Носферату: Призрак ночи (1978)

После крайне реалистичного “Строшека”, снятого в 1976 году, в котором целиком и полностью, раз и навсегда развенчивается культ современного американской мечты, Герцог решил вновь вернуться к любимой стезе аутентичного “полуисторического” кинематографа. Будучи крайне уважаемым постановщиком, он смог найти у ряда продюсерских иностранных компаний деньги на воплощение своей давней мечты - экранизации ремейка культового фильма всех времен “Носферату. Симфония ужаса”.

Стоит заметить, что фильм Мурнау, вышедший в 1922 году был иконой и образцом для всего творчества Вернера Херцога, который признавался, что именно он является его самым любимым фильмом. “Симфония ужаса” являла собой вершину и, если можно так выразиться, пик могущества культуры немецкого экспрессионизма своего времени. Стоит напомнить, что кинематограф существовал к тому времени всего несколько десятилетий, в нем еще даже не появился звук, и тем не менее по визуальной стилистике он уже давным-давно перешагнул все мыслимые рубежи. Немалую роль тут также сыграли современные течения в живописи, в первую очередь естественно, сам по себе экспрессионизм. Суть его заключалась в том, чтобы всеми мыслимыми и немыслимыми способами, через картинку передать сущность и ядро доминирующей эмоции произведения. Форма для поставленной цели могла претерпевать любые изменения. Собственно, фильм Герцога является данью и даже своеобразной благодарностью этому художественному течению в принципе, ведь именно оно в основном и сформировало его творческий стиль.

Для начала стоит сравнить фильм Херцога с оригиналом. Собственно говоря, большей своей частью он является его точным повторением. Нетрудно заметить, что полностью скопирован грим Дракулы, в том числе, с не слишком привычными современному зрителю клыками на самом видном месте. Но на этом сходства не заканчиваются, все повадки, манера поведения, жесты и мимика Графа, как в фильме Мурнау, так и Херцога являются практически точной копией. Не мудрствуя лукаво, режиссер решил также использовать все те же легендарные ракурсы, по сути дела, полностью воссоздавая канонические сцены на новый лад с улучшенным качеством изображения. Если сравнить оба фильма, то можно увидеть не только отдельные сцены, но даже целые фрагменты и эпизоды выполненные строго под копирку. Это касается даже, казалось бы, устаревшего, и характерного скорее для немого кино переигрывания главной героини, которая, очевидно, выпучивает от ужаса глаза несколько больше, чем следует ожидать. Тоже самое относительно нарратива, который являет собой минимальную переработку оригинала во всех отношениях. Однако Херцог в целом ряде других аспектов решает идти иным, своим собственным авторским путем.

Фильм Мурнау, даже если его смотреть сегодня, выглядит динамично, “экспрессивно” и, вопреки черно-белому изображению, невероятно ярко. Он полон динамики, экстравагантности, энергичности и пылкости, более того, очевидно, что если сегодня он и выглядит как классика, однако, по теме, манере повествования, разнообразным техническим приемам, можно сделать вывод, что это картина не закрывалась от широкого зрителя в своей аутентичности, но напротив, привносила высокое искусство в массы. Грубо говоря, на момент появления это был своего рода блокбастер, но снятый не братьями Руссо, а скорее Уэсом Андерсоном. Достаточно внимательно послушать музыкальное сопровождения фильма Мурнау - невероятное разнообразие репертуара, полная гамма эмоций от холодного потрясающего ужаса до искрометной радости.

Херцог же, видимо понимая, что делает фильм, который является практически стопроцентным ремастером, решает радикально изменить тон картины. Все, что у Мурнау было боевиком, мелодрамой или хоррором, уравнивается в холодности метафизической, экзистенциальной тревоги. То ли из-за недостатка бюджета, то ли согласно собственной авторской задумке, то ли ясно сознавая, что аппетиты современного зрителя безмерны, но Херцог, в итоге, создал камерную экзистенциальную драму, а не хоррор в современном смысле слова. Вся эмоциональность “Симфонии ужаса” Херцога сводится к одной доминанте безысходной тревожности существования. Абсолютно превалирующая часть фильма настроена исключительно на то, чтобы создать атмосферу, нащупать ту самую эмоцию чистого ужаса. Как ни странно, самой страшной частью фильма является первая, в которой главный герой под сводящее с ума музыкальное сопровождение в одиночку добирается через горы в поместье “Дракулы”. Нечто подобное повторяется во вступительной сцене “Сияния”, которая также задает тон всему фильму.

Самым продуктивным в отношении к “Призраку ночи” будет провести его сравнительный анализ не только с “Симфонией ужаса”, но и с “Дракулой” Копполы. По факту, именно последний фильм является тем самым современным ремейком, который с удовольствием проглотил современный зритель. Это настоящий хоррор-блокбастер, приправленный большим бюджетом, безукоризненным актерским составом, яростной экпрессией, изрядной долей сексуальности, спецэффектов и острых драматических поворотов, но при этом с оглядкой на оригинал и множеством стилистических отсылок на искусство прошлого. Грубо говоря, “Дракула” Копполы - это “Симфония ужаса”, которую закрыли в вакууме и стали доводить до точки кипения, в то время как “Призрак ночи” - это попытка сохранить в первоисточнике что-то настолько уникальное и аутентичное, что лучшим способом будет вообще ничего не трогать, но перенести всю картину в область трансцендентной метафизики.

Можно также сравнить главных антагонистов картин Херцога и Копполы. В “Призраке ночи” - это страдающий от недостатка любви и проклятия вечной жизни холерик-одиночка, который, судя по всему слишком слаб духом, чтобы самостоятельно совершить самоубийство. Его основания цель не столько в том, чтобы сеять ужас и разрушение, сколько в том, чтобы найти аналог успокоения своей душе. У Копполы все прямо наоборот - это яростный, экспрессивный, сексуальный бандит-нигилист, который находит в своем безвыходном положении повод для радости. То же самое касается общей сюжетной направленности. В последнюю версию была добавлена изрядная доля психоанализа и эротики. Поэтому главным конфликтом картины стала уже не просто борьба благородных душевных сил Люси за любовь в своему мужу против мирового зла, но экзистенциальный раскол в ее душе, с одной стороны между нежной преданностью мужу и страстными сексуальными порывами одинокой молодой девушки в расцвете лет. У Херцога эта сексуальность и дуализм еще только намечается в последней сцене соблазнения Дракулы. Однако, в отличие от позднейшей голливудской версии, “Призрак ночи” еще может позволить себе невероятно длинные, тягучие и можно сказать, медитативные кадры, буквально заставляя зрителя ощутить ужасающую красоту горных пейзажей, когда на них медленно наползает ночной мрак или прочувствовать неспешность, размеренность и методичность эпохи конца девятнадцатого века, на которую уже находила чума современного общества потребления с безудержной спешкой, ненавистью, сексуализацией и насилием (в картине Херцога любимая тема гибели цивилизации в виде нашествия крыс и прочего символизма представлена превосходно).

Резюмируя, стоит сказать, что на сегодняшний момент, это вероятно лучшая экранизация “Дракулы” из существующих. С одной стороны, она избегает пафоса и манерности современного кинематографа, с другой - черпает лучшее из оригинальных источников перенося эти плоды на уникальную почву независимого авторского кинематографа семидесятых годов.

Мог ли подумать директор-распорядитель лондонского театра 'Лицеум' Абрахам Стокер, более известный под именем Брэм, что опубликованный им в 1987-ом году очередной роман, над сбором материала для которого он трудился целых восемь лет, даст миру одного из самых популярных и зловещих вымышленных литературных персонажей, который навсегда войдёт в современный фольклор. И имя этого персонажа известно, пожалуй, каждому человеку, проживающему на нашей планете, - это сам граф Дракула собственной персоной. Дракула просочиться во все сферы искусства: с него будут черпать вдохновение другие писатели, поэты, художники, скульпторы, музыканты, авторы комиксов и, конечно же, кинематографисты. Как раз кино, наверное, то самое направление искусства, которое наиболее часто эксплуатировало так или иначе образ графа Дракулы. Шутка ли сказать, что ещё на заре формирования кинематографа этот вампир уже попадал на плёнку в 1920-х годах в снимаемых фильмах в России (хотя это не точно) и Венгрии. Но самым известным первым фильмом о Дракуле стала лента немца Фридриха Вильгельма Мурнау 'Носферату, симфония ужаса', вышедшая ровно столетие назад - в 1922-ом году.

