, как бы там ни было, но это два самостоятельных художественных произведения, и, то, как эта история перенесена была на экран поражает воображение. Она многослойна: фэнтезийность накладывается на действительность, притчевость на социальную драму, судьбы героев переплетены нелинейно. Сказочные элементы действительно выглядят мистическими и сегодня, поднятые проблемы действительно актуальны и сейчас. Некоторые сцены, много раз после появляющиеся в кино, как то семейное насилие или выраженная в действиях озлобленность отчаявшегося человека с ленивым умом, но бушующими страстями, могут поспорить по выразительности с современными интерпретациями. И этот вопрос вмешательства посторонних в личную жизнь людей из «лучших побуждений», его спорность, при обманчивом подкреплении религиозными мотивами, он ведь поднят невероятно эффектно и эффективно, при этом без особых нравоучений и догматизма. Из фактически поучающего там разве что молитва: «пусть моя душа созреет раньше времени жатвы». Так ведь этого стоит желать себе каждому из нас в кого бы мы там не верили: в Будду, Христа или Гаруду… Или даже ни в кого, слова «душа» всегда может быть заменено словом «разум» в таком случае. Никакой нарочитости на лицах персонажей, никакой наигранности, только драматизм, естественный для ситуации. Изумительно подобранная музыка, грамотно разграничивает не только события на экране, но даже эмоции. И, на минуточку, все это в 1920-ом году сделано средствами черно-белого немого кинематографа. Шедевр, никак не меньше!

Наивная, но очень хорошо рассказанная сказка для взрослых о том, что мир спасет раскаяние. И сущим адом для покинувшей тело души может стать созерцание совершенных при жизни поступков.

Один из любимых фильмов Ингмара Бергмана был раскритикован французским историком и теоретиком кино Жоржем Садулем. «Когда фильм демонстрировался в 1950 году, зрители скучали, удивлялись, смеялись», — написал Садуль. Бергмана впечатлила работа постановщика с бесконечными двойными экспозициями, визуальное объединение видимого и призрачного миров, реалистичная работа актеров. Садулю быстро наскучила мораль истории, которая для него свелась к простой формуле: нищету порождает пьянство.

Под новый год умирает служительница «Армии спасения», которая заразилась чахоткой во время своей работы. Она просит позвать к ней Давида Хольма. Сам Хольм в это время пьянствует на кладбище, развлекая собутыльников жуткой историей: если челвоек умрет в новогоднюю ночь, то превратиться в возницу Смерти и будет собирать в траурную повозку души умерших. Скоро Давид сможет проверить на себе правдивость легенды, а заодно и посмотреть на свою былую жизнь со стороны, без права что-либо изменить.

Мрачная атмосфера фильма завораживает. Виктор Шестрем, играющий и главного персонажа истории, настолько искусно пользуется возможностями сюжета, что кажется, будто фильм снят недавно и лишь стилизован под старину. Думаю, поклонники «Сияния» Стенли Кубрика будут шокированы, когда вооруженный топором Давид Хольм начнет рубить дверь, за которой прячется его жена.

«Господи, дай душе моей созреть, прежде чем настанет час жатвы», — молится один из героев картины. И разве могут эти слова утратить актуальность?

8 из 10

«Маленькая» сестра армии спасения пытается наставить на путь «истинный» пропойцу по имени Давид Хольм, которого играет сам Виктор Шестрем. Результат спасательной операции превосходит все ожидания, включая мистические и религиозные. Основой для сценария «Возницы» послужила одноименная повесть Сельмы Лагерлеф, которая у нас больше известна как автор сказки про путешествие Нильса с дикими гусями.

После Первой мировой войны в Швеции был введен сухой закон, а алкоголизм был объявлен национальной трагедией. Не стоит задирать фабулу фильма в плане ее морализаторства, поскольку сценарий почти дословно повторяет повесть, а Лагерлеф очевидно полагала, что простая и внятная риторика (это можно, это нельзя) способна оказать благотворное влияние на публику. Но подождите переключаться!

