Дом спящих красавиц (2006)

Римейки культовых японских фильмов в Голливуде — явление настолько обыденное, что об этом и напоминать-то неудобно. А вот то же самое в европейском кинематографе, да еще не жанровом, а арт-хаусном — не то, чтобы редкость, но вот так сразу я даже и вспомнить что-то подобное не могу. Так что, с определенной точки зрения фильм немецкого актера и режиссера Вадима Гловны является несомненной экзотикой. Но если посмотреть с другой стороны, то попыток перенести на почву Старого Света уникальную японскую культуру и философию предпринималось не одна и не две, с разной степенью успеха, и если рассматривать «Дом Спящих Красавиц» не как переделку двух японских фильмов, а как вольную экранизацию романа Ясунари Кавабата, то картина немного меняется, оставаясь, впрочем, довольно непривычной для европейского взгляда.

Основную идею фильма можно пересказать несколькими словами: его главный герой, Эдмунд, находясь в уже весьма почтенном возрасте и мучаясь ожиданием смерти, пробегает взглядом свою прошлую жизнь, пытаясь отыскать в ее многочисленных событиях хоть какой-то смысл. Другое дело, что ищет он его в сексуальных ощущениях, вспомнить которые ему помогает некая таинственная Мадам из квартала Красных Фонарей в Гамбурге. Ее заведение обслуживает только одного клиента, и всякий раз его встречает спящая девушка, сон которой так похож на смерть, что давно уже стоит за спиной Эдмунда. Казалось бы, классическая картина из Фрейда — Эрос и Танатос. Вот только техника письма этого полотна больше напоминает японскую каллиграфию, нежели западноевропейскую живопись, из-за чего нарушается цельность образов и восприятия фильма в целом. Вместо психологического анализа дедушки Зигмунда, нам предлагают погрузиться в бездну восточной мистики и тайны, которая чем дальше, тем сильнее затягивает в себя Эдмунда. С каждой новой ночью, проведенной со спящими красавицами, в его сознании поселяется все больше призраков из его собственного прошлого, и все они связаны исключительно с сексуальными переживаниями: даже мать, даже погибшая в аварии вместе с женой дочь принимают в сознании героя эротический образ, добавляя к дуализму любовь / смерть еще и проблему инцеста. Скажете, снова Фрейд? Да, конечно, только опять-таки с мистическим восточным прищуром. Просто потому, что к концу фильма никакой психологии в фильме не остается уже вообще, одна только мистерия, а таинственная Мадам выглядит уже никем иным, как оборотнем-кицунэ, высасывающим жизнь из своих жертв в сексуальных играх. Но сознание зрителя, обманутое европейскими декорациями и пейзажами Гамбурга, все равно пытается искать привычный ему смысл, отыскивать те самые, знакомые по сотням арт-хаусным фильмам, фрейдистские архетипы. А их нет… Только маски.

Возможно, что Вадим Гловна и пытался сделать из японского сюжета европейское кино, но получилось что-то среднее, и из-за этого не слишком внятное. Мистический туман — это, конечно, хорошо, но не в декорациях гамбургского борделя. Естественно, что режиссер не хотел своим фильмом сказать, что весь жизненный опыт — это лишь череда сексуальных переживаний. Это было всего лишь иносказание… Вот только, чтобы понять его смысл нужно родиться японцем, а в этом ни герру Гловне, ни мне не повезло. Так что только и остается, что смотреть на красивые обнаженные тела спящих красавиц да сочувствовать главному герою, у которого все уже позади. Но ведь фильм снимался совсем не для этого?