Этот признанный всеми шедевр киноискусства от гения экспрессионизма Мурнау до сих пор занимает высокие места в различных престижных топ-листах, в том числе 'Носферату, симфония ужаса' занял 21-е место в списке '100 лучших фильмов мирового кинематографа' от журнала 'Empire' от 2010-го года. Несмотря на то, что Мурнау по не совсем понятным причинам изменил имена действующих лиц, всем было ясно, что литературным первоисточником стал роман Брэма Стокера, что привело к недовольству вдовы писателя, но это отдельная история. Одним же из главных поклонников шедевра Мурнау оказался его соотечественник Вернер Херцог, которого критики склонны относить к представителям 'Нового немецкого кино', хотя сам Херцог это отрицает. Однако, он заявлял, что хотел бы снять ремейк 'Носферату, симфонии ужаса', и в 1978-ом году Херцог приступил к разработке проекта, о котором он давно мечтал, а уже в начале следующего года мир смог ознакомиться с фильмом Херцога, получившим название 'Носферату: Призрак ночи'. Главные роли в этом фильме получили немец Клаус Кински, француженка Изабель Аджани, швейцарец Бруно Ганц, француз Роланд Топор и австриец Вальтер Ладенгаст.

Главными отличиями от оригинального фильма Мурнау стали те, что Вернер Херцог вернул персонажам их имена согласно книге Брэма Стокера, а также, что в отличие от немой чёрно-белой ленты Мурнау у Херцога ремейк вышел, естественно, звуковым и цветным. Но некоторые сцены Херцог воссоздавал с дотошной детальностью, что было благодарственным оммажем Мурнау за его выдающуюся работу. И для натурных съёмок Трансильвании, где и обитал зловещий граф-вампир, была также выбрана Чехия, как в своё время сделал Мурнау в Словакии. Но давайте переключимся от проведения аналогий и различий, и уже окончательно перейдём к картине 1978-го года 'Носферату: Призрак ночи'. Что сразу бросается в глаза в фильме Херцога - это его визуальная составляющая. Этот режиссёр известен тем, что всегда старался добиться кинематографического эффекта (чего только стоит создание его фильма 'Агирре, гнев божий' (1972), который строго противопоказан впечатлительным людям). И вот в 'Носферату: Призрак ночи' ты буквально переносишься в эпоху конца 19-го века, впитываешь быт тех времён, лексикон людей, мрачность обстановки, социальное расслоение и множество других нюансов.

Но главным оказывается то, что уже на инстинктивном уровне ощущаешь атмосферу картины: жуткую, отталкивающую, завлекающую как паук в свои сети, практически сразу же появляется отчаянное желание бежать куда-то, бежать подальше от этих мест, подальше от всех этих людей. Херцог доводит до совершенства это неприятное состояние, когда в натурном образе снял сцены со множеством крыс. В общем, режиссёр оказался верен себе и своему авторскому почерку. Образ графа Дракулы воплотил Клаус Кински, с которым Херцог проживал в одной квартире будучи подростком. Кински известен своим эксцентричным поведением и открытой агрессией. А ещё Херцог и Кински часто открыто враждовали, но у них было ещё несколько совместных проектов. Кински в неподражаемом стиле передаёт образ зловещего вампира, от которого бегут мурашки, ведь он больше похож на антропоморфную крысу, нежели человека. А его дрожащие движения и полные жажды глаза, когда он испытывает неотвратимое желание испить чьей-либо кровушки, даже вызывают ужас и откровенное отвращение. И тут приходится констатировать, что Кински, конечно, актёр выдающийся, но его характер и манеры поведения создали ему неоднозначную репутацию.

Роль всепоглощающего притяжения графа Дракулы - Люси Харкер - исполнила одна из наиболее титулованных французских актрис Изабель Аджани, которая свободна владеет немецким языком, и ко времени съёмок в 'Носферату: Призрак ночи' уже имела в коллекции номинацию на 'Оскар' за роль в фильме 'История Адели Г.' (1975). Аджани воплощает своего персонажа в 'Носферату: Призрак ночи' в своей манере - крайне драматическим образом, выражая с одной стороны хрупкость своей героини, а с другой - загадочность; неудивительно, что граф Дракула стал одержим этой женщиной. А ещё она молчалива, но когда у неё появляются реплики, то произносятся они с таким надрывом, что всё внутри обрывается. Оставляет о себе неизгладимые воспоминания Ролан Топор, сыгравший сходящего с ума Ренфилда. Вообще Топор не только актёр, а вообще творческая личность, увлекавшаяся всеми направлениями искусства. И в 'Носферату: Призраке ночи' он сыграл безумца в очень экспрессивной манере, пробирая до жути своим одержимым смехом. И как вердикт всему фильму в целом, то для кого-то он станет кинокартиной вне категорий, а кто-то не сможет досмотреть его до конца, но то, что он останется надолго в воспоминаниях - это точно.

9 из 10

«Носферату: Призрак ночи» — ремейк Вернера Херцога на классическую картину Фридриха Вильгельма Мурнау «Носферату, симфония ужаса», выполненная без каких-то глобальных отступлений от оригинала. Преимущественное отличие заключается в атмосфере произведения, под действием которой зритель чувствует себя максимально неуютно, находится в напряжении, что с каждой минутой лишь возрастает, вынуждая буквально вдавливаться в диван. Не сказать, что всё это наводит ужаса в привычном понимании, но мурашки и холодный пот проступают, а значит, что ставка Херцога на микроклимат жути срабатывает на максимальный процент.

Первые секунды, а на экране уже красуются неторопливым образом, предоставляя зрителю возможность присмотреться к деталям, мумифицированные трупы, причём преимущественно каких-то детей, затем проходит некоторое время, а в действо фоном, считай бойцом невидимого фронта, вступают крысы, большое количество крыс. Да что там говорить, граф Дракула — крысиный король, повелитель, наказанный вечностью на этой бренной земле, делится своим проклятием с невинными людьми, а по пятам за ним следует также где-то фоном, но губительным для всех образом, настоящая чума.

В этой картине в роли Носферату, графа Дракулы, выступает самый любимый актёр Херцога, Клаус Кински. И важно отметить, что с первым появлением этого персонажа на экране становится понятно: здесь всё закончится плачевно. Действительно, всё повествование активно намекает на явную и безоговорочную обречённость для всех, печаль, перерастающая в депрессию, выполненная в холодных, до самого обледенения крови, цветах, но при этом настолько красивых, обволакиваемых туманом, что просто наслаждаешься операторской работой Йёрга Шмидта Райтвайна.

Дракула Клауса Кински одновременно оставляет жалкое, мерзкое и маняще-симпатичное впечатление, но не пугающее, как бы странно это ни звучало. То как он пыхтит в желании насытиться человеческой кровью сродни сексуальным стонам в постели, но это только при том условии, что ты закроешь глаза, если же наоборот — внимательно наблюдать за меловым лицом Носферату, то ты понимаешь, насколько это существо отчаянное, печальное, даже траурное в своих зависимостях, но уставшее от вынужденного не существования, а даже нахождения, будь то в Трансильвании, лёжа в гробу своего поместья, или в немецком Висмаре, неся за собой всепоглощающую смерть.

В общем и целом у Вернера Херцога получился отличный вариант классической истории с незабываемой атмосферой, после которой ещё долго зрение будет обманчиво рождать в реальности крыс и гробы, но при этом «Носферату: Призрак ночи» всё же несколько пробуксовывает в своём развитии, начиная с середины, принимая настолько размеренный и неспешный темп, что при наличии всех обозначенных изюминок всё же вырисовывает такой минус итоговому впечатлению. А так, эта работа, прежде всего, являет собой пронизывающее холодом повествование, имея в качестве своей основы метафору на глубокое человеческое одиночество.

Какая прекрасная шея…

(примерно 42-ая минута фильма)

Носферату: Призрак ночи

Прочувствуйте фразу — ремейк Мурнау. Какой адекватный режиссер пойдет переделывать Мурнау? Это как охотиться на льва с рогаткой в руках. Все-таки Вернер Херцог больной режиссер. Что творилось в его голове, не знаю. Он бы мог снять очередного «Дракулу» по Стокеру? Легко. Отказываюсь в пользу бедных, ответил господин режиссер.

Херцог покадрово (кроме финала, финал получился странный и абсолютно ненужный для такой истории) переснимает старый фильм 1922 года. Люди еще писали, нужно обладать большой смелостью, чтобы покуситься на святое. О чем вы? Какая смелость, посмотрите фильм «Вернер Херцог ест свою туфлю» 1980 года. Сожрал обувь, а-ха-ха.