Ингмар Бергман говорил, что пересматривал этот фильм чуть ли не ежегодно, считая его великим. Безусловно, для своего времени фильм технически исполнен совершенно: здесь активно используются «спецэффекты» в виде флешбэков, сюжет развивается нелинейно, а по схеме рассказ о рассказе в рассказе, двойная экспозиция и цветные фильтры позволили революционно решить вопрос художественного изображения потустороннего мира. В результате фильм затягивает зрителя внутрь как бездонный колодец, где время движется по петле мебиуса, а реальность заплетается в косичку из снов.

Однако главный интерес, на мой взгляд, этот фильм представляет с точки зрения пространства между фабулой и сюжетом фильма. Тревожная многозначность, заметная даже невнимательному зрителю, для киномана будет гурманским наслаждением. Смею надеяться, что именно это и ценил в нем Бергман. Наверняка здесь даже не два смысловых подтекста, а целая матрица вариантов.

Мне показалось прекрасным противопоставление жертвенной сестры милосердия и пропойцы Хольма, как не крути, а симпатии остаются за Давидом. Почему? Это сложно объяснить, ведь он редкостный паразит. Но Давид жив, а сестра Эдит всего лишь приставка добродетели, подпирающая барную стойку греха.

Если же присмотреться внимательно, то бед и несчастья Эдит принесла гораздо больше, чем спасаемый ею Давид Хольм. Никакой симпатии у меня она не вызывает, несмотря на миловидное личико и благие намерения, которыми как известно вымощена дорога в ад. Возможно это связано с подспудным ощущением того, что Эдит нагло влезает в сценарий чужой жизни и наивно пытается внести туда какие то смешные правки, а может быть это общее понимание ее инородности.

И наконец, фильм творит какие-то чудеса со временем, мне казалось, что я смотрю его целый день, даже не замечая, что это немое кино. Финал несколько клюквенный, но не будем забывать, что премьера состоялась 1 января 1921г. и зритель должен был отправиться домой в состоянии радостной экзальтации, не заметив какую пилюлю ему приготовил Шестрем.

Смотрите кино.

Снятая в 1920-ом году лента шведского режиссера В. Шёстрёма «Возница», стала действительно этапной в формировании шведского кинематографа, а также и европейского. Помимо технического совершенства данной картины, она еще и поднимает вечные человеческие вопросы, что, несомненно, содействует расположению «Возницы» в ряде классических лент немого кинематографа.

Первое, на что стоит обратить внимание, это сложный и многослойный сюжет фильма. Рассказ нескольких историй одновременно, переплетение их в главной сюжетной линии, динамичная структура фабулы — вот то, что с самого начала фильма приковывает внимание зрителя. В начале просмотра невольно задаешь множество вопросов: «Кто эта героиня?», «Почему так необходимо увидеть этого человека?», «За что она просит прощение?» и многие другие. Подобный ход сразу же разжигает любопытство зрителя. По ходу фильма мы медленно и тяжело получаем ответы на свои вопросы, а также смещаем наши симпатии к персонажам. Мы все больше сопереживаем главному герою, его жене и детям, а вот, как ни странно, образ работницы Армии Спасения не вызывает должного сочувствия, несмотря на все ее благородные деяния. Если заглянуть в суть персонажей, то зритель симпатизирует и идентифицирует себя с «отрицательным» персонажем. Но в конце фильма, в главном герое все-таки пробуждаются те, давно забытые, светлые чувства. И Возница Смерти, как бы оправдывая его, произносит фразу: «Господи, дай моей душе созреть, прежде чем настанет час жатвы». Таким образом, негодяй трансформируется для нас в жертву и сопереживание зрителя в финале достигает предела. Фильм не был бы таким «вкусным» без неповторимого музыкального сопровождения, которое не просто служило красивым фоном действию, но еще и передавало тончайшие краски состояния героев и ситуации. Музыка в этом фильме поистине наделила его поэтическим шармом.

