8 (2010)

Старая, но не теряющая популярности игра в крестики-нолики не только скрасит досуг двух человек, но и даст хорошую возможность почувствовать себя немножко стратегом. Раз — стоит на бумаге крестик. Два — появляется нолик. Три, четыре… и развязка уже близко, кто-то вот-вот прочертит победную линию. Игра состоялась, победитель и проигравший определены, все живы-здоровы, но если партия проводится не на листке бумаги, а на хрустящем под ногами снежном поле, то двумя-тремя ходами дело явно не ограничится, тем более, если вместо крестов и нулей будут живые люди при полном обмундировании. Бойцы противоборствующих армий сошлись в зимнем лесу в не самый подходящий момент — оба истощены и измучены. Одному солдату повезло больше — у него заряженная винтовка, и теперь он волен распоряжаться судьбой невезучего врага посредством команд, напоминающих птичий клик. Исход этой партии видится предрешенным, прав тот у кого ствол, но один неверный шаг вооруженного бойца, и ситуация переворачивается с ног на голову. Оружие-то в порядке, а вот нога наступила на то, с чего ее безболезненно уже не уберешь, и для повязанного это редкий шанс вырваться, во всяком случае, терять ему все равно нечего.

Крестики-нолики имеют немало версий, но сербскому постановщику Ачиму Васичу этого оказалось мало, и он изобрел новый вариант игры, куда более красочный и жестокий чем может возникнуть в голове свежеиспеченного победителя бумажной партии. Сомнений, кто из воюющих крест, а кто ноль, нет изначально, каска бойца с винтовкой не даст ошибиться, а вот исход поединка просчитать невозможно, ибо с каждым новым кликом-ходом преимущество сражающихся меняет своего обладателя. Уничтожающий взгляд, птичий возглас, бегство, выстрел — вариантов шагов в этих крестиках-ноликах предостаточно, а надежды на мирный исход нет совсем. Васич концентрирует внимание на природной ненависти человека, нуждающейся лишь в подходящем объекте, а дальше в ход идут звериные инстинкты, которые так любят воспитывать в своих солдатах честолюбивые главнокомандующие. Не зря генерал Эйзенхауэр в свое время поражался тактике советского коллеги маршала Жукова, который предпочитал преодолевать минные поля броском на них пехоты. Очевидно, и за спинами неизвестных солдат в зимнем лесу стоят циничные командармы, как раз такие, чей образ мышления очень близок сербскому режиссеру.

Восемь раз зритель услышит птичий клик, последний поставит точку в этой партии, но кто бы ни одержал верх, а не раз доведется испытать чувство тревоги и робкую надежду, что либо безоружный боец сможет оторваться от ствола за спиной, либо неловкий противник как-то сумеет обезопасить себя от мины. Тусклое цветовое решение фильма, резко контрастирующее с алеющими пятнами крови, как нельзя более точно отражает антигуманность этого поединка. Выхватываемая объективом камеры белая сова подобна молчаливому арбитру, который в спорной ситуации должен самостоятельно определить проигравшую сторону. Но самый главный судья остается за кадром, и это не Ачим Васич, а зловещий рок, который карает человека безо всякого объяснения и обоснования причин. С этим рефери нельзя договориться и не получится его урезонить, но есть выход. Достаточно четко просчитывать каждый шаг. Это так просто на первый взгляд, и так сложно, когда смерть на расстоянии одного движения пальца или поворота ступни. Ну что же, a la guerre, comme a la guerre.

На сладко хрустящем снегу хвойного леса ярким солнечным днем встретились двое солдат. И у одного из них было ружье. Этот не самый выдающийся атрибут цивилизации внушил первому чувство уверенности (не сказать, что необоснованное), а второго поставил в зависимость (не факт, что постоянную). И ворон прокричал, возвещая, что фигуры расставлены, а игра началась. Постойте, какие фигуры, какая игра — война же, жизнь на кону…

Сербский режиссер, сценарист и продюсер в одном лице Ачим Васич не особо церемонится со зрителем — нам не покажут ни кто эти солдаты, ни что это за война, ни почему они оказались в лесу совсем одни. Как будто в насмешку создатели фильма выбирают также не самую востребованную кинопленку и полностью отказываются от речи. По ходу действия зритель услышит только сочное поскрипывание снега, свист ветра и тот самый вороний кряк, которым имеющий оружие солдат распоряжается своим пленником. Но в однообразно белых снежных кадрах, изредка сбрызнутых алым, зашифрована глубокая символичность происходящего, когда человек человеку волк, даже когда двое совсем одни, даже когда не осталось причин воевать, даже когда весь окружающий мир так холодно агрессивен и просто холоден, что всего тепла вокруг — человек напротив в форме вражеской армии. Но нет. Если нет причин враждовать, всегда можно враждовать по привычке. И эту трагичную в своей безнадежности мысль режиссер представляет в весьма своеобразном иронично-парадоксальном ключе — ничто не предрешено, игра не окончена, пока есть желание играть, пока фигуры стоят, а противники на ногах. Пока ворон не прокричал 8 раз.

За 10 минут экранного времени ситуация переломится несколько раз, инициатива перейдет из рук в руки, кто-то проявит благородство, а кто-то храбрость… Но решающее слово все равно останется за насмешницей-судьбой, которая в уже тающем свете дня, посмеявшись над тем и другим, элегантно поставит обоим пат под проникновенный титровый монолог скрипки, сдобренный барабанным боем марша и прозвучавшим-таки восьмым криком ворона. И пусть эта партия оказалась не самой долгой или красивой, эндшпиль у нее действительно был впечатляющий.