Это ненормальный режиссер, это наглый режиссер. Он верит в себя, ему вообще никто не указ. Классика — не классика. Захотел, сделаю. Был бы Вернер комиком, переделал бы самого Чаплина. Да-да, а самое интересное, что у Херцога получилось не упасть в грязь лицом перед Мурнау. Как я сказал выше, кроме концовки. Ты же ведь снимаешь кино про любовь и свет. Нет? Про Клауса Кински и его гнилую сущность? Тогда ладно, а-ха-ха.

Кстати, по поводу актеров. Посмотрите на этот зубодробительный каст. Он даже актеров подобрал чертовски тяжелых на подъем. И если какой-нибудь Бруно Ганц (вечная память, актер скончался на днях) может как-то прогнуться, то Клаус Кински начнет огрызаться, очевидно же. Да и Аджани своеобразная дама.

Вы не задумывались, почему Аджани смахивает больше на колдунью (с этими ее гигантскими глазами) из картины «Вий», чем на девушку главного героя Харкера? Она ведь пугает не хуже самого Носферату Кински. Я серьезно. Это какая-то жесть. Херцог в хоррор больше не залезал, но одного раза было предостаточно. От «Призрака ночи» несет чумой и нечеловеческой слабостью за версту.

Кински же в свою очередь показывает запредельный мастер-класс. В его кровососа — веришь! Херцог грузит сильнее Мурнау, абсолютно субъективно. Многим (судя по рейтингу) понравилось. Хотя мне кажется, что подобное кино нельзя советовать всем подряд. Стокер, ремейк Мурнау — конечно, но перед нами Вернер Херцог. Снимая кадр за кадром, режиссер выдает свое неповторимо-депрессивное кино.

7,5 из 10

Как падший ангел, рухнувший на землю,

Возлюбил он мрак, саваны и склепы.

Путь Джонатана Харкера отнюдь не легок, а путешествие его, честно говоря, весьма сомнительная затея, однако как добропорядочный перед своими обязательствами гражданин, он не волен отказываться. Все очень просто. Работа и долг — одни из важнейших единиц человеческого быта. Нельзя сказать «нет» хихикающему сатиру, именующего себя «начальником». Единственное и самое сокровенное, что наполняет душу Харкера теплом перед долгой дорогой, разговоры со своей очаровательной возлюбленной Люси, прогулки по дорогам, блистающим от солнечных лучей, которые игриво рисуют желтые узоры на лицах двух влюбленных, поднимаясь от пяток к счастливым глазам. Если бы люди… А точнее оказавшийся в довольно необычной ситуации Джонатан владел бы редким даром предсказателя, то ноги бы его в Трансильвании не было. Именно туда, в не оттоптанные раньше дальние края ведут ноги молодого клерка, а цель его — встретится с загадочным графом Дракулой, на чье имя наложено табу суеверными и богобоязненными.

«Носферату: Призрак ночи» — еще одно дыхание, наполняющее легкие небезызвестного романа Брема Стокера новыми силами. Даже будучи ориентированной на ленту «Носферату: Симфония ужаса». Детище Вернера Херцога довольно неторопливо в своей экспозиции, однако подобная неторопливость нужна для разогрева зрительского любопытства, ведь Джонатана Харкера ждут непреодолимые на первый взгляд каменистые склоны и встреча с дьяволом во плоти, поэтому героя следует своему пути короткими, однако верными шагами. Тем временем у зрителя есть возможность насладится чудесными пейзажами, до того как мелькнут первые детали антуража мрачного замка. А уже в самом замке, атмосфера страху усиливается еще больше, даже без фокусов с зеркалами и тенями, они компенсируются непревзойденной игрой Клауса Кински, великолепно воплотившего роль бессмертного существа, в то время как миловидная Люси, сыгранная Люси, олицетворяла человечность, о которой кровососущий граф давно позабыл.

Кинокартина Херцога это зрелище демонстрирующее жизнь и смерть, одиночество и единство, в этом мире живут расставания и воссоединения, этот фильм похож на мастерски сыгранное театральное представление, поведавшее о нераскрытых мирах тьмы и света, о любви и ненависти.

Какие только именитые режиссёры не экранизировали роман Брэма Стокера «Дракула». Начал Фридерих Вильгельм Мурнау — один из родоначальников немецкого экспрессионизма. Продолжил Тодд Браунинг, поставивший многим известный «Уродцы». Даже Фрэнсис Форд Кополла снял в 1992 году свою версию. Да, Дракула поистине пользовался когда-то популярностью. Коснулось это и Вернера Херцога. Решив переснять великое детище Мурнау, кто, как не он, вернёт ту зловещую и леденящую атмосферу ужаса в самых лучших традициях немецкого экспрессионизма. Что ж, надо сказать, Херцог снял хороший фильм. Даже сейчас картина выглядит достойно. Но оригинал, разумеется, не переплюнул. Всё-таки Мурнау сделал в каком-то смысле невозможное. Да и в формате немого кино история смотрится намного лучше.

Сюжет всё тот же, каких-то сильных изменений нет. Атмосфера выдержана в самых лучших традициях жанров ужасов. Обстановка нагнетается. Чувство тревоги заполняет душу. Саспенс так и льётся ручьём. Антураж великолепен. Херцог переносит нас на задворки голландского города просто в секунду. Декорации, замок Дракулы, действительно, внушают. Сам же Дракула восхитителен. Клаус Кински играет очень убедительно, его по-настоящему боишься, не зная чего от него ожидать. Грим бесподобен. Эти длинные когти, эти безжизненные глаза, эти два торчащих клыка истинно вызывают отвращение (в хорошем смысле).

Город, снятый оператором Йёргом Шмидтом-Райтвайном навевает самые приятные воспоминания оригинала. Его безумные жители, полчища крыс потрясают до невозможного. Ты так и чувствуешь, что город мёртв и ничего ему уже не поможет. Ужасно и леденяще. Музыкальное сопровождение во многом этому способствует. Пронзительные композиции так и прожигают сердце, заставляя всё сильней и сильней бояться неизбежности. В финальном акте актриса Изабель Аджани открывается с очень хорошей актёрской стороны. Перед нами, действительно, напуганная женщина, которая абсолютно не понимает что происходит вокруг неё.

Пусть Херцог не изобретает нового, но он бережно переносит оригинал Мурнау в более аутентичную Германию, преподнося картину в лучших традициях немецкого экспрессионизма. Всё так же, как и когда-то в свои времена делал Мурнау: застыть в ужасе от леденящей кровь истории и поражаться изобретательным приёмам кинематографа даже спустя многие годы.

Какие только именитые режиссёры не экранизировали роман Брэма Стокера «Дракула». Начал Фридерих Вильгельм Мурнау — один из родоначальников немецкого экспрессионизма. Продолжил Тодд Браунинг, поставивший многим известный «Уродцы». Даже Фрэнсис Форд Кополла снял в 1992 году свою версию. Да, Дракула поистине пользовался когда-то популярностью. Коснулось это и Вернера Херцога. Решив переснять великое детище Мурнау, кто, как не он, вернёт ту зловещую и леденящую атмосферу ужаса в самых лучших традициях немецкого экспрессионизма. Что ж, надо сказать, Херцог снял хороший фильм. Даже сейчас картина выглядит достойно. Но оригинал, разумеется, не переплюнул. Всё-таки Мурнау сделал в каком-то смысле невозможное. Да и в формате немого кино история смотрится намного лучше.

Сюжет всё тот же, каких-то сильных изменений нет. Атмосфера выдержана в самых лучших традициях жанров ужасов. Обстановка нагнетается. Чувство тревоги заполняет душу. Саспенс так и льётся ручьём. Антураж великолепен. Херцог переносит нас на задворки голландского города просто в секунду. Декорации, замок Дракулы, действительно, внушают. Сам же Дракула восхитителен. Клаус Кински играет очень убедительно, его по-настоящему боишься, не зная чего от него ожидать. Грим бесподобен. Эти длинные когти, эти безжизненные глаза, эти два торчащих клыка истинно вызывают отвращение (в хорошем смысле).

Город, снятый оператором Йёргом Шмидтом-Райтвайном навевает самые приятные воспоминания оригинала. Его безумные жители, полчища крыс потрясают до невозможного. Ты так и чувствуешь, что город мёртв и ничего ему уже не поможет. Ужасно и леденяще. Музыкальное сопровождение во многом этому способствует. Пронзительные композиции так и прожигают сердце, заставляя всё сильней и сильней бояться неизбежности. В финальном акте актриса Изабель Аджани открывается с очень хорошей актёрской стороны. Перед нами, действительно, напуганная женщина, которая абсолютно не понимает что происходит вокруг неё.