Помните «Сияние» Стэнли Кубрика? Там в ответственный момент Джек Николсон будет топором прорубать дверь и втискиваться к запершейся от него семье? Наверное, вспомнили. Очень яркие и эффектные моменты. Так, вот — это очевидное заимствование, цитата Кубрика у Шестрема из «Возницы».

Вообще, «Возница» фильм известный и немало цитируемый. Именно Шестрем сумел показать выход души из тела — когда на экране показывается труп и рядом прозрачную астральную субстанцию, похожую на тело некогда живого человека. Тема психопомпов, забирающих тела в другой мир, также оказалась тут раскрытой. Но эта мистическая сторона ленты не должна нас отвлекать от главного.

Все дело в том, что Шестрем помимо неимоверно выразительной и действительно страшной инфернальной составляющей наполнил фильм подробным описанием вещей неприятных, которые стремятся не замечать и сглаживать. Семейное насилие, направленное к беззащитным жене и ребенку, пьянство и бедность — вот истинная Вселенная «Возницы».

Наверное нужно разочаровать многочисленных поклонников фильмов ужасов. «Возница» попросту использует тематический инструментарий хоррора, не допуская тем самым ленте скатиться в социальную драму. И, это решение оказывается выигрышным. Ведь любая экранизация горьковского «На дне» в силу переизбытка реалистичности угнетает.

Шестрем в своей ленте убедительно и четко рассказал о христианских идеалах, прощении и воздаянии за дела. В силу несовмещения формата, ибо хоррор все же не его направление, я полагаю, что Шестрем немного свернул метафизический запал и сделал более понятной концовку ленты. Впрочем, то что обозначил Виктор позже раскрыл со своим «Лилиоме» Фриц Ланг.

7 из 10

Фильм Виктора Шёстрёма представляет собой некую помесь «Рождественской песни» Чарльза Диккенса и романов Золя, так любившего повествовать о низкой социальной прослойке. Из многотомного творчества известного французского писателя легко выделяется одна идея, красной нитью пролегающая через всю серию романов «Ругон-Маккары» — человек, родившийся и выросший в неблагополучной социальной среде, изначально запрограммирован на неудачу, и все его попытки выбраться из так называемой западни, даже если таковые присутствуют, будут провальными. В рамках данного социума действуют определенные правила, и простой рабочий непременно станет к концу жизни горьким пьяницей и познает самое дно. О духовной составляющей бытия, разумеется, речь не идет вообще. Но если у Золя герой претерпевает только негативные моральные изменения, то Диккенс — достойный представитель пуританской викторианской эпохи — ведет своего героя Эбенезера Скруджа к раскаянию методом показа персонажу отдельные эпизоды его жизни, а также их последствия, выставленные в самом нелицеприятном свете.

Сельма Лагерлеф делает довольно незамысловатый коктейль из гипертрофированного реализма Золя и столь же гипертрофированной темы покаяния и обретения Господа в сердца Диккенса, взяв за основу старую легенду о вознице, управляющем повозкой смерти и забирающем заблудшие души. Небольшая ее одноименная повесть имеет сходство с киносценарием или пьесой — все герои действуют исключительно в настоящем времени, а эпизоды в четкой кинематографической последовательности сменяют друг друга. Основное достоинство фильма заключается в том, что Шёстрём дотошно и скрупулезно переносит действие на экран, стараясь ни на шаг не отходить от литературного первоисточника. В итоге, «Возницу» легко причислить к классическим экранизациям, которые за всю историю кино, на самом деле встречаются не так часто. Возможно, и по этой причине, к «Вознице» снятом почти столетие назад, до сих пор не угасает интерес, тогда как большинство немых фильмов, не считая картин Чарли Чаплина и другой классики от монополистов-американцев, ушли в забвение и вызывают любопытство лишь у самых завзятых знатоков важнейшего из искусств. Другое достоинство картины в том, что актерский ансамбль смотрится весьма необычно. Те эмоции и действия, которые актеры передают на экране, почти не несут в себе театрального пафоса, столь характерного для раннего кинематографа.

