Медея (2021)

Вдумчивый зритель уже из одного названия может легко представить себе канву сюжета, его основные этапы, повороты и финал. Это не сложно, ведь сюжет мифа о Медее, как и одноимённой трагедии Еврипида, легкодоступен и регулярно востребован. Если я правильно понял автора, он хотел вернуть характерную для античной Греции трагедию, в намертво заякорившийся на драме современный кинематограф. Который, кстати, является довольно точным отражением состояния человечества. За склонное к чересчур продуманным чувствам человечество, за Ясона, за до безумия любимого мужчину выступает так и не ставший мужем любовник, Алексей (в переводе с греческого – защитник) – традиционно безупречный Цыганов.

За хтоническое женское начало, Лилит – первую модель женщины, забракованную Создателем, Медею, бегущую за любимым по трупам соперников и соперниц – безымянная обладательница диплома специалиста по тонким химическим технологиям, профессиональная любовница и мать детей любимого мужчины, озабоченная – ради удержания его подле себя - сохранением своей вечной телесной молодости, Тинатин Далакишвили, на время подзатерявшаяся со времён «Звезды» Анны Меликян. Две крайности, две противоположности, разыгрывающие на земле Израиля пьесу 2500-летней давности, а её финал – на руинах крепости Масада, защитники которой – напомню – предпочли убить друг друга, нежели сдаться. Взаимная аннигиляция этих крайностей, не телесная гибель, но полная и окончательная потеря героями смысла дальнейшего существования – закономерный итог фильма. Но и никакой альтернативы Зельдович тоже не предлагает. Только безжалостно констатирует. Впрочем, ничем другим – сняв за 30 лет четыре фильма – он и не занимался. Но разве не это (со времён Еврипида) – действительное предназначение искусства?

Недавно на экранах появился фильм Александра Зельдовича «Медея», чья премьера произвела огромное впечатление на жюри на фестивале Локарно. И по-моему мнению, это было не с проста. Этот год был фестивальным бумом, когда люди не успевали смотреть новинки, которым жюри кинофестивалей подарили лавры. Не могла это картина не завоевать сердца жюри, мифологичных мотивов в этом году не хватало, хотелось чего-то пожестче и покровавей. Зельдович, на мой взгляд, с этой задачей справился и третий М-ный фильм смог показать себя во всей своей греховной природе. Есть ли конец сумасшествию и почему человек с каменным сердцем решил сесть за отпевание грехов?

Повествование начинается с решетки исповедальни и уже в начале закладывается ошибочная вера на спасение падшей души. Если зритель не знаком с мифом, то он не знает, какова ее преступная природа, но уже знает, что отмыть ее от греховной пыли не так просто. А жизнь то у нее просто начиналась: выросла в далекой глуши, закончила химический факультет, влюбилась в женатого. Влюбилась в олигарха. Он развелся с женой, вместе с любовницей и детьми переехали в Израиль. Вокруг огромные деньги, в доме похоть, а в голове предпосылки хладнокровного женского сумасшествия. И все бы хорошо, о чем еще можно мечтать? Затем все поменялось. Разлюбил. Осталась любовь к асфальту и детям. Его можно понять, зачем менять бетон, который приносит деньги на бетон, который приносит несчастья и сумасшествие? И с этого момента начинается снежный греховный ком, который топчет всех, кто рядом. Кроме его любви ее ничего не интересовало, а лишившись самого сладкого нектара на своих губах, она решила твёрдо-месть-блюдо, которое должно ударять прямо в сердце. «Вообще всех жалко, а по отдельности — никого»

Понизив ранг гордой царицы и превратив ее в озабоченную своей молодостью, шлюху, Зельдович стирает грань между таинством двоих. Режиссер превращает эту картину в удовольствие для заядлого любителя эротики в любых воплощениях, где чувственность процесса превращается в БДСМ-фестиваль для любого встречного главной героини. Медея, убившая своих детей для мести своему мужу, превращается в мясо, которым торгуют направо и налево и это мясо пытается воскреснуть из греховного пепла, но дьявол то сзади за волосы тянет.

