Криницы (1964)

Этот фильм парадоксален. И парадоксальность его вовсе не в эстетической плоскости: художественного своеобразия здесь ровно, сколько нужно да и сколько не нужно. За рамки стандарта своего времени картина нигде не выходит, к тому же отчасти предъявляя анахронизмы. Будучи посвященной теме десталинизации, она тем не менее одновременно демонстрирует нам почти ту самую сытую в духе сталинского соцреализма деревню, где урожай как-то сам собой сеется и пашется, а жители по большей части заняты пением песен и амурными делами. Конечно, не все так просто, постепенно выясняется, что идиллия скрывает в себе недостатке, страшно сказать, системную фальсификацию показателей, которая (опять же само собой) осталась от прежних времен, но теперь пришли времена другие и бесстрашный борец с пережитками прошлого, выведенный в лице директора школы, составляет в пику ей индивидуальную фронду, которая на самом деле симпатична многим.

Однако сам сюжет не слишком интересен, несмотря на то, что для середины 1960-х годов многие мысли звучат с экрана весьма смело. Но при этом и весьма умеренно: имя Сталина нигде не произносится, он скорее Тот-чье-имя-неназываемо. Вместо великого кормчего на экране сразу несколько его субститутов: от начальника райкома до завуча школы. Они повязаны одной порукой — ностальгией по «крепкой руке». В фильме это однозначные негодяи, твердо знающие, что они делают неправильно, но весьма успешно мимикрирующие под тех, кто исполняет законы нового времени.

И вот в чем, собственно, парадокс. Обозначая размежевание со старым, с его шпионскими псевдозаговорами и врагами народа, картина тем не менее выглядит очень сталинистской. Выясняется, что среди в массе своей абсолютно честных рядовых «винтиков и шпунтиков» системы заразой культа личности болеет исключительно начальство. Именно оно повинно в том, что происходило в 1930—40-е. Но мы теперь хорошо знаем, что то же доносительство было явлением как раз массовым. Сталинизм крепко держался не просто на страхе, а на желании «сдать ближнего», получив его должность, квартиру и т. п.

Поэтому фильм очень фальшив при всей его внешней «оттепельности». Внешне отдаляясь от застегнутой на все пуговицы, как френч, однозначной идейности более ранних фильмов, он лишь заново интерпретирует тему «врагов народа», которые все еще с нами и все еще пытаются ставить палки в колеса. Такая двусмысленность производит не лучшее впечатление, как и образ главного героя, который к финалу обретает свой собственный недвусмысленный «культ личности». Такое ощущение, что в советских фильмах история не развивается по спирали, но бегает по кругу, и это единственно возможная траектория из всех самых нежелаемых.