Любителей ужасов, нацелившихся на знакомство с одним из самых первых образчиков жанра, ждет разочарование. Несмотря на изрядную мистическую составляющую, «Возница» — это драма, и найти здесь моменты, которые пугали хотя бы и тогдашнего зрителя, не избалованного современной компьютерной графикой и «бу»-эффектами, не получится. На выходе у Шёстрёма получился крепкий фильм, не открывающий для вашего покорного рецензента какие-то новые горизонты и не мотивирующий к повторному просмотру, однако же, заставляющий проникнуться восхищением и где-то даже благоговейным трепетом к режиссерскому и актерскому таланту его создателя. Фильм — учебник, как для студентов режиссерского факультета, так и для филологов, поскольку после ознакомления с данной картиной, повесть Сельмы Лагерлеф можно смело не читать.

8 из 10-и.

«Всякий, делающий грех, делает и беззаконие; и грех есть беззаконие» (1 Ин.3:4)

Бесконечный стук часов, постоянно подгоняющий в спину, умеренно барабанящий, выполняющий свою работу по составленному графику. И он, нагнетая, усиливая давление на органы слуха, поинтересуется однажды, как бы невзначай произнеся: «а многое ли ты успел из того, что должен был, из того, что хотелось сделать?».

А при попытке замедлиться, закрыть глаза, задержать дыхание, стрелки по циферблату еще больше станут ускорять свой ход, не предоставляя возможности бросить мимолетный взгляд назад, посмотреть на обломки разбившейся мечты. И лишь в час финальный тебе укажут на самые злостные деяния, которые имели место быть, буквально ткнув в самый жирный след, заставив пережить все снова, увидеть себя со стороны, безрассудно и в горячке разрушающего все то близкое, что было.

В качестве лейтмотива в одной из своих самых известных работ Виктор Шёстрём использует древнюю легенду, которая рано или поздно настигнет основного персонажа Давида Хольма. Все действо постепенно начинает заполняться атмосферой таинства, увеличивающей свое давление с каждой последующей главой фильма. С первых секунд мы окунаемся в черно-белую реальность, облеченную в пугающий поток рассказанной в канун Нового года истории, когда каждый боится того, что его грехи обернутся и последуют за ним украдкой, возвращая должное за предательское отношение к собственной судьбе.

И тогда бедолага вместе с кончиной смешается с воздухом, потеряв плоть и кровь. Станет он, одетый в балахон с капюшоном, скрывающим лицо, целый год гнать свою призрачную повозку по бескрайним полям жизни и смерти, подгоняя лошадь, не ощущая ветра, который бы мог освежить, не зная усталости. Всего этого нет, но есть ожидание встречи преемника, что также за грехи и смерть свою в тот же самый час понесет наказание в виде долгой и мучительной работы потусторонним кучером.

«Возница» — это картина, способная изобразить проблемы очень многих людей в лице одного человека Давида Хольма, тяготы и ярость которого исполнил сам Виктор Шёстрём. Основной герой — противоречивая личность, виноватая во многом сама, но и одновременно копившая долгое время зло на других людей. Такие направляют грех не только в создание беззаконья, они изначально губят собственную душу. А изложенная легенда о призрачной тележке, граничащая на краю между ужасом и леденящим кровь фэнтези, говорит о поблескивающей надежде на то, что в любом случае всем воздастся по заслугам.

… а потому не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по Тебе.

