Без права на ошибку (1975)

Мне кажется, это очень необычный для советского кинематографа фильм. После него я заинтересовался режиссером Александром Файнциммером, и теперь планирую более тщательно изучить его творчество.

Необычным и неожиданным в этом фильме я вижу, как зрителю преподносят негативную информацию, в первую очередь, это касается группы хулиганов-дебоширов, у которых нет планки, которую нельзя перешагивать. Эта вседозволенность поражает, и, несмотря на то, что этот фильм 1974 года в нашей стране в плане наличия таких вот «людей» и до сих пор все в порядке. Просто я думал, что в СССР цензура не пропустит такие жестокие для восприятия обычного гражданина сцены насилия.

Суд в фильме показан как самый гуманный суд в мире, и справедливость тут, правда, торжествует, только тогда, когда за дело берется сам главный судья, поставивший, кстати, под сомнение труд следователя, который расследовал убийство. Положа руку на сердце, следователь, действительно, без должного внимания отнесся к расследованию дела, не уделив время мелочам. Однако, сейчас, нереально представить такую ситуацию, когда главный судья, в свободное от работы время, самостоятельно начинает выяснять обстоятельства убийства. Хотя, думаю, такие случаи и в Советском Союзе были исключения из правил. Это все-таки фильм… В любом случае внутренние моральные переживания судьи о том, что осудив невиновного, или отпустив убийцу, он совершает государственное преступление, заслуживают особого внимания. Ведь в каждом конкретном случае, в каждом своем вердикте, судья решает судьбу человека на всю его оставшуюся жизнь.

Картина может оказаться полезной и для женской аудитории, ведь, все что случилось и развернулось в фильме, произошло, цитата: «Из-за этой бабы». Женщинам в этом фильме уделено немало внимания и времени, и я, некоторые выходки (иначе не могу это назвать), одной из главных героинь (Светлана Старикова) однозначно осуждаю.

Ставив фильму «Без права на ошибку» довольно невысокую оценку, и выбрав тип рецензии как «нейтральная», я руководствовался тем, что, несмотря на довольно интересную сюжетную линию, кино идет без резких эмоциональных всплесков, что должно быть на судебном заседании, когда судят убийцу. Кроме того, сюжет и игра двух главных героинь картины, уже в середине фильма, дали понять, как же на самом деле все произошло.

5 из 10

Равнодушные капли летнего ночного дождя не могут смыть грязь похотливых рук. Идущие маршем по подворотням находят свой пивной ларек, и сквозь напыленный слой городской псевдокультурности, словно латунь на цыганском колечке, проступает агрессивная убогость очередного потерянного поколения. И снова казенный гипсовый герб над головами судей невозмутимо заслушивает очередные показания свидетелей, проникновенно убеждающих любопытствующих зрителей и выполняющих гражданский долг заседателей, что лохматый юнец, упрямо твердящий о своей невиновности, на почве безудержной ревности разрядил охотничью двустволку в прекрасного парня Романа Селецкого, временно нигде не работающего.

Александр Файнциммер давно и прочно занял нишу режиссера, снимающего фильмы для заполнения кинопрокатной корзинки Советского Союза. Его работы бодренько блуждали по провинциальным и, зачастую, столичным кинозалам, не вызывая бурления электоратных масс, но и не растворяясь мгновенно в безличном забытьи, регулярно появляясь в телевизионной программе после рубежной передачи «Время». «Без права на ошибку» очутился даже в четвертой сотне лидеров советского проката между такими же неприметными для хронологических скрижалей «Дайте мужа Анне Дзакео» и «Двумя годами над пропастью». Первый план здесь отведен актерам без звездных шлейфов — Олегу Жакову, Льву Прыгунову, Николаю Мерзликину…, и зрительский интерес удерживал, по сути, только сюжет — судебное расследование, ведь криминальные фильмы добропорядочные люди любят во все времена. Тем более, с бытовым хулиганством каждый сталкивался в той или иной степени и вопросом владел.

Как и положено правильной советской картине, чей сценарий был в отведенные сроки согласован в различных инстанциях, произведение киностудии «Мосфильм» вселяло очередную порцию оптимизма, что отдельно взятые недостатки, родимыми пятнами там-сям проявляющиеся на светлом челе социалистического общества, будут обязательно искоренены соответствующими органами при поддержке населения. У сомневающихся проснется совесть, хулиганов выведут на чистую воду, а самый справедливый суд в мире в полной мере выдаст кесарю кесарево, а слесарю слесарево. Вот только со временем и набитыми шишками жизненного опыта понимаешь, что в том, что в электричке развязные гопники (впрочем, тогда их называли иначе) издеваются над не решающимися ответить им людьми, или в том, что наглецы готовы изнасиловать поздно спохватившуюся в кокетстве девушку и честно избивать заступившегося за неё парня вчетвером на одного, и во многом другом подобном виноваты не только школьные учителя и неправильные гены, а сами же мы, оптом и в розницу.

Кого скорее предпочтут девушки для ухаживания — подвыпившего обаятельного нахала или робко пытающего что-то сказать ровесника? Кому сочувствующие уступят место в транспорте — раскорячившемуся в зюзю детинушке с перегаром или скромно стоящей в сторонке умотанной на работе женщине? Кто больший авторитет во дворе — отсидевший пятнадцать суток за дебош Федя или пашущий на стройке заочник Шурик? Кому правосудие выпишет больше — доведенному до отчаяния мужику, вырубившему обидчика, который несколько часов травил и плевал ему в лицо с помощью державших жертву компании подельников или ни черта в жизни не сделавшим бугаям, стрясающих, что ни день, пятерку-десятку на пропитание и унижающих всех, кто слабей — от школьника до пенсионера? В этом-то всё и дело.

Сплетши венок из васильков и зверобоя, медленно уходило в холодные туманы лето. Никогда уже оно не будет безмятежным для Бориса, Валентины и её младшей сестренки Юли. И пусть старик судья отделил агнцев от козлищ, дождливый вечер в сторожке останется серым фоном памяти до той поры, пока время не подчистит ластиком холодную графику бесчеловечности. А обтянутые дерматином кресла в зале заседаний районного суда будут вновь и вновь поскрипывать под тяжестью услышанных преступлений, в основе которых лежит удаль молодецкая, помноженная на стремящуюся к нулю величину моральных ценностей.