Набат на рассвете (1985)

1944 год. В то время, как наши войска завершают блестящую Ясско-Кишиневскую операцию, академик Костромин (Тараторкин), симпатичный старик с окладистой бородой, узнает о том, что за океаном поставлена точка в проекте по созданию атомной бомбы. «Мир по-прежнему далек от ноосферы», горько резюмирует ученый. Война ничему не научила.

Костромин вспоминает прошлое, и самые значимые этапы его жизненного пути предстают как бы аргументами в защиту ноосферы. Симпатичному старику есть, что вспомнить. Хотя Костромин — собирательный персонаж, ключевые факты его биографии позаимствованы у академика Владимира Вернадского.

Прототип героя «Набата» стал легендой еще при жизни — создатель биогеохимии, основатель учения о ноосфере, ключевая фигура русского космизма, настоящий Человек Возрождения: путешественник и философ, историк и почвовед, биолог и палеонтолог…

Снятая на заре перестройки картина осталась практически неизвестной массовому зрителю и была незаслуженно забыта. А ведь тут в избытке натуры и массовки, присутствует неуловимый дух эпохи, масса впечатляющих деталей.

Но главное украшение фильма, это конечно, великий актер Тараторкин, незабываемый Раскольников из экранизации «Преступления и наказания» Кулиджанова. Артист широчайшей эмоциональной палитры, своего академика он пишет яркими и точными мазками. Здесь и природная тихая вежливость потомственного питерского дворянина-интеллигента и неукротимый бунтарский дух, примиривший «белую кость» с революцией, и авантюрный склад характера и тонкое восприятие энциклопедиста, и верность принципам и яростное неприятие несправедливости, лжи и насилия. Костромин — и озорник, и трудяга. «Физик» и «лирик» в одном лице. Ну а каким еще, на самом-то деле, может быть живое воплощение Русского Космоса?

Биография героя фильма неотделима от катаклизмов, сотрясающих страну. Он чуть не становится жертвой озверевшей толпы во время холеры в Поволжье, с будущей женой (Ирина Печерникова, учительница английского из «Доживем до понедельника») знакомится, получив удар жандармским прикладом. Такое уж время… Непонятно, где ученого (кабинетного, вроде бы, работника!) подстерегает большая опасность — в самаркандской экспедиции в поисках печально известной урановой руды или на столичных бульварах, где войска подавляют студенческие беспорядки. История не щадит Костромина, но он остается верен себе. Экстравагантен и непосредственен: купается ли в усадебном пруду в одном картузе, или кричит на министра просвещения, заводит ли с толкача застрявший посреди оксфордского сквера автомобиль или кипятит чай на буржуйке, беседует ли с Горемыкиным о вере, или дает по морде хаму-жандарму…

Показателен эпизод, в котором Костромин наводит отца ядерной физики Резерфорда на идею бомбардировки ядра альфа-частицами. Он крадет с резерфордовской «планетарной модели» шарик-электрон и прячет под профессорскую мантию, чтоб в нужный момент привести в качестве аргумента.

Это человек, для которого «университет — оплот нравственности и справедливости». Который убежден в том, что ничего не бывает зря и напрасно, ведь «даже опавший кленовый лист земля помнит миллионы лет».

Костромин, как и его прототип, ученый, работающий на стыке наук, верный ломоносовским принципам. Он говорит о новом факторе, вмешивающемся в сосуществование живой и мертвой природы. Это фактор нравственности, который привносит человек. Человек меняет геологический лик Земли, а значит, нравственность становится геологической силой.

Ученый вынужден заглядывать на годы вперед, задумываться о том, как будут жить потомки, что будет, когда иссякнут нефть и уголь, о новых источниках энергии, о разработке богатейших отечественных недр. С этой целью Костромин, как и его прототип, создает свой знаменитый КЕПС (комиссию по изучению естественных производительных сил).

Когда герою приходится делать выбор, на сцене появляются олицетворения двух противоположных стихий — бывший коллега, примкнувший к большевикам (Рачинский) и вальяжный химик-консерватор (Смирнитский). Красное и Белое. Есть путь науки, возражает герой на аргументы обоих лагерей, а есть путь собственный. Пройти надо оба, тогда они и станут одним.

Авторы намеренно выделяют сюжетную линию, связанную с эмиграцией сына академика (Вернадский-младший, историк-евразиец, сотрудничал с Врангелем, переехал в США и никогда не скрывал антипатии к советской власти). У Костромина есть шанс продолжать свою карьеру в Британии, но что там? «Туманы, камины и овсянка… а я русскую печь люблю и самовар!»

Какие бы напасти не обрушивались на академика, он продолжает верить. Человечество войдет в ноосферу, иначе само появление человека — нелепость и бессмыслица. А такого в природе быть не может… А как достичь ноосферы? Через душу каждого человека. Через гармонию и чистоту в ней. Вещи самоочевидные, но от того не менее правильные. Но особый вес этим словам придает то, что по трагической прихоти судьбы с экрана кинотеатра они впервые прозвучали в апреле 1986-го года.