Очередной сочельник, что ворвался в этот бренный мир вместе с торжественными тостами и криками толпы. Все радуются, смеются во весь голос, ожидая от новых 365 дней нечто необычного. Почти все… Сестра армии спасения Эдит, не выдержав длительной борьбы с изнуряющей ее лёгкие чахоткой, приехала домой, чтобы спокойно отойти в пределы иного, диковинного сна. Более для нее нет никаких других вариантов, кроме как с достоинством встретить всадника на бледном коне близ безутешной матери. В последние часы, отведённые ей фатумом, она просит позвать некоего Давида Хольма, чье имя вызывает страх у тех, кто находился возле смертного одра несчастной девушки. Кто он и почему понадобился только сейчас? Об этом мы узнаем позже… Именно заключительные мгновения жизни юной монахини приоткрывают занавес «Возницы». Мрачного и крайне атмосферного фильма, который завораживает зрителя с самых первых кадров, попутно обхватывая его в липкие объятия страха, что позже перемешивается с неподдельным восхищением от полотна Виктора Шёстрёма.

Дешевая, жалкая обитель для пьяниц, почти полностью потерявших облик человеческий, в такие вечера собирает в своем чреве особых посетителей. Утраченные надежды для всех них — это уже давно пройденный, почти и вовсе подзабытый этап самоуничтожения. Теперь же, когда появляется подобная возможность, они предпочитают пожирать чужие жизни, что связаны с ними кровным родством. Своеобразный отчий дом для Давида Хольма, хотя сегодня его там и не отыскать. Где же он? Ныне, именно погост стал для него праздничным столом в ожидании Нового Года. О нет, он еще не умер и всего лишь рассказывает своим друзьям забавную историю про возницу, что служит Смерти целый год, терпеливо ожидая того момента, когда стрелки часов застынут на полуночи, явив тем самым нового извозчика для душ. Каждая минута — век для шведской аналогии Харона, меняющего не только облик, но и свое собственное отношение к ушедшим. Один из старых знакомых Хольма, будучи праздным студентом, всегда боялся подобной доли для себя. И именно в канун памятного праздника, ровно год тому назад, он скоропостижно скончался, что рассмешило старину Давида. Стоит ли говорить, что им еще предстоит непростая встреча, которая послужит обобщающим звеном для многих. Да, наш герой совсем не случайно забрел в столь мрачное и подходящие к сюжетным особенностям «Возницы» место.

Но вправду ли Давид Хольм — это чудовище в шкуре человека, что полностью и безоговорочно заслужил такое наказание? Вводя в качестве контраста теплые воспоминания пьяницы о безоблачном и таком спокойном прошлом, Шёстрём намеренно пытается вызвать у зрителя не сочувствие, но понимание к своему герою, который стал тенью, едва заметным призраком, что вновь переживает все старые ошибки. Образ Давида неоднозначен и совершенно избавлен от стереотипов; мимолётное раскаяние в тюрьме, когда он видит брата, убившего человека после очередной бутылки или искренняя благодарность Эдит за ремонт потрёпанной одежды. Расправленные крылья режиссёра, который в своих самых монументальных фильмах всегда играл роль первой скрипки. Будь то «Возница», «Горный Эйвинд и его жена» или «Терье Виген», но одинокий старик из «Земляничной поляны» Бергмана всегда добивался максимального эффекта на всякого зрителя, решившегося на просмотр его беззвучных фильмов.

Возможно ли направить опустившегося человека на верный путь? Наверное, каждый сам принимает единственно «правильные» для себя решения, что будут преследовать нас на протяжении всей последующей жизни. Как раз на полпути между раем и адом… «Возница» же — это эпилог, предтеча одного из отцов кинематографа, которая тихо говорит о том, что ценность, значимость людского существования проявляется в отдельных эпизодах и не более. Я никак не могу поведать вам о финале этого фильма, так как тем самым убью не интригу, но те эмоции, что обязательно последуют вслед за наступлением титров. Возможно, именно его осознание стало для Хольма самым страшным наказанием в пределах грустной сказки, виртуозно исполненной одним из величайших режиссёров за всю историю кинематографа. По крайней мере, я на это искренне надеюсь.