Пусть Херцог не изобретает нового, но он бережно переносит оригинал Мурнау в более аутентичную Германию, преподнося картину в лучших традициях немецкого экспрессионизма. Всё так же, как и когда-то в свои времена делал Мурнау: застыть в ужасе от леденящей кровь истории и поражаться изобретательным приёмам кинематографа даже спустя многие годы.

Путешествие Джонатана в замок графа Дракулы решено в привычном Херцогу ключе: сквозь наводящие священный трепет пейзажи, ошеломительная красота которых способна свести с ума даже самого здравомыслящего человека. Сам замок — будто воплощенная галлюцинация, своей атмосферой запустения завораживает героя. Одержимость смертью — одна из постоянных маний героев художественной вселенной Херцога. В данной картине мы имеем дело с двумя противоположными стремлениями — влечение к смерти у смертных и жажда жизни у вампиров, которые больше всего на свете хотят снова стать простыми людьми.

Эта неожиданная перекличка мотивов в столь разных кинематографических мирах, как работы Вендерса и Херцога, говорит о том, что философия дороги, онтологическое понимание путешествия, пусть и разное, диктует для этих режиссеров общие координаты эстетического поиска.

Однако, не только восприятие путешествия как внутреннего пути, пути к самому себе, сквозь многочисленные преграды, имеющие как географические, так и психологические причины, роднит картины Вима Вендерса и Вернера Херцога, ведь вектор их движения пролегает вдали от серой буржуазной повседневности, между безысходным пессимизмом в отношении мира и оптимизмом в отношении духовных ресурсов каждой отдельной личности в направлении поиска необходимой как воздух поэзии жизни.

Уже из названия ясно, что выдающийся баварский режиссёр Вернер Херцог снимал не очередную экранизацию легендарного романа Брэма Стокера, а ремейк шедевра Фридриха Вильгельма Мурнау «Носферату. Симфония ужаса». Таким образом, не питавший ни до, ни после «Носферату» особого интереса к мистическим и мифологическим сюжетам, Херцог, будучи к тому же ярчайшим представителем нового немецкого кино, также называемого «третьим поколением в отсутствие второго», отдал своеобразную дань уважения своему «кинематографическому деду». По факту, несмотря на незначительные изменения, Херцог ваял репродукцию картины Мурнау. Репродукцию невероятно качественную и даже талантливую, но словно бы изначально не претендующую покушаться на лавры оригинала. Величественные декорации, пугающая, выполненная максимально близко к эстетике немецкого киноэкспрессионизма игра света и тени, напористая игра Клауса Кински, специально загримированного под Макса Шрека — всё это от Мурнау. От Херцога остаётся лишь смакование величественных пейзажей Трансильвании и магнетическая музыка Флориана Фрике и его группы «Popol vuh».

Однако, несмотря на, казалось бы, тотальный копиизм и нарочитую вторичность, «Носферату: Призрак ночи» не выпадает из качественного контекста фильмов раннего Херцога и производит гипнотическое впечатление, сопоставимое со «Стеклянным сердцем». Тем сильнее гений баварского «дикого мессии», сумевшего выжать максимум, работая вполсилы, да ещё и над не совсем удобным для него материалом.

Кроме того, Херцог ненароком поспособствовал сентиментализации вампирской эстетики и появлению сумеречных саг, дневников вампиров и прочего непотребства. Дело в том, что, как без «Агирре, гнева божьего» не было бы «Апокалипсиса сегодня», так и без «Носферату: Призрака ночи» не было бы «Дракулы Брэма Стокера». Да, лента Копполы и названием, и сюжетом отсылает напрямую к книжному оригиналу. Да, романтический флёр, так или иначе, присутствует и у Стокера. Но то лишь флёр. Коппола же развил в своём опусе именно что сентиментальные нотки, присутствовавшие у Херцога и ускорил процесс скольжения вампиров от хоррора к мелодраме. Взять хотя бы Вайнону Райдер из «Дракулы Брэма Стокера», явно опиравшуюся в своей игре на лирический образ, созданный Изабель Аджани.

В свете вышесказанного, лента Херцога обретает ещё и культурологические, социальные и эволюционистские подтексты. Весьма недурно для репродукции.

Образы людей со стеклянными сердцами, прозревающие будущее, экстатики, бродящие по тонкой грани между жизнью и смертью, странные карлики и самобытные маргиналы неизменно завораживали творческое воображение Вернера Херцога. Тот неделимый остаток бытия, что никогда не умещался в рамках обыденного рассудка и ускользал от тотальной власти гносиса магнетически притягивал к себе пытливый взгляд немецкого режиссера, поневоле вынуждая дотошную камеру вновь и вновь исследовать таинственные закоулки мироздания. И совершенно неудивительно, что его внимание обратилось, наконец, к одному из страннейших и интереснейших феноменов современного сознания — загадочной фигуре графа Дракулы. Характерно, однако, что взяв за сюжетную основу первую классическую экранизацию стокеровского романа, Херцог заметно переставил смысловые акценты, в результате чего фильм «Носферату — призрак ночи» из ремейка Мурнау поневоле перерос в отдельное произведение со своей оригинальной трактовкой.

Жизнь — это старая заезженная пластинка с судорожно выплясывающей на ней курицей под лихую мелодию шарманки, ибо нет ничего нового на земле утомленного и пресыщенности человечества, подсознательно влекущегося к смерти. Такой приговор нашему времени выносит Вернер Херцог в одном из своих фильмов. Обмельчавший мир не порождает уже ни великих героев, ни ужасных злодеев, но лишь подобных себе то ли маленьких, то ли лишних людей. Инфернальный Орлок Макса Шрека с его экспрессионистской энергетикой к концу эпохи перерождается в рефлексирующую личность Дракулы-Кински, прозябающего в экзистенциальной тошноте тотального разочарования и скуки. Есть в этом облике человека из подполья что-то от доведенного до безумия Войцека или озлобленного призрака Акакия Акакиевича, маниакально ворующего шинели. Древний вампир, как и последующие джармушевские «любовники», тяготится вечностью, пресыщен бессмертием, но, подчиненный всевластным законам природы, вынужден влачить свое богомерзкое существование, сея вокруг себя гибель и разруху. «Носферату» 70-х уже не симфония ужаса, а скорее призрачная эманация пожирающей род людской безысходности — кишащая серой крысиной массой смерть, неизбежная и какая-то скучная в своей обыденности.

Впрочем, именно такой странный вампирский декаданс хронологически и отчасти духовно явился предтечей романтического копполовского «Дракулы», а заодно стал еще одним звеном процесса «вочеловечивания монстра» с привнесением в его облик сексуальной окраски. Режиссер словно подготавливает почву для последующих ироничных выводов Ван Хельсинга-Хопкинса о связи «крови, цивилизации и сифилизации». Любимый актер Херцога, типичный герой-неврастеник, Клаус Кински очень точно воссоздает это переходное состояние — напряженное дыхание в тишине, неотрывный взгляд-вожделение на жертву — когда грань между жаждой крови и сексуальным влечением становится необыкновенно зыбка. А в завораживающей игре Изабель Аджани чистота и утончённость порой незаметно переходят в странную сверхчувствительность, делающую возможной ту ментальную связь, что соединяет ее героиню с вампиром, от чего центральная сцена самопожертвования Люси начинает напоминать эротическую истому любовников, эдакую ловушку страсти, действенную еще со времен Самсона и Олоферна. И в то же время в попытках Дракулы удержаться от крови при виде порезанного пальца Джонатана Харкера, в презрении, с каким он отталкивает пресмыкающегося перед ним Рэнфилда, а главное — в самом желании любви и понимания очень тонко показано, как незаметно просыпается душа носферату. А вместе с ней и весь его облик невольно приобретает черты драматизма, который проявляется даже не в очевидном одиночестве, а скорее в абсолютной и окончательной невозможности обладания ни жизнью, ни смертью, ибо, как и у лермонтовского Демона, желание прикоснуться хотя бы к частице бытия оборачивается для ночного призрака лишь вечной потерей: надежда — обманом, а любовь — вожделением. И в этом смысле он действительно представляется мучеником, навсегда замкнутым в пространстве между небытием и витальностью — между ужасными гримасами мумифицированной смерти, чьи образы предваряют фильм, и картиной беззаботной игры котят в по-филистерски милой квартирке Харкеров.

