Белые горы (1964)

«Киргизфильм» вовсе не задворки советской киноиндустрии, что, впрочем, можно сказать и о других среднеазиатских студиях своего времени. Это именно неотъемлемая часть советского кинематографа, чьей отличительной чертой является вовсе не пресловутый колониальный стиль, досадливо проявившийся в так называемых истернах 1970—80-х годов, а подчас крайне интересное сочетание местной фактуры с общемировыми тенденциями. На этой студии работали самые разные режиссеры, не обязательно автохтоны. Достаточно вспомнить и Ларису Шепитько с ее дебютом «Зной», и Кончаловского с совсем уже прославленным «Первым учителем». Но это и снявший ряд прекрасных фильмов Болотбек Шамшиев как едва ли не самый лучший пример доморощенной кинопоэтики общесоюзного значения.

«Белые горы» (иначе «Трудная переправа») — режиссерский дебют Мелиса Убукеева, фильмография которого крайне мала (всего четыре фильма). Но это дебют очень удачный. Правда, когда в начале фильма мы застаем вербальную интродукцию о «полыхающих переломных годах», так и ждешь, что на тебя с экрана немедленно надвинутся красные комиссары, белые офицеры, зеленые басмачи и желтые барханы (подобная аберрация объяснима привычкой к языку истерна), но фильм развивается совсем иначе. Конечно, и комиссары, и офицеры тут присутствуют в известной пропорции, ведь без идеологической десятины фильмы на историческую тему появиться тогда попросту не могли, но Убукеев снял, в сущности, камерную драму о молодом пареньке, который интуитивно переходит (в прямом и переносном смысле) на сторону «красных», однако нежеланное преследование заставляет его прятаться в юрте у одной семьи, где происходит знаменательное знакомство с прекрасной девушкой, уже давно обещанной в жены местному толстосуму. Однако одна, так и хочется сказать, волшебная ночь разрушает все планы, размыкая локальную историю в сторону Большого времени.

Убукеев явно знает не только советскую, но и мировую киноэстетику. Наверное, больше всего стиль его фильма тяготеет к поэтическому кинематографу. Река, которая, с одной стороны, несет безвольную щепку, и та же река, которую смело штурмуют местные Ромео и Джульетта, подчиняющаяся их напору, правда, с печальным исходом для главного героя, — понятным образом не просто горная речка, а образ времени, в котором логика фатального уступает место интенции идеологического выбора. Юрта, в которой и в окрестностях которой проходит почти все действие этой короткой ленты, не обособленный, а вписанный в пространство топос, в котором и степь, и горы тоже выступают знаками мира, вроде бы незыблемо существующего в своих контурах не одно столетие, но на самом деле уже предназначенного для больших перемен. Даже сами герои с их вполне однозначной «идейной» окраской (что можно сказать не обо всех, достаточно вспомнить удивительную эпизодическую фигуру шута) не решены прямолинейно. Режиссера совсем не занимает предрешенность тенденциозных выводов. Он явно увлечен гиперобразом пространства, в котором протагонисты начинают чертить собственные маршруты, сходя с проторенных дорог, противореча и географии, и почти мифологическому состоянию нравов.

Иными словами, это тонкая, атмосферная лента, тематически привязанная к идеологической конъюнктуре своего времени, но имеющую большую кинематографическую ценность как очень нестандартный образец фильма на очень стандартную тему.

7 из 10