Степень влияния шведского кинематографа на мировое кино в целом, и на развитие «десятой музы» с начала 20-го века в частности, переоценить очень сложно. Зародившись практически параллельно со всеми главными континентальными кинематографиями, оно как-то сразу стало занимать не только свою высокую позицию в контексте кинопроцесса, но и нашло свою индивидуальную нишу, так называемого «психологического кино». Пока во всём мире снимали развлекающие зрителей динамичные приключенческие и комедийные сюжеты, шведы пошли по пути рефлексии и рассуждения о значении человека и его поступков.

Опираясь на великолепную национальную художественную литературу(Стриндберг, Лагерлёф и т. д.), шведское кино, уже к 10—20-ым годам минувшего столетия, достигло своего «Золотого века». Мориц Стиллер, Георг аф Клеркер, Виктор Шёстрём заложили кинотрадицию, из которой гораздо позже выйдут все киноклассики «страны викингов»: от Густава Муландера и Альфа Шёберга, до Бу Видерберга и самого Ингмара Бергмана!

Именно Виктор Шёстрём снимет «краеугольный камень», не только скандинавского, но и всего европейского немого кино, фильм «Возница». По которому и в наши годы узнают историю «искусства экрана» и учатся режиссёрскому мастерству. А в современных фильмах бесконечно цитируют не только отдельные сцены фильма, но и целые сценарные концепции(привет- «Началу» Нолана!).

Готический стиль фильма не должен вводить в заблуждение зрителя, ибо по жанру это вовсе не ужасы и не мистический триллер, а философская драма пополам с христианской притчей. Где тема сошествия в ад, как земной, так и посмертный, раскрывается параллельными сложноподчинёнными режиссёрскими ходами. С применением инновационных на тот момент двойных экспозиций, создающих иллюзию трёхмерного визуала и «ретроспекций-матрёшек», как вершины искусства монтажа.

Представьте себе нечаянный симбиоз «Этой замечательной жизни» Капры и «Потерянного уик-энда» Уайлдера, помноженный на отстранённую религиозность Дрейера- яснее образа этой ленты и не придумать, тут и сюжет пересказывать не надо, что называется. Тем более, что влияние «Возницы» на вышеперечисленные киноассоциации абсолютно, также, как и на весь Голливудский мейнстрим 30—40-х или европейский арт-хаус 50-х.

История жизни и морального падения беспробудного пьяницы Дэвида Холма, умирающего в канун Нового года и вынужденного стать погонщиком «катафалка преисподней», с «лёгкой руки» актёрского, сценарного и режиссёрского таланта Виктора Шёстрёма, переходит от психологической мелодрамы к библейской трагедии и обратно. А игра в кадре самого Шёстрёма(да и всех актёров фильма), становится противовесом американской аффективной артистической манере. Не зря же, именно шведы, дали Голливуду его самую яркую звезду 30-х- Грету Гарбо!

Сама Лагерлёф хвалила фильм, снятый «на секундочку», по её произведению. А операторский гений Юлиуса Йенсона, подсмотревший и запечатлевший мрачный эмоциональный неуют души героя, дал точку отсчёта великой шведской кинооператорской школы.

Позднее Шёстрём уедет в Голливуд, но сняв там несколько(в меру удачных) картин, вернётся. Американскому кинопродюсеру придутся не по вкусу поэтические интроспекции «шведского Эйзенштейна».

В наши дни штатовская «индустрия грёз» по прежнему черпает новые идеи в шведском кино. Взять хотя бы новомодную ремейк-трилогию по книгам Стига Ларссона, или недавний хит, ныне нездорово популярной вампирской тематики- «Впусти меня». Что же до «Возницы» Шёстрема, то её магический реализм цепляет и по сей день, возвышаясь сущей «горой» и оставаясь недосягаемой для наглых попыток её переснять…

8 из 10

Чем было хорошо немое кино? Во-первых, говорящими лицами. Посмотрите на актеров и актрис начала века. Они заставляли зрителей считывать все с одного изгиба брови или подергивания уголка рта. Во-вторых, музыкой. Как и лица актеров, музыка несла в себе информацию о том, что происходит в картине.