Режиссер-документалист Херцог даже в своих художественных опытах остается верен характерной для себя манере съемки. Символический подтекст в его фильмах, как правило, мирно сосуществует с абсолютно эмпирическими деталями и подробностями. Он влюблен в сам процесс тягучего движения повествования: послушная камера зачарованно застывает в созерцании дикой природы Трансильвании, неторопливо наблюдает за бытом ее народа, с удивлением рассматривает жутковатые руины обвалившихся стен древнего замка Дракулы. Исповедуя принцип достоверности, режиссер перекрашивает крыс, снимает замедленный полет летучей мыши. Город Висмар предстает перед зрителем как маленький макет вселенной. Сюда тихо приплывает корабль мертвецов, будто даже не контрастируя с рутинной повседневностью жизни. Здесь воссоздается панорама апокалипсиса с пиром во время чумы и плясками смерти, в которых нет однако трагедии, но лишь холодная исследовательская страсть режиссера-естествоиспытателя с интересом наблюдающего за процессом приближения конца. Как и в «Стеклянном сердце» Херцог стремится угадать, как это будет на самом деле и что ожидает нас там — за изначально очерченным кругом земного существования… Однако неожиданно открытая концовка фильма, этот намек на бесконечность и множественность воплощений, прерывает торжественное шествие смерти, как бы закольцовывая мир не то в безысходности, не то в привычной надежде. И город «с вечными каналами, которые никуда не впадают», снова начинает свою «жизнь по кругу», где образ вампира с неизбежностью становится гротескным олицетворением нашего времени.

Название «Носферату» дал в 1922-ом году немецкий режиссер Фридрих Мурнау своему фильму, который являлся экранизацией «Дракулы». «Дракулой» его не смогли назвать потому, что вдова автора «Дракулы» Брэма Стокера отказалась продавать права. Фильм, тем не менее, вышел на экраны. И на сегодняшний день тот образ Дракулы, что был создан в 1922-ом году, можно считать самым жутким за всю историю вампиров. Да и сам «Носферату» был очень даже успешным. Однако экранизаций у «Дракулы» насчитывается очень много. Тут и исчезнувшая в огне жизни российская экранизация 1920-го года (считалась утерянной до 2013-го года, да и сейчас о ней не особо много известно), и классическая экранизация 1931-го года с Бела Лугоши, образ которого также известен по всему миру и узнаваем сильнее всего, и многочисленные спин-оффы типа «Дракула 2000», «Дракула 3000», «Дом Дракулы», и римейк Ф. Ф. Копполы, и еще множество разного кина. Образ Дракуле задал, несомненно, Бела Лугоши. А о графе Орлоке (так «Дракулу» звали в фильме «Носферату, Симфония Ужаса»), который был тоже очень даже колоритным, несправедливо, казалось, забыли. «Носферату» изжил себя, уступив дорогу «Дракуле».

Но нет, справедливость, все-таки, существует. «Дракула» продолжает обрастать множеством римейков и спин-оффов, а у «Носферату» всего один римейк. Но этот римейк — собственно, «Носферату, Призрак Ночи» — стоит десятка всяких там спин-оффов и римейков.

Данный римейк — это очень-очень колоритная картина, плотно оседающая в памяти. Фильм насквозь пропитан угнетающей атмосферой страха и безысходности; мрачные, пасмурные и туманные пейзажи делают картинку великолепной, а атмосферу в разы колоритней. Также стоит упомянуть музыку группы Popol Vuh, которая любую церковь, снятую на фоне пасмурного неба, сделает одной из самых жутких вещей, которые Вам когда-либо доводилось видеть.

Отдельного внимания заслуживает образ самого вампира. Образ графа Орлока стал самым жутким образом вампира в истории, однако впоследствии его вытеснил образ, созданный Бела Лугоши, сыгравшем Дракулу в 1931-ом. В «Призраке Ночи» Орлока хоть и переименовали обратно в Дракулу, облик он сохранил прежний. И хоть это и не Макс Шрек, но все равно довольно жутко.

«Носферату» приходил дважды и дважды оставлял после себя кучу впечатлений и запоминался если на навсегда, то очень на долгое время. «Призрак ночи» во многом даже обгоняет предшественника и кучу прочих экранизаций романа. Симфония ужаса в новой обработке звучит еще страшнее и мрачнее. Готовы снова окунуться в мир ужаса и страха? Загляните в глаза новому вампиру, и вы увидите в них такое, чего не видели очень давно.

10 из 10

Вернер Херцог считал «Носферату: Симфония ужаса» лучшим немецким фильмом за всю историю кинематографа. В связи с этим съемки ремейка кажутся странным и немотивированным поступком со стороны этого режиссера. Помня о случаях, когда ремейки бывает не хуже оригиналов и чтобы восполнить пробел, связанный с моим полным незнанием творчества Вернера Херцога, я решил посмотреть этот фильм.

Каждый человек слышал, хотя бы в общих чертах, историю Дракулы, поэтому бессмысленно пересказывать сюжет данного фильма. К своему стыду, вынужден признаться, что не смотрел оригинальный фильм Мурнау, поэтому я буду рассматривать фильм Херцога как отдельное кинематографическое произведение.

С первых секунд фильм затягивает своей постоянно усиливающейся атмосферой страха и безысходности, достигающейся за счет использования темных тонов в цветовой гамме фильма и жуткой музыки. Съемочная группа проделала огромную работу по подбору подходящих мест для съемки, выглядящих практически аутентично книжных описаниям: мрачный замок Дракулы, карпатские горные перевалы, цыганские деревни.

В данном фильме практически нет крови и натуралистичных сцен насилия, к которым мы так давно привыкли. Режиссер создает атмосферу страха за счет потрясающих мизансцен — тысячи крыс, несущих с собой чуму, безумные жители, устаивающие пиры посреди вымирающего города, цыгане, вздрагивающие от одного упоминания Дракула. Благодаря этому, фильм только выигрывает, поскольку недосказанное или оставленное за кадром может ужасать намного больше, чем самое натуралистичное насилие.

«Носферату: Симфония ужаса» является первым просмотренным мной фильмом Вернера Херцога, поэтому я не был ранее знаком с актерскими работами Клауса Кински. Дракула, в исполнении Клауса Кински, более приближен к оригинальной трактовке, чем образ вампира во многочисленных «Дракулах 2000». Его Дракула внушает страх и отвращение с первых секунд появления на экране, но автор делает акцент и на трагическом аспекте Дракулы, показывая данного персонажа одиноким и измученным от бессмертия.

Люси Харкер, в исполнении Аджани, получилась хрупкой и, на первый взгляд, беззащитной женщиной, способной на самопожертвование ради любви. Играет Аджани в соответствии с канонами немого кинематографа, делая упор на мимику и жесты. Поначалу это может показаться непривычным или даже раздражать, но, за сравнительно короткое экранное время, Аджани создала потрясающий образ. Конечно, грим по канонам немого кино немного портит потрясающую красоту Изабель Аджани, но, тем не менее, она по-прежнему доставляет эстетическое наслаждение.

Бруно Ганц хорошо справился с ролью Джонатана Харкера, в особенности в финальной части картины. Среди второстепенных персонажей хочется отметить Роланда Топора в роли Ренфилда, прекрасно изобразившего, фактически за счет одного смеха и безумных глаз, сумасшествие своего персонажа. Единственным персонажем, не произведшим никакого впечатления, является Ван Хельсинг в исполнении Вальтера Ладенгаста, получившийся некомпетентным старым дураком.

Подводя итог, хочется сказать, что получился прекрасный фильм с потрясающей атмосферой. В ближайшее время необходимо посмотреть оригинал и продолжить знакомство с творчеством Вернера Херцога.

9 из 10

В этой работе Херцог, прежде всего известный как режиссёр-первооткрыватель, всякий раз стремящийся снять такой план, кадр, фильм, которые до него никто не снимал, впервые сознательно избирает позицию копииста-эпигона, поскольку берётся создать римейк своего самого почитаемого фильма — «Носферату — симфония ужаса» (1922) Фридриха Вильгельма Мурнау.

Как и роман Мэри Шелли «Легенда о Франкенштейне», «Гость Дракулы» Брэма Стокера, ставший основой ленты Мурнау, давно уже перерос размеры бульварного чтива и переместился в ранг романной классики, обогатив литературный мир не просто новыми героями, но новыми мифологемами. Дракула-Носферату, более сотни раз трансформированный экраном, стал одним из самых популярных киногероев, внеся заметный вклад в дело становления и самоутверждения десятой музы.

Романтическая баллада о Джонатане Харкере, пребывающем в Трансильванию для того, чтобы уладить дела графа Носферату, в версии Херцога преимущественно хранит верность первоисточнику. Но вместе с цветом фильм обретает и нового главного героя: здесь им становится жена Харкера, Люси — единственный персонаж, способный противостоять вампиру и отдавший за это свою жизнь.

