Обходные пути (2021)

Такой знакомый спальный район на окраине города. Ходят бабушки, играют дети. Молодой парень с рюкзаком выделяется на их фоне, хоть и пытается обезличить себя, слиться с местностью. Ведь он кладмен - а в рюкзаке у него чья-то доза. С первой же закладки его образом жизни стал поиск обходных путей в этой недружественной реальности.

Дебютную докудраму Екатерины Селенкиной можно смело назвать уникальным феноменом в российском кино. Подобно кинематографу ранних лет, «Обходные пути», по сути, представляют собой набор «движущихся картинок», практически бесстрастно фиксирующих реальность. Каждый из статичных кадров-лоскутков в фильме - это документ, обманчиво простая, но такая значимая в своей очевидности составная часть картины нашей жизни - жизни современной России. В «Обходных путях» почти нет реплик, или же они оказываются лишь частью знакомого каждому звукового ландшафта. Селенкина и оператор фильма Алексей Курбатов позволяют самой жизни говорить за себя - и та оказывается выразительнее всяких слов.

Главный герой чужд этой действительности, но неразрывно с ней связан, если не сказать - ей подчинён. Эти кварталы и гаражи существуют и без него, а он лишь вторгается в них, как аквалангист в водную массу. От кладки к кладке мы следуем за ним и ощущаем его перманентную, сдавливающую горло тревогу, заставляющую постоянно оглядываться и не оставлять следов. Кульминацией здесь становится момент обыска в отделении полиции, когда вдруг обнажается суровая обратная сторона идиллии спальных районов. Безмятежная, на первый взгляд, действительность оказывается - в лице правоохранительных органов или даже обычных людей - одинаково безжалостна как к тем, кто стремится сбежать из неё, так и к тем, кто с этим помогает.

Но даже противопоставляя себя жизни вокруг, ты остаёшься ее частью - и вырваться из этой трясины практически невозможно. Будут бабушки на лавочках, будут играющие на гаражах дети и играющие в волейбол иммигранты, будут шубы за полцены, будет хор ветеранов и одиночные пикетчики на улицах. Экранная реальность сливается воедино с реальностью за окном. Жизнь во всём множестве своих проявлений течёт перед нами и не даёт оторвать глаз - и важнее всего оказывается не раствориться в ней в ожидании спасительного дождя.

Представьте, что во время прогулки вы вдруг остановились, просто так, ни с того ни с сего. Ваши глаза - две маленькие камеры, - аккуратно следят за происходящим. Сначала неловко, непривычно (Почему я это делаю?), затем - более расслабленно. Понемногу вы становитесь наблюдателем, духом, выпавшим из реальности. Картинка перед глазами перестает быть статичной - она составлена из сотен мелких движений, шорохов, звуков, и каждый из них живет своей жизнью, имеет свой смысл, будучи неразрывно связанным с другими.

'Обходные пути' можно смотреть и так, отстранённая повседневность, удивляясь ей, наблюдать на экране то, что видишь вроде бы каждый день, но не придаешь этому значения – целый микрокосм, сосредоточенный в одном взгляде. С детским интересом рассматривать еле заметные трещины, дыры городского пространства, секретные места, у которых наверняка есть своя жизнь, своя история. Однако, мы уже выросли, и наш вкус к секрету порядком ослабел. Все, что ожидает нас в этих местах – очередной мешочек с запретным порошком, в котором нет ничего таинственного, только деловое спокойствие и привычный страх оказаться пойманным.

Или нет? Без какого-либо художественного вмешательства реализм вдруг становится наивно магическим, поиски места в гугл-картах плавно перетекают в подобие квеста, разглядывание домов, деревьев, птиц; московские пробки кажутся абсурдными и забавными. Конечно, наступит и отрезвление, на сей раз уже реальное, по эту сторону экрана, когда гражданин полицейский начнет досмотр или вломится в ночной клуб.

Но отсюда и то специфическое духовное отстранение, которое вызывает фильм. Между глубоким детством и взрослением целая эпоха – сколько ей лет, двадцать, тридцать? больше? – эпоха одного и того же. Зернистая пленка, родные, до боли знакомые виды, облупленная краска многоэтажек и ощущение прошедшего апокалипсиса — это снято вчера или в конце 90-х? Это точно Москва? Только ли она? И я, наблюдатель – где я сейчас?

Название фильма можно читать по-разному – перед нами не только полевые заметки. Это свидетельство смотрящей сквозь бетон жизни, вещь в равной степени экзистенциальная, социальная, политическая и не в последнюю очередь документальная, но никогда не обезличенная. Нам предлагают другую поэзию. К ней сложно остаться равнодушным, но и слишком сочувствовать – значит отделять себя от происходящего. Что же остается? Научиться самим искать эти обходные дороги, а если не можешь – хотя бы изредка замечать их и не думать, будто все уже кончилось.

Вот так отверженная душа, лишенная тела, видит мир, прежде чем покинуть его навсегда. Это первое, что пришло в голову, когда увидела, будто на расстоянии, безликие сумеречные городские пейзажи, а на заднем плане – безликих, то есть лишенных лиц, людей и услышала несоединяемые в связную речь слова и обрывки фраз. Впрочем, фильм, вероятно, не об этом, и явной мистики здесь нет. А что есть?

Портрет души мегаполиса, постепенно лишающего своих обитателей зрения и слуха, ибо они не видят и не слышат друг друга. В фильме мы попадаем на окраину Москвы, «в деревню большую, в деревню чужую», как поется в народной песне. И действительно, Москва, несмотря на уничтожение вошедших в нее деревень, несмотря на то, что большинство ее жителей, хоть и не потомственные москвичи, но точно потомственные горожане, не перестала быть большой деревней, во всяком случае на окраинах. Совсем близко от шумных магистралей жизнь внешне течет спокойно и неторопливо, и природа подступает к самым стенам панельных домов. Однако сельской идиллии здесь нет. И природа, и наступающий на нее полупустынный необжитой город – источник скрытой опасности, и время от времени появляющийся закладчик – только намек на бездны зла, таящиеся за будничной жизнью мегаполиса.

Не для всех очевидно, что Москва – город на воде, точнее, на болоте. Между тем это так. Реки, речки, старицы, протоки, ручьи, пруды определяли облик старинной Москвы. Сейчас большинство из них засыпано или заточено в коллекторы, однако они существуют не только в топонимике. Они живут своей жизнью, явной и тайной, будучи привычной частью пейзажа для многих жителей московских окраин. Вода – один из центральных образов фильма. Возможно, это напоминание о засасывающем в себя все и вся болоте, на котором стоит наш город, возможно, символ забвения, на которое, наряду с потерей органов чувств, обречены его обитатели. Шумят водопроводные трубы, журчит мутный ручей в лесопарке, в глади пруда отражаются высотные дома, и идет бесконечный дождь… Как в той народной песне: «И по будням там дождь, и по праздникам дождь».