Савур-Могила, на трудном фронте (1926)

Продолжение приключений Мишки, Дуняши, Оксаны и Тома Джаксона, чей дебют в двухсерийных «Красных дьяволятах» оказался не только кратковременным фурором среди изголодавшихся по энергичной фильме на родном материале советских зрителей, но и стал достоянием истории кино, а равно и литературы.

Картина Ивана Перестиани, как указано в титрах, снята без сценария, путём шутливой импровизации, что, вероятно, является отражением предшествующих споров, кто более из двух авторов — литератор Павел Бляхин или режиссёр Перестиани — виноват в том, что, в целом, достаточно проходные «Красные дьяволята», задумывавшиеся исключительно как аттракцион, для чего на главные роли позвали цирковых артистов, вдруг порвали публику, а также ответом на тонкий вопрос, кому принадлежат права, в том числе и на сиквел. (По факту выяснилось, что права принадлежат тому, у кого есть съёмочный ресурс, т. е. Госкинпрому Грузии).

Официозный бежевый четырёхтомник «История советского кино», восторженно принимая «Красных дьяволят», отыскивая в них не только коммерческие, но и художественные достоинства, что кажется несколько чрезмерным, учитывая, в каких тесных финансовых рамках рождался легендарный фильм, когда не стенснялись экономить на всём, в том числе и осветительных приборах, к «Савур-могиле», напротив, подходит необъяснимо строго, отказывая ей в минимальной состоятельности.

Этот ригоризм сейчас, спустя почти девяносто лет после премьеры, кажется несколько странным по причине своей идеологической мотивированности («КД» показывают, как молодёжь приходит в Революцию, и это гораздо важнее, чем чистая авантюристическая стихия, где беспримесный драйв не нуждается в оправдании высокой политической целью).

«Савур-могила», по крайней мере, её первая половина ничуть не уступает «Дьяволятам», а, принимая во внимание неожиданно возросшее мастерство оператора Дигмелова, которому дозволили-таки подсвечивать площадку, добиваясь различения фигур и фона, и снимать крупняки, заметно их превосходит.

Кроме того, Перестиани, продолжая гипертекстуальную игру, начатую в «Дьяволятах» ожившими сценками из классической приключенческой литературы, непосредственно включает в сюжет посещение героями синематографа, где в тот момент дают «Дом ненависти» с Пирл Уайт и Альбертом Морено.

Возникающая перекличка популярных заокеанских персонажей с нашими рождает любопытный эффект всеобщего экранного братства, когда кино стирает границы, превращая своих подданных, «закованных фильмой», в одну единую нацию.

Но и этим совершенно постмодернистские ходы не исчерпываются, поскольку Перестиани умудряется, едва ли через несколько склеек, совместить в одном пространстве две параллельные реальности, поставив сначала документальный кадр с Семёном Михайловичем Будённым, а, через минуту, процитировав «Красных дьволят», показать того же Будённого, но уже в исполнении приглашённого актёра…

Вторая же половина картины, когда действие, стартовавшее как погоня за сбежавшим из тюрьмы Нестором Махно (прыжок с третьего этажа на воз с сеном — без страховки, одним кадром — и сейчас смотрится захватывающе), резко переламывается (Махно, отвергнутый украинской деревней, перебирается в Румынию; тамошние пограничники встречают Нестора Ивановича нелюбезно, но, в отличие от Остапа Бендера, обратно не вышвыривают), оказывается слабее: эксперименты с динамическим сценарием дают-таки о себе знать.

Однако и похождения нашей бравой четвёрки на хуторе, который, собственно, и даёт название фильму, не лишены интереса, поскольку, среди прочего, там есть, пожалуй, первая в советском кино гомоэротическая линия, удовлетворяющая интересам как «Л», так и «Г».

Боец Первой Конной Дуняша, которую играет корпулентная Софья Жозеффи, носящая густое каре, попадает в плен к атаманше Марусе. Дуняшу, чьи формы сорок восьмого размера, кажется, не способны ввести в заблуждение даже младенца, злые бандиты упорно принимают за молодого парня, который вызывает не классовую ненависть, но, напротив, распаляет похоть.

На Дунящу кладут глаз, во-первых, инок-расстрига, извержённый из сана за противоестественный грех, во-вторых, сама атаманша. Расстриге, по причине подчинённого положения, приходится лишь облизываться, глядя на смелого и красивого будёновца, а вот атаманша идёт на приступ.

Пригласив Дуняшу в опочивальню, бандитская Мессалина, которой мало разлагающего отряд ревнивого соперничества её бывшего и нынешнего фаворитов, склоняет невинную девушку к плотским утехам. Завязывается борьба: две крупные тётки катаются по постели, отпихивая друг друга.

Наконец атаманша сдаётся и приказывает повесить отвергнувшего её… А вот кого именно, не слишком понятно, поскольку Перестиани отчего-то не решается уточнить, углядела ли ослеплённая вожделением Маруся наконец у будёновца третий номер или по-прежнему считает его за заносчивого парубка.

На перекладине ворот висят две петли. Одна — для Дуняши, вторая — для Оксаны. (Оксану, которую играет ещё более фигуристая Светлана Люкс, тоже принимают за мужчину: совсем у бандитов от холостой кочевой жизни зрение поехало…)

Но красная кавалерия уже в пути: спасение близко.

6 из 10