Режиссёр сталкивает здесь два излюбленных типа героев: мистика-завоевателя, воплощаемого Носферату (его вновь играет Клаус Кински) и страдальца, жертвующего собою во имя спасения человечества, воплощаемого Люси (одна из первых крупных ролей Изабель Аджани). И Херцог не был бы самим собой, если бы им двигало здесь только лишь стремление пробудить утраченный интерес к давнему шедевру.

Римейк превращается у него в историю, в которой предугадываются грядущие катаклизмы ХХ века — от всё более ощутимого энергетического дефицита до пришествия СПИДа. Потому-то его «Носферату» можно рассматривать не просто как ещё одну серию «Дракулиады», а как вполне актуальное произведение на злобу дня.

В Румынии есть одно местечко, которое имеет свойство притягивать любопытных путников. Здесь, над мелкой деревушкой возвышается замок построенный сотни лет назад. Ночью можно услышать вой дикого волка раздающийся из глубин лесов окружающих развалины замка. А плотный туман, спускающийся с вершин Карпатских гор, никогда не рассеивается.

Крестьяне шепотом предостерегают, не подходить к старым развалинам и на километр, ибо там обитает древнее зло. Там мир раскалывается на части и свет переходит во тьму, утверждают они. Но если вы все же и решились остаться в замке на ночлег, будьте уверены, дружелюбный хозяин, живущий здесь, никогда не откажет в своем гостеприимстве.

При таких обстоятельствах, возможно, вам вспомнится один великолепный немецкий фильм конца семидесятых — «Nosferatu: Phantom der Nacht» — это по сути римейк немого фильма 1922 года, в некоторых местах чуть ли не покадрово повторяющий оригинал. Но «неистовому баварцу» — Вернеру Херцогу удалось привнести в него свой неповторимый росчерк.

Если фильм Мурнау был «симфонией ужаса», то картина Херцога это скорее симфония смерти и тьмы, исполненная настоящими виртуозами. «Носферату» действительно можно сравнить с музыкальной композицией или работой кисти. Здесь, как и в любом фильме Херцога, особое внимание уделено пейзажам, и упор сделан именно на визуальную составляющую (оператором стал Йёрг Шмидт-Райтвайн уже множество раз, работавший с режиссером). Герои немногословны и редко нарушают почти священную тишину XIX века. Кажется, даже в картине Мурнау было больше диалогов.

Нельзя не отметить волшебный актерский состав, без которого магия этой картины не была бы столь чарующей и притягивающей. На роль бессмертного графа Херцог взял своего «любимого врага» — Клауса Кински, специфическую внешность и самоотверженную игру которого, сложно забыть после таких фильмов как, Агирре, гнев божий (1972), Фицкарральдо (1982), Зеленая кобра (1987) того же Херцога.

Вампир в этой экранизации не просто кровососущий монстр, Носферату это существо, отчаянно жаждущее любви, но не способное её получить, бессмертие — его проклятие.

Клаус Кински в образе Носферату невыразимо сладостно и обреченно красиво сосет кровь из бледной шеи восхитительной Изабель Аджани, сыгравшей его невинную жертву Люси Харкер. Но Люси в «Призраке ночи» не похожа на своего оригинального персонажа. Здесь Изабель Аджани играет меланхоличную готку, ждущую своего любимого из темных глубин Трансильвании и философствующую о смерти и вечности.

Если вам все же соблаговолила удача, и вы смогли вернуться в цивилизацию, не надейтесь на успокоение, ибо город, который вы покидали, полностью преобразился. Ставни окон всех домов заколочены, городскую площадь захватили полчища вездесущих крыс, число человеческих трупов на улицах увеличивается в геометрической прогрессии. Мрак, Гибель и Смерть воцарились здесь невозбранно и безраздельно.

Старый склеп. Иссушенные тела, с перекошенными лицами и неестественными позами. Камера неторопливо, в духе документальных фильмов серии «Лики смерти», проходит вдоль рядов общей могилы, ставшей последней обителью для жителей какого-нибудь европейского городка. И силуэт летучей мыши, как предвестие смерти, тенью прорезающий синеву ночного неба. Так приветствует зрителя картина Вернера Херцога «Носферату: Призрак ночи».

Обыгрывая классический «Носферату» Фридриха Вильгельма Мурнау 1922 года, Вернер Херцог создает крайне мрачную и угнетающую историю. Настоящий триумф безумия и отчуждения, которые, сплетаясь в единый клубок, выманивают наружу самые потаенные страхи и фобии. Ехидный и истерический смех полубезумного Рэнфилда, персонажа Роланда Топора, отправляющего Джонатана Харкера к Дракуле. Смех, больше похожий на предсмертные судороги или хохот гиены. Потрясающий в исполнении Клауса Кински граф Дракула, в каждом движении которого чувствуется нестерпимая зависимость от крови, почти конвульсивная ломка от ощущения рядом теплого человеческого сердца. А холодный и отталкивающий грим добавляет антуража образу. Но, они лишь предвестники беды, истинный кошмар зарождается по прибытии графа Дракулы в город.

Бледный цвет лица, сухая, стянутая кожа, пронзительный взгляд покрасневших глаз и скованность в движениях — образ Дракулы олицетворяет собой приход эпидемии чумы в страны Европы в 14 веке, выкосившей, например, в одной только Норвегии половину населения страны. Тень черной смерти, тихо и незаметно проникающей в каждый дом, и забирая всех без разделения на пол и возраст. А Рэнфилд — как безумный проповедник, предрекающий скорую гибель, коих было множество в опустевших и разрушенных городах. Рэнфилд, Дракула, Харкер, профессор Ван Хельсинг — это мимолетные образы, в той или иной степени мелькающие на экране, но, в конечном итоге, уходящие на второй план и уступающие место торжеству отчаяния и безысходности, нарастающему по мере развития сюжета.

Кажущаяся монотонность и излишняя затянутость большинства сцен на самом деле призвана оказывать гнетущее давление, придавая ходу повествования размеренный, неспешный стиль, который с приближением к финалу становится настоящей пыткой для нервов и сознания. Крысы, сколько же крыс на улицах города. Они везде, они копошатся огромными кучами на улицах, лестницах, подъездах домов, под столами, на столах среди еды, в могилах и гробах. Чума торжествует. Процессии с гробами, белыми гробами, хранящими в себе ужасные последствия «черной смерти». И гробов все больше. И, как верх безумия, праздник на главной площади города. Люди веселятся, смеются и танцуют, не обращая внимания на все, что происходит вокруг.

«Мы больны и впервые в жизни радуемся каждому дню»

И накрытый праздничный стол. Настоящий пир во время чумы. Недолгий пир, ибо скоро останутся лишь крысы. Крысы и гробы. Цветовая гамма, лишенная ярких красок и образов. Холодный, отталкивающий облик крупного города, без тени света и счастья. И все это сопровождается бросающей в дрожь музыкой. За кажущейся веселостью мотивов слышится похоронный марш, сливающийся в единое целое с визуальным кошмаром больного города.

И финал, возвращающий зрителя к истории о легендарном кровопийце. Героиня Изабель Аджани, чей персонаж поначалу выполнял роль второго плана, как единственный луч света, спасительное противоядие для прокаженного города. Вдохновенная игра Изабель Аджани делает ее героиню, Люси Харкер, запоминающимся и ярким, наряду с графом Дракулой, героем фильма. Сцена насыщения Дракулой кровью Люси становится одной из самых сильных и драматичных в картине. Игра со светом, высокая самоотдача со стороны актеров и прекрасная операторская работа. Последняя, трагическая, но искупляющая смерть и впечатляющий финал для мрачного и страшного легендарного вампира.

А все, что следует после финала уже не так важно.

Призрачный замок, который больше похож на склеп. Что за человек может жить здесь? Это ветер и волки завывают в окрестностях, или неупокоенные души жалуются на свое одиночество? Хозяин замка, граф Дракула — сумасшедший затворник, кровожадный монстр или измученное создание, ищущее любви? В его глазах безумие мешается с тоской, а в плавных движениях сквозит сила и ярость хищника. Он одновременно страшен и жалок, охотник и жертва. Он — это смерть, но смерть тоже бывает одинока…

Снимая ремейк немого черно-белого фильма Мурнау, Вернер Херцог не позволяет себе особых вольностей, очень бережно обращаясь с классикой. Но всё же он, как истинный творец, находит и себя в этой истории, раскрываясь в удивительных пейзажах, в невероятной игре Клауса Кински, в создании подчеркнуто неуютной, депрессивной атмосферы, превращающей историю вампира в настоящую пляску смерти. Его «Носферату» — не страшная сказочка, которой детишки пугают друг друга в темных спальнях. Это мрачная и безысходная история, это пир во время чумы, помешательство и полная безнадега.