«Возница» — не просто и не только немое черно-белое кино. Во-первых, не совсем черно-белое: оно имеет свою цветовую гамму, пусть и ограниченную. Сепия — это цвет очага, уюта, внутреннего помещения. Синий цвет — цвет улицы, мороза, зимы, холода. Все существительные, стоящие после тире, ассоциируются со смертью. Зимой ее всегда больше: от холода, от голода, от «занесло».

В «Вознице» отсутствуют многие штампы, которыми было переполнено классическое немое кино. Нет грубо-сфабрикованных характерных жестов, заламывания рук, возведения очи горе, падения в обмороки. Это не любовная история, не история убийства, это не то, что за пару монет в прокуренном зале. Это, простите, два часа не только эмоционального, но и умственного напряжения.

Актеры играют реалистично. Неужели по Станиславскому? Вполне: гастроли в Европе давно состоялись.

Не самое известное произведение Сельмы Лагерлеф было взято в качестве сценарной основы к фильму. Главный герой — Давид Хольм — опустился на самое дно. Представьте себе персонажей ночлежки Костылева или семейку Жервезы — вот вам и герой «Возницы». Он извел жену, возможно, заразил своих же детей чахоткой, подтолкнул брата к убийству, друзей-товарищей превратил в собутыльников, а единственного человека, верящего в него до последнего вздоха, сестру армии спасения, довел до этого самого последнего вздоха.

Время от времени в фильме появляются кадры, в которых все просматривается через объектив, глаз кинокамеры. И возникает вопрос — кто снимает? Если вспомнить фильм «Скрытое» Михаэля Ханеке, можно предположить, что за камерой стоит не просто оператор. Ханеке показывает, что, кем бы ты ни был и что бы ты не делал — за тобой следят. Рано или поздно кассету получат все. Возница — та же кассета. Вся жизнь Давида Хольма, как и других, снималась на камеру. Потом, после смерти, отснятый материал был показан герою. Вот, смотри. Нравится?

Немой фильм — большУю часть экранного времени занимают субтитры — и при этом настолько захватывающее повествование, просто до краёв наполнено драмой, страданием, переживанием и сопереживанием.

90 лет назад — удивительно сделано с технической точки зрения: повозка, возничий, когда он ходит в обычном мире. Интересно узнать, что всё оказывается уже было — например, душа, отделяющаяся от тела, как в Призраке Цукера, или разбиваемая топором дверь, как в Сиянии Кубрика.

Виктор Шёстрём — режиссёр и блестящий исполнитель главной роли. Как он преображается в разных сценах — поразительно!

Ну и финал — да, по логике событий напрашивался вполне конкретный.

Однако, премьера фильма состоялась 1 января, может быть, и с этим был связан тот финал, что есть в фильме?

8 из 10

Извозчик-призрак ездит на своей повозке и перевозит души умерших на другой свет.

Существует такая легенда, что тот кто умирает в канун нового года, при том если он много грешил, будет рабом смерти и в течение следующего года он будет вывозить души умерших с этого света. Пьяница по имени Давид Хольм умирает как раз в канун нового года. За ним приезжает мёртвый извозчик, но перед тем как увезти его душу из этого мира, показывает ему все грехи его: как он много пил, как ужасно обращался с женой и детьми, и что стало с его семьёй, когда та осталась в нищете.

Представля, какое впечатление на зрителей фильм произвёл в двадцатые, ведь это по-настоящему страшно, картинка завораживает. Очень качественно выполнена постановка, а как играет Шёстрём, это вообще невообразимо, ведь в своего героя он вложил столько энергии, столько напряжения, что не поверить ему просто невозможно. Сам фильм напоминает атмосферу гоголевских романов.