Россия не привыкла к таким откровенным экспериментам в кино и это правда, но хочется отдать должное Тинатин Далакишвили. Она талантливо со своим необычным шармом смогла преодолеть грань между немым кино и утопила фильм в своем темпераменте и дерзости. В Медее Далакишвили нельзя найти золотую аристократичную жилку, которая протекала по венам ее античной предшественницы. Предшественница убила своих детей, несмотря на сильную любовь, ведь жажда мести всегда сильнее всего. Она желала, чтобы Ясон никогда больше не смог заснуть и чувство вины его душило. Но в саморазрушении, страха быть отвергнутой и убийствах Медеи 21 века нет высоких мотивов, кроме сумасшествия и беспримесной ревности. Сопутствовал кровавой игре героини Евгений Цыганов. Здесь он слишком славный, слишком хороший, чтобы обвить его своим змеиным хвостом и раскрошить очки, которые не разглядели надвигающуюся бурю в его жизни. Его неординарность как актера в этом фильме была вытеснена, ведь все-таки, акцент на фигуре Ясона был смещен в женскую душу. Он был привидением, с чьим образом говорила Тинатин.

Снято гениально: музыкальное сопровождение плывет в одной лодке с визуальном кинокартины. С каждым новым грехом музыка проникает все глубже. Надежды на спасение души героини в конце не остаётся. Будто мелодия придушила твой последний воздух и разбивает об скалы веру во спасение. Непевучесть и резкость пожирания плоти восполняется певучестью и плавностью музыки. Если закрыть глаза и просто слушать только музыкальную окантовку фильма, то можно прожить внутри картины даже без визуала, только восприниматься она будет менее кровожадно и менее противно.

К концу фильма становится нехорошо, внутри начинает что-то кипеть и что-то пытается вырваться наружу. За эти два часа ты становишься тяжелым камнем, который в конце превращается в пыль. «Медея» Зельдовича - взрослая шалость, которая роняет тебя с детской карусели действительности и помещает тебя за исповедальную решетку. Фильм остаётся тяжелой металлической броней на душе, начинает подташнивать от обличения сумасшедших прелюбодеяний, душевного дна и горя, которое эхом идет из темноты. Сложно описать поток эмоций, пожирающих тебя во время просмотра, но это слишком тяжелый поток, чтобы заставить уголки губ подняться. Улыбка после просмотра сошла? Съешьте лимон.

7 из 10

- Тому, кого я смогла бы любить, я бы стала женой.

- Ха-ха. Любовь? Это роскошь, которая девушке в твоём положении непозволительна... Тебе пора завести семью. Ты стала обузой для своей матери... Дам тебе совет - довольствуйся привычной жизнью с мужем или даже дружбой если повезёт. Но, а ежели тебя так влечёт любовь, ищи её вне супружеского ложа.

- Выйдя замуж я буду верна мужу.

- Ха-ха. Как трогательно... Внимания требует - норов.

- Нам по карману прожить в Санкт-Петербурге только один сезон. Кузина, ты понимаешь?

- Этого хватит. Я устрою ей три показа в избранных кругах, в верхах. Если не произведёт впечатления, быть ей старой девой. Или содержанкой. Ничего не поделаешь, жизнь бывает жестокой...

'Онегин', 1999, реж. М. Файнс

Содержанки... Сколько их? Без счёта. Каждый 'кошелёк с ушками' неприменно имеет. Удобно. Практично. Забавная игрушка. Кукла говорящая. С ней и стресс снять можно запросто. И разгрузиться от суетности буден в любой миг... Опять же, - переключение от привычной семейной рутины. Хотя... тоже, конечно, рутина спустя время, но всё ж таки менее напрягающая. Секс так манит? Сладострастия туманят голову? Приключения увлекают? Освежает иная женщина мужчину, - чего уж тут лукавить?

