За нами Москва (1967)

Создание этого фильма столкнулось с определенными трудностями на очень ранней стадии. Дело в том, что первоначальная версия сценария должна была базироваться на весьма известном тогда произведении, «Волоколамском шоссе» Александра Бека. Однако вышел громкий конфуз. Невзирая на принятые установки о едином, хоть и многонациональном советском народе, писатель внезапно и жестко заявил, что Великая Отечественная война была личным сюжетом русских и немцев, а остальные нации и страны вроде бы как простые статисты. Сейчас бы его уже посадили за разжигание экстремизма, а тогда решили от греха подальше обратиться не только к другому писателю, но участнику обороны Москвы в 1941 году в составе легендарной Панфиловской дивизии Бауыржану Момышулы, у которого также было произведение об этих событиях, и его название в итоге стало названием самого фильма.

Пикантность демаршу Бека придает, собственно, то, что фильм снят не на одной из центральных киностудий, а на «Казахфильме». То есть теоретически велика вероятность, что солдаты, выходцы из Средней Азии, которых, действительно, было много в дивизии, станут главными и единственными героями картины, однако, к счастью, этого не случилось.

Но для истинного кинематографического счастья этого все же маловато. Во-первых, как это часто бывает, военную тему напрочь портят современные вставки. Это сцены, когда постаревший участник боев приходит в музей, посвященный тогдашним событиям, и долго ходит по нему, периодически коммуницируя с окружающими. Дело не просто в банальности такого хода, смысл которого очень поверхностен («все мы до сих пор опалены огнем тогдашних сражений, должны быть полностью обязаны погибшим, что можем жить сейчас в мире» и прочие уже тогда ставшие банальностью лозунги в подобном стиле), и даже не в совсем уж нелепой сцене разговора с модным юношей, которого подозревают (о боже!) в увлечении экзистенциализмом и поп-артом (кстати, насколько я понял, поп-арт считается собеседниками не стилем в искусстве, а реальным человеком, что как бы добавляет дремучей в своей демагогичности сцене какой-то уж совсем карнавальной неадекватности), но в том, что блуждания по музею всего лишь оттеняют слабые связи между отдельными эпизодами самой войны. Иными словами, фильм угодил в характерную ловушку, когда, с одной стороны, хочется соткать эпическое полотно, а с другой, проследить за отдельными героями. В итоге, ни полотна, ни героев особо не наблюдается, что странно при очевидной эффектности фабульного материал. Русские и казахи, танковые бои и пешие перестрелки, полковники и рядовые слипаются в один большой снежный ком, в котором трудно различить и события, и их участников.

Однако есть у фильма и по-настоящему положительная сторона. В отличие от современных официальных норм историчности, фильм, по сути, совсем не демонстрирует пресловутый подвиг 28 панфиловцев, которых, как наших доморощенных 300 спартанцев, недавно извлекло на свет наше российское кино. Казалось бы, вот он материал и для эпичности, и для героичности. Однако у создателей фильма явно было больше совести, чем у одного современного министра, который заявил, что сомневаться в реальности подвига может только подлец. В то время это считалось как раз очень неловкой темой в силу недостоверности события, почти полностью сочиненного одним фронтовым журналистом, однако в постсоветский период вопрос о достоверности как-то отошел в сторону вместе с объективными критериями оценки историчности того или иного явления. Поэтому фильм и остается в рамках этой самой историчности, а не мутирует, как современная лента, в сторону однозначной и одобряемой сверху мифологизации истории как ее постмодернистской отмены. Однако, повторюсь, целостности картине это не добавляет. Слабость сценария почти полностью лишает его статуса не то, чтобы сильной, но крепкой ленты о великой войне. Она так и осталась одним из эпизодов кинематографического метасюжета, не став даже небольшой главой, хотя создатели явно надеялись именно на такой исход.

6 из 10