Лунная соната: Глухота в трёх актах (2019)

Людей уже давным-давно чипируют. И, как выясняется, к их собственной пользе. Правда мальчишка по имени Йонас иногда, устав от шума дня, отключает свой необычный слуховой аппарат, погружаясь в первозданную тишину, которая окружала его практически с рождения, когда родители, узнав о его глухоте, доверились передовым технологиям, вживив сыну кохлеарный имплант, как у его бабушки и деда, которым прогресс медицинской науки помог только на седьмом десятке лет, серьёзно скорректировав для них устоявшуюся жизнь.

Ирен Тейлор Бродски взволнованно и эмоционально рассказывает историю своей семьи, два поколения которой отмечены генетически обусловленной потерей слуха, начиная свой рассказ, прежде всего, с занимающегося фортепиано юного Йонаса, которому взбрело в голову выучить Лунную сонату Бетховена, поскольку тот написал её теряя слух, и парень принимает это как вызов, стремясь к определённому для себя уровню совершенства, потому что электронный прибор в его голове — это совсем не тот биологический механизм, которым человек наделяется от природы.

Чувствуется, что ей не просто собраться с мыслями, но она усердно пытается, не слишком углубляясь в теорию, показать влияние слуха на образ жизни сына и своих родителей, не так здорово, как Йонас, адаптировавшихся к акустическому сопровождению окружающей их среды. Чувствуется, что она переживает за каждого из них, за ребёнка, убивающегося за роялем, и за стариков, которых звуковая волна сбивает с привычного хода мыслей, преследующим их надоедливым раздражителем.

Между прочим, можно много чего узнать о жизни глухих в биографическом преломлении долголетнего супружества стариков, создавших не только счастливую семью, но и состоявшихся в выбранной научной профессии, что, в свою очередь, переполняет гордостью режиссёра, отрывающегося от канвы своего повествования, периодически упуская из вида мальчика, давясь слезами умиления от возрастной беспомощности, настигающей его деда первыми симптомами Альцгеймера.

Йонас практически не замечает камеры и, уточнив у матери, снимает она или нет, занимается своим делом, коверкая нотные строки Бетховена на свой лад, с упорством настраивая свой электронный слух, чем вызывает не только симпатии, но и реальный интерес к тому, чтобы это ему удалось, в то время как находящийся поблизости дезориентированный старик начинает казаться недоразумением, а его старческая болезнь — органическим способом отключиться от внешнего мира, что он действительно делает, механически отключая прикреплённый к уху слуховой аппарат.

И, если о положении деда можно сказать: «С кем не бывает», то, глядя на внука, понимаешь, что не каждый так сможет — не задушить брата, перебивающего его урок погоней за домашней собакой, бороться с соблазном отгородиться от шума стеной своей глухоты, никому ничего не доказывая, добиваться совершенства, которое позволяют его возможности чувствовать вибрацию струны, избавляясь от своих внутренних сомнений.