Когда они появились? Эти самые Содержанки. В эпоху Великих преобразований Петра I? Ранее? Ах, кто ж ответит на этот вопрос? Вон и у классика, у Пушкина, того, что Александр Сергеевич - злоба дня для созревшей девы-дивы. Либо замуж, либо в старых девах куковать свой век, либо к щедрому господину прислониться кокоткой. Проза жизни! Обыденность. Нормальное естество 'света'.

'Медея' - собственно и начинается с этого. С этой темы. С темы 'естества'. Всё как полагается тут. Есть тот самый 'кошелёк с ушками'. У него, само собой, законная супруга. А в дополнении к супруге, ещё одна барышня. Для секса, для переключения, для освежения, для... да чёрт его знает для чего ещё для... Родить своевременно от 'кошелька с ушками', пока он ещё не пресытился 'игрушкой', основное правило в этой игре. Всё как на рыбалке. Клюнул - заглотил - попался! Болтается на крючке. Теперь пусть о собственном чаде заботу проявляет. Впереди - вечность. Дети, они ведь не как грибы в лесу растут. Долго. За годом год. Шоколадная впереди перспектива. Сласть! Нега! Возможности.

И чего? Чего такого? И в самом деле... Чего?

Хорошо когда... карась, окунёк болтается на леске. Налим, сазан - много приятнее. Эх, хороша, однако забава...

Режиссёр, отталкиваясь от весьма щекотливой, я бы даже сказал, щепетильной темы предоставляет зрителю возможность осмыслить данное явление. Что перед нами? Порок? Как воспринимать подобное? Как относиться? А мораль? Нравственность? Уместно ли говорить о них? Возможно ли? Всё ещё возможно?

ХХI век на дворе - скажут многие. Вы что, в пещере родились? Вы где, жили-поживали? О чём Вы вообще ведёте речь? Мир давно уже убежал за границы видимого горизонта. Это даже (ну, почти) и не обсуждается. Это нормальное 'приспособленчество', если хотите. И всего. Всего то... А потом..., потом ведь из таких отношений и новые семьи возникают порой. У кого как сложится... Жену - в монастырь, скажем, подругу - на престол. И всё чин по чину. Законный брак. Или законное безбрачие. А зачем? А для чего? И так сойдёт.

Так над чем драматизирует автор? Что его так волнует? Высший суд?

А почему бы, собственно и нет? Законы миропорядка сформированы в седой древности. Правила - азбукой уговора-договора в веках. Преступаешь? И вот уже необрезанный еврей, а ведь в этом и смысл, и соль повествования, должен испить сладости чашу до дна. Кается в исповеди та, что ещё недавно делила с ним ложе греха. Кается. И несколько раз автор демонстрирует нам боль слов. Её слов. Роняет с губ у алтаря. Не поздно ли? Ведь, судя по всему перед нами, зрителями, она и не она. Событийный ряд в последовательности тут нарушен. Из иной плоскости существования вынырнула вдруг. Произошло что-то. Что-то такое. Существенное. Оттого и церковь пристанищем потупленности взора.

Повествовательный сюжет занимает минимализмом сцен без углублённых копаний в эмоциональной окраске. Поверхностность и даже упрощённость здесь в доминанте. В доминанте ОНА - ОН. Размышлением сильна картина. Вешками от одной до другой, до третьей в проекции развития этого мезальянса... Когда же петля затянулась на её шее? Не в тот ли самый миг, когда она её на себя набросила, покусившись на чужое?

7 из 10

На мой взгляд, самое сильное, что есть в этой картине - великолепная Тинатин Далакишвили. Режиссёр, по всей видимости, тоже так думал и по этой причине выстроил всю драматургию вокруг неё, а всё остальное помогает нам раскрыть противоречивый, опасный и интригующий характер героини. Этому способствует музыка, которая иногда специально идёт в разнобой с повествованием, сбивая зрителя с толку и заставляя задержать дыхание.

Сама по себе 'Медея' - произведение эстетическое, что, как мне кажется, крайне важно, ведь кино - это в первую очередь визуальное искусство. Бесконечно красивые общие планы моря, гор, да и природы в целом. И вот посреди всего этого могущества виднеется маленький человек.

