Сага о викинге (1966)

Когда я был очень-очень маленьким, прабабушка читала мне баллады Жуковского. Потом уже я сам читал их ей — наизусть. Большинство тех строк уже стёрлось из памяти: дело было почти два десятка лет назад, — но «Роланда-оруженосца» я почему-то до сих пор помню почти полностью. Видно, уж очень потрясли меня тогда эти восхитительно-вычурные описания мира, где жестокость и благородство одинаково прекрасны и бескомпромиссны. Потом, конечно, я познакомился и с более аутентичными обработками средневековых легенд, но к тому времени восхищение романтическим повествованием эпоса уступило место смеху над его стерильной наивностью и по-тарантиновски гротескной кровавостью. Однако любовь к брутальному максимализму — осталась.

Эпос нынче сложно экранизировать, потому что до ужаса пафосная даже по голливудским меркам стилистика скальдов, трубадуров и тому подобных миннезингеров вряд ли будет воспринята сегодняшним зрителем всерьёз. Да и масштабы там таковы, что за двести рублей на лесной полянке ничего толкового не снимешь. Потому нечасто рискуют студии переносить старинные историко-мифологические сказания на киноплёнку и потому мало какой современный фильм подобного типа можно считать откровенно удачным (если, конечно, Кэмерон не стибрил-таки свой «Аватар» у якутов). «Красную мантию» Габриэля Акселя, к сожалению, приятным исключением не назовёшь. Фьорды, Олег Видов в главной роли и Гуннар Бьорнстранд, один из любимцев Бергмана, во второстепенной — вот практически и всё, чем она может похвастать.

Сюжет бродяч до тривиальности: красавец-воин гостит у врагов, с которыми вроде бы заключил перемирие, влюбляется в дочь хозяина — по совместительству правителя тех мест, — и она отвечает ему взаимностью. Потом, как обычно, происходит предательство, перемирие рушится, и все начинают стремительно гибнуть, в том числе и сама беззастенчивая парочка — естественно, с обязательным суицидом во имя любви. Антураж тотального рубилова вполне по-эпосному привычен, в канве же явственно просматриваются силуэты десятков легендарных романтических историй, будь то хоть известная каждому вменяемому землянину «Ромео и Джульетта», хоть её заметно менее раскрученный античный прототип про Пирама и Фисбу.

Сам литературный источник — «Деяния данов», — застенографированный почти синхронно с другими знаковыми аналогами вроде Нибелунгов, Роланда и Младшей Эдды, мало похож на свою экранную реализацию. Скромный бюджет ленты лишил историю какой бы то ни было масштабности: нет войск, флота, да и вообще вменяемых декораций. Полтора десятка человек в поте лица изображают жестокие схватки, но те больше напоминают сходки малоопытных ролевиков-реконструкторов. В итоге самым напряжённым оказывается эпизод в бане, где голые мужики ныряют в бочку с кипятком. Вялая работа оператора лишь подчёркивает дешевизну проекта, а почти полное отсутствие музыки в этом не самом многословном фильме и вовсе превращает просмотр в весьма утомительное занятие.

Однако, даже если смириться с тем, что вместо мантии тут одеяло, а в роли волка — овчарка, положительные стороны отыскиваются с трудом. Вся атмосферность держится на суровых скандинавских фьордах, вся актёрская игра — на Бьорнстранде. Вчерашний студент Видов (которого, конечно, крайне приятно видеть в гостях у зарубежного классика), рассекающий по скалам в стартрековском обмундировании, впечатляет скорее своей юной красотой, нежели лицедейским перформансом. Остальные же, включая его сюжетную спутницу, и вовсе столь невыразительны, что не сразу замечаешь, в какой момент любовная сцена — наверняка вырезанная в советском прокате — сменяется сценой с размахиванием бревном.

И всё же, думается, даже при таких скромных возможностях «Красная мантия» могла стать достойной картиной, ведь, чтобы сделать нормальное героическое кино, вовсе не обязательно клепать блокбастер типа «Тристана и Изольды». Основная проблема Акселя в том, что его история напрочь лишена атмосферы всепоглощающего романтизма древних эпосов — но при этом правдоподобие поворотов фабулы по-прежнему стремится к нулю. Формально тяготея к реализму, режиссёр забывает, что отсутствие внятных мотивов в содержании зазвенит в зрительском сознании отчётливым диссонансом. Это тогда, тысячу лет назад, скальд мог коряво бренчать на полутора струнах и городить возвышенную ахинею, получая за это премии, жилплощади и первые строчки в проточартах. Теперь же до крайности утрированный и ничем не аргументируемый максимализм героев (ещё и практически ничего не говорящих, видимо боясь смутить иностранца Видова) способен вызвать разве что саркастическую улыбку.

Наверное, будь мне сейчас года четыре от роду, я бы тоже с готовностью дал этой ленте какой-нибудь приз вроде пальмовой ветви за технику. С неменьшей готовностью я бы раздал какие-нибудь призы и ещё сотням фильмов, которые попались бы мне на глаза. И даже слегка обидно, что я вырос и стал таким требовательным к тому, чем меня развлекают. Но, быть может, пока зритель ещё не отучился быть требовательным, новое качественное кино не исчезнет как явление — и однажды я вдруг увижу великолепное эпическое полотно о том, как Карл Великий пировал, чертог богато был украшен, кругом ходил златой бокал…