Героический охотник на вампиров, доктор ван Хельсинг здесь — старый дурак, который не видит дальше своего носа. Ну а граф Дракула — Повелитель крыс, Всадник Апокалипсиса, по пятам которого неотступно следует чума. Он — неотвратимое зло и в нем не осталось ничего человеческого. Одиночество опустошило душу, озлобило его. Желание Дракулы обладать Люси эгоистично и разрушительно, потому что он не знает, что такое любовь. Рядом с ним нет ничего, кроме смерти. Тем удивительнее, что преградой на пути этого монстра стает болезненная девица, словно сошедшая со страниц романтических книг. Ломаные жесты, обмороки, трагические позы — Изабель Аджани смотрится немного чужеродно на фоне скупо отмеривающего эмоции Бруно Ганца и безумного Кински. Но, возможно, именно эта ее инаковость, наивный романтизм в мрачной атмосфере чумного города и стал той необходимой жертвой, которая должна быть принесена для того, чтобы попытаться искупить зло.

Херцог снял откровенно гнетущий фильм, который насквозь пронизан дискомфортом и тленом. В первом же кадре камера неторопливо скользит по мумифицированным останкам людей, позволяя рассмотреть каждую деталь жутких, полуистлевших тел. Затем замок Дракулы как мрачное наваждение, химерная иллюзия, существующая скорее в воображении жертвы, чем в реальности. Плавный бег корабля с алыми парусами… только вряд ли такому обрадовалась бы Ассоль — ведь его единственными пассажирами являются крысы и мертвецы. Бесконечный траур в городе, охваченном чумой, гробы растут в геометрической прогрессии, и похоронным процессиям становится все труднее разминуться на узких улочках. И, наконец, пир, страшный пир обреченных, которые пьют и пляшут на главной площади в ожидании своего последнего часа. Нет никакого просвета, зло непобедимо, и гибель Дракулы ничего не изменит, потому что чума уже расходится по Европе, и новый Всадник Апокалипсиса на своем вороном коне идет сеять смерть и разрушение.

Достойная работа из раннего творчества немецкого режиссера Вернера Херцога, которая, по словам многих критиков, очень близка по строению и стилистике оригинальной ленте Фридриха Вильгельма Мурнау «Носферату, симфония ужаса», но еще примечательнее — она ничем не ей уступает.

Недостатков в работе Вернера Херцога, исходя уже из сегодняшних законов кинематографа, можно найти достаточно. К примеру, это статичная игра практически всех актеров, которая больше напоминает театральную постановку, ведь играть в кинофильме — это не только озвучивать в нужное время свои фразы, а и еще передавать эмоции. С этим в картине «Носферату: Призрак ночи» уж совсем как-то скромно, помимо отличного грима, главным персонажам фильма явно не хватает еще и умения быть презентабельными и эстетичными перед камерой.

Также можно подтянуть к недостаткам много эпизодов, которые выглядят не только нелогичными, так и еще и неправдоподобными в картине. Но любой из недостатков работы Вернера Херцога приравнивается к абсолютному нулю в сравнении с атмосферой, которая царит на протяжении всего фильма. Должен признать, что столь мрачного тона и поглощающей атмосферы достичь в данном жанре за всю историю удавалось не многим режиссерам. К тому же, в фильме «Носферату: призрак ночи» звучит, пожалуй, лучший саундтрек из всех картин посвященных вампирской тематике.

Считаю, что любой фильм о вампирах, в первую очередь должен обладать теми качествами, которыми обладает лента Вернера Херцога. Поэтому любой недочет из данного фильма можно рассматривать как устаревшую методику постановки художественных картин. Ну и напоследок, просто удивительно, как режиссеру при рейтинге его работы «PG» удалось посеять столь правдоподобный страх и ужас, которыми картина «Носферату: призрак ночи» бесспорно обладает.

8 из 10

Оценивая данную экранизацию «Дракулы» Брема Стокера, я по большей мере отталкивалась от сравнения с двумя другими постановками — Мурнау и Кополлы. Итог от сопоставления таков :

3 место — «Дракула» Френсиса Форда Кополлы;

2 место — «Носферату, симфония ужаса» Фридриха Мурнау;

1-ое- «Носферату: призрак ночи» Вернера Херцога. Именно эта экранизация поразила и впечатлила мое воображение в наибольшей мере. Почему? Попытаюсь объяснить.

В первую очередь, я не могла не обратить внимание на то, что помимо прочего (сюжетная канва и т. д.) режиссер по ходу приоткрывает занавес на жизнь и быт коренного населения Трансильвании, дает понять, что именно из себя представляет этот земной уголок «по ту сторону Карпат». Если мне не изменяет память, в выше упомянутых постановках такого не было.

Далее мне хочется отметить роль в картине второстепенных персонажей, тех же цыган — людей, знающих про Дракулу. Им ДЕЙСТВИТЕЛЬНО страшно, никто и близко не хочет подъезжать к проклятому замку. Впечатление страха и ужаса усиливает музыка, подобранная, на мой взгляд, прекраснейшим образом.

До меня это упомянули много раз, но игра Клауса Кински, без всякого сомнения, просто гениальна. Вышел самый страшный вампир во всей истории кинематографа, если позволительно так сказать. То, как он подкрадывается к жертве, внушит смертельный страх любому зрителю.

Особый эффект ужаса успешно достигнут периодически появляющейся летучей мышью, а также эпизодом, когда тварь «посещает» спальню главной героини. И снова страшно!

Но самое главное, чем впечатляет эта экранизация и что, как по мне, выделяет ей особое место среди всех возможных фильмов про Дракулу, это совсем другой типаж главной героини, изумительно воплощенный Изабель Аджани. Видя все беды, произошедшие в городе с прибытием Носферату, Люси решается на опасный для жизни поступок ради спасения пока еще живых соседей.

И напоследок буквально пару слов о концовке. Неожиданно и оригинально. Шик, короче говоря.

Безусловно,

10 из 10

Фильм великолепен хотя бы потому, что после него отходишь где-то с полчаса-час. Леденящий душу антураж, кошмарный образ Дракулы, мастерски подобранная музыка, эта неторопливость в ожидании ужаса, гробы, крысы, и полнейшая безысходность в конце… И несмотря на то, что кровь в фильме морковного цвета, картину можно назвать идеальным ужасом именно за страх, который ковыряется внутри тебя во время просмотра, когда видишь в свете Луны искаженное бледное лицо Дракулы, крадущегося по коридору к комнате жертвы. Не чета мясу и внутренностям, к которому уже привык глаз зрителя. Именно внутренний, ментальный страх, который зарождается внутри у зрителя во время происходящего на экране. Это ли не мастерство? Браво!

9 из 10

Шокирующая и заставляющая кровь стыть в жилах экранизация самого знаменитого романа XX - «Дракула». На этот раз перед нами немецко-французская постановка этого бесспорного шедевра Брэма Стоккера.

Авторы фильма решили не включать в картину первую часть романа, повествующую о причинах по которым скромный дворянин 17 века стал первым в мире вампиром. Режиссёр и сценаристы начали фильм с показа мрачной картины — черепов, как мы подозреваем, жертв вампира. Уже с первого кадра, на фоне которого мы наблюдаем титры, зрителя пронизывает ощущение холода и неконтролируемого страха. Главный плюс фильма, сделавший его шедевром в моих глазах — реалистичность. Огромный чёрный замок Бран (хотя в фильме показывался замок Нойшванштайн)… Именно к этому замку подъезжает скромный агент по недвижимости Джонатан Харкер. Там он встречает, помимо странной обстановки, и хозяина апартаментов — графа Дракулу. Низкий поклон гримёру главного героя! Более реалистичного ужасающего грима вы не найдёте в фильмах про вампиров! Если учитывать то, в каких условиях создавался этот фильм, отсутствие специальных эффектов, графики, фотошопа и т. д., то эта незабываемая картина создаст ещё большее ощущение ужаса. Наполненная мистической дрожью музыка прекрасного композитора Рихарда Вагнера только усиливает это состояние. С первого кадра до последнего не хотелось высовываться из-за подушки. Фильм получился по-немецки смелым, по-французски (как соавторы) утончённым в выражении чувств, и по-румынски мрачным. Свечи, их загадочный свет, тихий грубоватый немецкий шёпот… Увидеть светлое время в этом фильме приходится лишь пару раз. Удивительно, как режиссёру удалось передать это незабываемое состояние. Фильм, действительно, держит в напряжении, часто смотреть такое кино не будешь точно, нервы нужно беречь.

