Гобсек (1936)

Это фильм своего времени, то есть времени сталинского соцреализма. Чтобы не делать долгое отступление, обозначим аксиоматически квазиклассицистскую подоплеку этого искусства, которое как бы является искусством даже не правильным, а образцовым, изображая жизнь во всей ее «правдивости». Под правдивостью надо понимать классовый подход к материалу, который все расставляет на свои места. Так, не самый однозначный образ Гобсека в данном фильме выпрямляется в нужную сторону, как и сам сюжет, в который внесены существенные поправки, а финал так и полностью переосмыслен в логике натурализма: «старый паук умер — да здравствует паук новый».

Да, подоплека личности в фильме страдает. На первый (то есть крупный) план тут выдвигается так называемое социальное лицо, которое — в отличие от лица индивидуального или экзистенциального — должно нести на себе четкую печать социума, той прослойки, к которой принадлежит носитель этого самого лица. Создатели фильма постарались вовсю, аффектировав сатирическую сторону вопроса. Носы вытягиваются, а щеки оплывают; лица становятся круглее блина, а глаза превращаются в щелки, из которых на мир смотрит безобразие среднего и крупного капитала — так или примерно так изображен не только главный герой, но и некоторые другие, наследие Эйзенштейна не проходит даром. Через весь фильм проходит метафора отождествления человеческого и животного, Гобсек одновременно и паук, и крыса, и что-то совсем не поддающееся классификации (приведем в пример сцену, где из-за высокой спинки стула появляется искривленная хищная рука героя — тут впору вспомнить Носферату Мурнау, схожий эффект очевиден). Впрочем, как ни странно, это не похоже на дешевую карикатуру на авангард 20-х годов. Дело в том, что актеры играют больше, чем нужно от роли в таком фильме. Из-за этого он смотрится выигрышнее многих фильмов того времени, где противопоставление буржуев и страдающего народа выглядело совсем уж отталкивающим в своей ненатуральности.

Но стоит заметить, что самого народа в фильме немного. Он явно соориентирован в плане противопоставления аристократического и буржуазного мира. Мир первый «загнивает», в нем только пороки и бесчестье. Поэтому иногда сентенции Гобсека кажутся вполне правильными. Но как только заканчивается вынесение приговора промотавшимся наследникам феодалов, то снова Гобсек предстает во всем своем безжалостном обличье, он упивается своим садизмом и явно любит страдания других людей. Дело в его уме, который в свое время был пущен на «сбереженье копейки» и за долгие годы научился выработать виртуозные схемы не обмана, но скорее извлечения на свет того чужого порочного, доказывая которое, Гобсек как бы индульгирует сам себя. На самом деле это фикция, что фильм раскрывает с прямолинейностью лесоруба. Еще раз повторим, что фильм не шедевр, история Гобсека во-многом слишком пунктирна из-за небольшого метража и в этом пункте очевидно уступает литературному претексту. Тем не менее, фильм выполнен весьма целостно и не ради «галки». Тогдашний весьма скромный объем отечественного кинопроизводства не позволял гнать откровенную идеологическую халтуру, что проверяется и этой лентой.