Я, конечно, не собираюсь оправдывать поступок Медеи (героиня фильма), но я считаю, что она, возможно, самая живая из всех людей, показанных на экране. Остальные же показаны как люди, не способные выйти за пределы земных потребностей, похоти (Будь это деньги и бизнес, о которых думает её муж, или же случайный парень, рисующий граффити и желающий с ней просто переспать, или же француз, который хочет власти). Медея же будто человек, который может чувствовать лучше и понимать больше, чем остальные. На экране нам показан человек, не в силах справится со своими чувствами, в которых она, разумеется, не виновата. Она не виновата, что влюбилась в него, а он не виноват, что не любит её. В конце муж главной героини задаётся вопросом: 'За что мне это всё?'. А оператор своей камерой показывает нам этот мир глазами того, кто наблюдает за персонажами сверху и не оставляет шансов на пощаду.

По моему мнению, по-настоящему гениальное кино не нуждается в том, чтобы в нём что-то пояснять с помощью 'дешёвых' приёмов. В этом фильме такое происходит неоднократно. Зельдович, когда хотел сказать что-то дополнительно о внутренних переживаниях героини в данную секунду, заставлял актрису бросать пару фраз, которые отнюдь не всегда звучат, как нечто примитивное и затасканное. Если бы режиссёру удалось бы полностью избежать подобных приёмов и вместо этого передать ежесекундное состоянии героини с помощью других художественных решений (композиции кадра, актёрской игры и т. д), то получилось бы намного лучше. Стоит отметить, что в фильме есть сцены, чуть ли не граничащие с гениальностью.

Несмотря на то, что персонаж Тинатин Далакишвили - химик, всё же ей не удаётся разгадать химию любви.

А 'Медея' - фильм далеко не проходной, с собственным визуальным стилем, режиссёрским подходом, а также содержащий в себе отсылки, аллегории, метафоры, аллюзии. 'Медея' - это в первую очередь фильм, способный вызвать катарсис даже у самого невнимательного зрителя

Вероятно, многие читали или хотя бы немного слышали про древнегреческий миф о Медее - волшебнице из царства Колхиды. Но даже если и нет - не страшно, а может даже и к лучшему. Ведь незнающий концовки этой беспощадной истории, будет явно ошарашен и надолго впечатлен. От Александра Зельдовича, режиссера “Медеи” я ожидал подобного изложения, чем-то напоминающего его последний фильм “Мишень” - многими непонятый, многим полюбившийся. И там, и здесь все его герои настоящие, с земными пороками и страхами. Даже в те моменты, когда Зельдович намеренно заигрывается с аллюзиями на мифологические темы.

Погружению в фильм очень способствует подобранная музыка. Она здесь играет едва ли не ключевую роль. Удивительно, как тонко и душераздирающе были подобраны моменты с нарастающим саспенсом. Недаром, Зельдович, который присутствовал на показе, перед сеансом бросил фразу что ненадолго останется и послушает как в зале звучит музыка из “Медеи”. Он еще много чего рассказал после титров - в частности о том, как легко ему работалось с Тинатин Далакишвили /главная роль/, о первом единоличном опыте написания сценария и трудностями при продюсировании картины. Естественно, когда тебе удается пообщаться с режиссером до и после фильма, ты уже смотришь на него другими глазами, с новыми вопросами.

Но даже без общения с кем-либо, мне видится главным успехом картины - приглашение на роль Медеи /хотя за весь фильм мы так и не узнаем имени главной героини/ Тинатин Далакишвили. Грузинская модель, до этого снимавшаяся в основном в эпизодических ролях, здесь выдает настолько запоминающийся бенефис, что в голове невольно, с удручающими воспоминаниями всплывают обрывки собственных, давно забытых ссор. С надрывом в голосе и тяжеленным, стреляющим взглядом она начинает съедать сердце еще задолго до финала.

“Медея” - фильм, о котором не надо много знать перед просмотром. Это два двадцать экранного времени, ожидаемые от мастера одиннадцать лет. Это музыка, сбивающая дыхание. Это лучшая женская роль.