Образ графа Дракулы полностью соответствует вампиру, так подробно описанному в романе Брэма Стоккера. Среди бледного, будто умирающего лица, длинных острых зубов и болезненно-презрительного взгляда блестит грусть человека, потерявшего всё человеческое. В этой экранизации, в одной из немногих достойных, показано именно то подавленное состояние «Сына Ночи», который стремился к смерти, как к спасению от вечного ужаса.

Актёр исполняющий главную роль, а именно Клаус Кински, который без этого ужасного грима примилый мужчина, произвёл настоящий фурор. Он почти не говорил, медленно скользил по половицам, издавая сдавленные скрипящие звуки, безмолвно втягивал в себя воздух. Превосходная игра!

Главную женскую роль исполнила прекрасное создание и знаменитая актриса Изабель Аджани. Могу с уверенностью сказать, сравнивая образы Люси Харкер, что именно Изабель смогла воплотить на экране трагически прекрасную женщину, нежную и воздушную. Её Люси подобна ангелу, принесённому в жертву безумному существу ради его же поражения. Великолепная актриса, нежная и хрупкая.

Сцена смерти Дракулы производит сильнейшее впечатление. Множество теней, слабый луч света, умирающая Люси, которая как можно дольше удерживала в своих руках чудовище, из последних сил ожидая первых лучей солнца, которые убьют её. Ещё один плюс фильма — равновесие Добра и Зла. Мы привыкли к тому, что Добро всегда побеждает Зло, но это не так. Добро и Зло — два кита, на которых держится наш мир. Они должны быть всегда — этот баланс не даёт миру кануть вне бытие. И в «Призраке ночи» ярко показана смерть прекрасного ангела и смерть чудовища…

Если вы любитель жанра «ужасы» — это для вас. Если вы любите вампирское направление в фильмах ужасов — это для вас. Если вы любите классику — это для вас. В общем — это фильм для Вас. Советую всем! Такой шедевр должен быть в коллекции каждого любителя кино и вообще каждого!

Оценить это невозможно, но… безусловно и смело ставлю

10 из 10

Все, все, что гибелью грозит,

Для сердца смертного таит

Неизъяснимы наслажденья -

Бессмертья, может быть, залог!

И счастлив тот, кто средь волненья

Их обретать и ведать мог.

Удивительно мощное по своему эмоциональному воздействию полотно удалось снять Херцогу. Потрясающая и очень глубокая психологичная картина с довольно интересными портретами. Мир, который создал Херцог в этой картине представляет собой маленький грязный мирок, в котором теснятся полумертвые сомнамбулы, существующие как бы наполовину. Это не только граф Дракула, гениально воплощенный «в жизнь» безумным Кински, это и Люси (Мина), и ее муж, совершивший гибельный путь к замку Дракулы и переродившийся после его укуса в смерть. Дракула Херцога не величественный барочный Копполовский вампир, пытающийся вернуть утраченную любовь, что и становится целью его существованию, а какое то обезличенное существо, обреченное на вечные страдания, для которого самое страшное вовсе не смерть, а неспособность умереть. И именно Люси и становится для него живительным эликсиром, средством насыщения голода и избавлением от гнетущих оков вечности. Люси единственная в этом обезумевшей мирке, затхлом и шатком еще удерживает равновесие, именно она помогает графу сорвать эти удушающие оковы и освободиться от этого сомнамбулического кошмара, отдавшись в объятия созданию тьмы. Именно она является воплощением истинной утонченной красоты, сочетающей в себе черты романтической болезненности, хрупкой красоты, обладающей могущественной силой, и готовой к самопожертвованию. Бледный лик, длинные ресницы, тонкие, слабо подрагивающие веки, по детски распахнутые словно в отчаянии глаза, сверкающие точно тысячи лун, маленький крестик на белоснежной шее, тепло бьющегося сердца в груди.

Люди, жители сонного городка являют собой порождение ночного кошмара, средоточие безумия и разлагающегося общества. Полусонные, полуживые, обезличенные, они бегут в отчаянии по городу, бредут по останкам улиц и площадей, будучих еще недавно прибежищем тихих мирян, а сейчас атакованными полчищем крыс, пропадают в мареве сна, и навсегда исчезают с лица земли. Очертания привычного мира расплываются.

У Херцога даже природа втянута в эту безумную пляску смерти, туманные дали, открывающиеся взору Джонатана, как будто являющие собой мистические символы ускользающей в медленном вальсе жизни и едва ощутимой эфемерной красоты, вода, льющаяся с гор, какая то таинственная сила, витающая в этих потрясающей красоты пасторальных пейзажах и магическая музыка, вводящая зрителя в состояние сладостной дремы. Мрачное великолепие тлена, уходящей в небытие красоты, мир, канувший в лету.

Пронзительно красивое и безумное полотно режиссера безумца, режиссера метафизика Вернера Херцога. Особой находкой является музыкальное сопровождение — медитативные аккорды норвежской группы Popol Vuh в сочетании с мелодиями классиков Рихарда Вагнера и Шарля Гуно оказывают гипнотическое воздействие точно упоительные звуки лютни.

Наверное, одинаково глупо утверждать, что этот фильм хуже оригинала 1922го года, как и отстаивать обратное. Оба фильма одинаково хороши, хотя лично мне, куда более приятной кажется ранняя версия господина Мурнау.

Херцог заметно вернулся к оригиналу Брэма Стокера, от которого Мурнау был вынужден отойти, через запрет снимать экранизацию. И фильм Херцога мог бы стать очередной версией истории Дракулы, которая уже на то время была довольно затертой темой.

Но фильм имеет несколько отличительных черт, которые возвращают его к ленте 22го года. Первое, это замечательная игра Клауса Кински, его грим и жесты полностью соответствуют носферату в исполнении Макса Шрека. Сравнивать их игру — бессмысленно, оба сыграли замечательно!

Второе: Вернер Херцог методично и тщательно старался повторить отдельные визуально оригинальные сцены с фильма Мурнау. «Первая кровь» Джона, на корабле, крысы, ношение гробов вампиром, массовые похороны и другое.

Конечно, большинство этих сцен описаны еще в Стокера, и не раз переносились на экран, но изображение Мурнау невозможно перепутать ни с чем другим! Собственно, Херцог и старался отобразить эти сцены, а местами и обыграть их.

Единственное, что выглядит глупо — концовка, в которой Херцог свольничал и добавил от себя «отсебятину». Недолгий арест Ван Хелсинга и дешевая «то ли еще будет» от Джона Харкера — все же лишние. Но если на это закрыть глаза — фильм очень хорош.

Мои 10 из 10

Липкий колючий страх заползает и царапает изнутри коготками летучей мыши. Под аккомпанемент сопровождающих ночь волчьих песен, граф Дракула томится в замке, угнетаемый бессмертием. Но в какой-то момент в его холодной груди вновь пробуждается давно спящее сердце. И тогда он, увлекаемый желанием, отправляется в путь. Чудовище тоже жаждет любви, но иногда любовь убивает…

Это завораживающее атмосферное творение по праву должно занимать почетное место среди подобных экранизаций.

Ныне изрядно попорченный молью бездарных режиссеров сюжет здесь еще в своей почти первозданной чистоте. Девственность сюжета — всегда плюс, согласитесь.

Фильм очень красивый и утонченный, хотя, безусловно, страшный. Например, почти что танец с деревянными гробами на площади…

Потрясающая Изабель Аджани — с её огромными, широко распахнутыми глазами, наполненными бархатной болью. Героиня действительно не от мира сего.

Клаус Кински в роли Дракулы бесподобен — он действительно страшен, безобразен, отвратителен, как и должно быть (теперь граф Дракула — это стандартная эротическая фантазия. Он обязан быть обаятельными мерзавцем и сексуальным хищником). А как он шарахается от креста в старой заброшенной церкви… К слову, интересно, что в этом фильме вампир кусает передними зубами, а не клыками.

И просто до безумия правильный конец. В свое время Стокер не додумался до него. Жаль.

P.S. единственное, что я не могу понять во всем фильме — это самое начало. Что это за женские мумии в начале? Предыдущие жертвы Графа?

10 из 10

Этот римейк мне показался куда лучше оригинального фильма 1922 года, слава которого держится исключительно на его «классичности» и каких-то сомнительных легендах о реальном вампире, участвовавшем в съемах.

Так или иначе, но кинематограф вырос за эти 50 лет очень сильно, и этот фильм уже весьма достоин по всем показателям, по которым недостоин старый.

Так как сюжет у них одинаковый, то эта разница чувствуется очень легко.

10 из 10