Фильм очень хороший, но в наше время его выдержит далеко не каждый. Фильмы умирают, с этим не поспоришь, но я думаю что жанр триллер всегда будет обязан этому фильму, который взял зрителя атмосферой (для этого постарались все: режиссёр, актёры, операторы, художники), а не криками, жестокими сценами и т. д.

Немое кино для меня всегда было чем-то загадочным и непорочным, а смотришь эти фильмы с огромным удовольствием по причине отсутствия речи и акцента на глаза, жесты, мимику актеров.

Фильм дожидался своей очереди для просмотра месяц: тысячу раз пожалела, что не посмотрела его сразу же, как скачала. Он потряс мое воображение и разбередил, так сказать, мою душу до предела. Шёстрем и как режиссер, и как актер просто великолепен. Его работа захватывает: ты полностью уходишь в эти события, а окружающий мир, лично для меня, просто перестал существовать во время просмотра. Становится страшно, смотря на этого пьяного безумца и (соглашусь с forever) его действительно можно порекомендовать любителям «огненной воды» и прочих «радостей» жизни: отбивает желание хотя бы на время.

К сожалению, таких фильмов: глубоких, завораживающих, высокоморальных и притягивающих, очень мало, а жаль!

10 из 10

«Господи, дай душе моей созреть, прежде чем настанет час жатвы» — этой молитвой заканчивается фильм и начинается твой диалог с совестью, зритель.

Возница, или Экипаж-призрак, или Призрачная повозка — красивый, местами жутковатый фильм о пьянице, которого пытается перевоспитать сестра Армии спасения.

Сам великий Ингмар Бергман писал, что пересматривает этот фильм каждое лето. Это неудивительно. Мы привыкли снисходительно смотреть на эпоху немого кино: то, что «цепляло» в двадцатые сегодняшнего зрителя не удивит.

Но, верьте, если над хвалёными актёрами Гриффита — великого американского режиссёра — я частенько смеюсь, то от «Призрачной повозки» я не мог прийти в себя два дня: во время первого просмотра уже через 10 минут я забыл, что в главной роли — режиссёр фильма, мне казалось, что это озлобленный на весь мир пьяница, болеющий чахоткой — это не актёр — это реальный пьяница, его позвали на съёмки и сказали что говорить и что делать.

Я не буду больше пить! (так я себе говорил после сеанса). Как просто можно остановиться и перестать причинять боль своим близким! Какие мы недалёкие! Зачем мы падаем сами и тянем за собой друзей? Ведь чем ниже ты падаешь, тем больше злоба к окружающим: это они виноваты!. .. А потом приходит мысль: Да и я тоже хорош!… Ну и буду пить тогда, раз я всё равно такой урод! И падение продолжается…

И всё-таки остановиться можно в любой момент! Именно об этом фильм.

Спасибо, Сельма Лагерлёф, (по её книге снимали фильм) и тебе, Виктор Шёстрём, за надежду, которую вы дарите этой «сказкой для взрослых», теперь мы знаем, что рекомендовать друзьям и знакомым для просмотра, чтобы легче было притормозить с выпивкой и наркотиками.

P.S. Стоит отметить следующие особенности: впервые был применён сюжет типа «трёхслойный пирог» (рассказ в рассказе рассказа), а также съёмки морской стихии и даже морского дна (1921 год!)

Давид Хольм (в этой роли снялся сам Виктор Шёстрем) много лет катился вниз по стезе порока. Плотник-семьянин постепенно превратился в драчливого пьяницу, изводящего несчастную жену и не слушающего ничьи уговоры и вразумления.

Но однажды пришло время умереть, и возница-Смерь прежде, чем отвезти душу Давида в страну мёртвых, показывает ему, что именно сейчас происходит с членами его семьи. Отчаявшаяся от нищеты жена вот-вот отравит себя и детей…

При просмотре обратите внимание: одна из самых страшных сцен мирового хоррора, разбиваемая топором дверь из «Сияния» Стенли Кубрика, — такая сцена есть и в «Вознице».