| Рейтинг фильма | |
Кинопоиск
|
8.1 |
| Дополнительные данные | |
| оригинальное название: |
Цой — Кино |
| год: | 2012 |
| страна: |
Россия
|
| режиссер: | Евгений Лисовский |
| сценарий: | Наталья Разлогова |
| продюсер: | Димитр Тодоров |
| видеооператоры: | Кирилл Клепалов, Дмитрий Мешканцов |
| жанры: | документальный, музыка, биография |
|
Поделиться
|
|
| Дополнительная информация | |
Возраст:
|
не указано |
Длительность:
|
44 мин |
В фильме много сбивчивых комментариев, спонтанных эмоций, неулегшихся страстей. Привлекали к разговорам бывших учителей Цоя в школе и ПТУ, каких-то актрис, режиссеров, журналистов, фанаток… Обсуждали феномен Цоя, его неожиданный взлет и «бессмертие». Кто-то, как водится, без меры восхвалял и обожествлял артиста, молился, рыдал и объявлял его наместником Бога на Земле, другие без конца склонялись к бытовухе, «романам», то там, то сям в разговорах фигурировала какая-то волчья шуба, в которой он когда-то впервые появился на публике, — это сочли проявлением перестроечной буржуазности… Одна дамочка на радио «Эхо Москвы» договорилась до того, что поставила Цоя выше… Высоцкого, и, по-моему, ее даже не поставили на место. Однако феномен Цоя действительно существует. При этом, заметьте, его апологеты никогда не обсуждают профессиональные и художественные качества музыки и текстов песен Виктора. Просто дежурно говорят: «Первый рокер страны, новое слово в поэзии, новый язык образов, символов». Между тем, мелодии песен Цоя чрезвычайно просты, если не сказать примитивны, их гармонии самые тривиальные, а гитарные аранжировки подчас неумелы и неизобретательны. Это слышно человеку, мало-мальски разбирающемуся в музыке.
Что касается текстов песен Цоя, то они и вовсе не свежи. В чем же новизна фразы: «Перемен требуют наши сердца, перемен требуют наши глаза», если учесть, что этот хит появился исключительно благодаря начатой Горбачевым (заметьте, Горбачевым, а не Цоем!) Перестройки в стране? Именно тогда весь рок вышел из подполья и заполонил собой все радиоэфиры и телеканалы. И именно Горбачев первым во власти заговорил о необходимости перемен в обществе, а Цой, как впрочем и другие рокеры, его только поддержали — кто талантливо, а кто — так себе. Цой — талантливо. Но не более того. Так в чем же тогда «гениальное провидение» Цоя, о котором без конца толкуют его фанаты? Они вообще жили в то время? Может быть, у них были завязаны глаза?
Уж если кто и был первым, кто за много лет до того предвосхитил и во многом приблизил Перестройку, так это именно Высоцкий. Душераздирающим отчаянием впечатались в душу его брызжущие кровью строчки: «И ни церковь, ни кабак — ничего не свято! Нет, ребята, все не так, все не так, ребята!» Конечно, ничего равного по степени откровенности, безоглядной смелости, дерзости и обнаженности нерва не мог написать и спеть больше никто. И обратите внимание: у Высоцкого, даже в самых, казалось бы, безысходных строфах и «песнях отчаяния» был созидательный мотив. У Цоя этого нет. Вероятно, с его мрачным, абсолютно пессимистическим восприятием жизни, ощущением вечного одиночества, неприкаянности и невероятной тоски это было просто невозможно.
Какие же образы в песнях Цоя кажутся кому-то откровением? «Звезда по имени Солнце»? Почитайте, друзья, восточную поэзию, полистайте Рабиндраната Тагора, там вы еще и не такое встретите. Песенка про «троллейбус, который идет на Восток»? Найдите и послушайте куда как раньше написанную гениальную миниатюру Булата Окуджавы «Синий троллейбус». Возможно, вы оброните слезу.
«Группа крови на рукаве, мой порядковый номер на рукаве»? Прочитайте мемуары Ольги Берггольц, «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына, записки узников сталинских лагерей, и вам станет ясно, что и это далеко не ново.
Не спорю, очень удачен образ «пачки сигарет», с которой «все не так уж плохо на сегодняшний день»: человеку-неудачнику это реально вселяет большой оптимизм. Но тема удовольствия от курения как единственной радости жизни тоже уже была задорно обыграна прежде — в шлягере военных лет «Давай закурим» Модеста Табачникова, который, как ни крути, а серьезно превосходит популярность композиции Цоя.
А в чем, простите, яркость и новизна фразы «Я люблю ночь за то, что в ней меньше машин, я люблю дым и пепел своих папирос, я люблю кухни за то, что они хранят тайны, я люблю свой дом, но вряд ли это всерьез»? О чем это? Не набор ли случайных фраз из серии «что вижу, то и пою»? В огороде бузина — в Киеве дядька…
И таких «поэтических» несовершенств можно найти огромное количество едва ли не в каждой песне Цоя. Хотя, если меня спросят, какая моя любимая Витина работа, я назову скорее «Кукушку». Да, она тоже мрачная, но в ней есть ощущение некой внутренней силы: «Солнце мое, взгляни на меня! Моя ладонь превратилась в кулак! / И если есть порох, дай огня! Вот так!»
Его трудно ставить в один ряд с другими корифеями эстрады. Это всё-таки была больше молодежная субкультура на волне перестройки. Он создал свою эстетику, но он не поднялся до большой высоты, может быть, потому, что времени ему было отпущено мало. Всего где-то 3—4 года. 86-й, 87-й — и в 90-м его уже не стало. Это очень печально, но его творческий взлет был чересчур коротким. Может быть, он бы еще что-то создал, а может и нет. Но он сказал свое слово, создал некую свою эстетику, музыку, интонацию в песне, выразил интересы большого слоя, больших групп молодежи. Дитя перестройки.
В общем и безусловно, феномен Цоя остается. Но он отнюдь не в его стихах и песнях, как думают многие. Он — в самой личности музыканта. В его голосе, внешности, том достоинстве, с которым он нес себя по жизни и на сцене. Брутальный красивый парень в черном прикиде, восточной внешности, низким утробным голосом поющий какие-то вроде бы понятные и в то же время непонятные тексты, словно мантры-заклинания, он и тогда, и сейчас воспринимается многими как некий мессия, шаман, проводник Господа.
Скорее всего, так оно и было. И профессия человека в данном случае ничего не решает. Цой с таким же успехом мог бы быть математиком, инженером, аптекарем, учителем, строителем, врачом… Он все равно бы пел или… читал на площади молитвы, воздевая к небу руки. Или водил свою паству по пустыне, как Моисей. Он лидер, демиург. Его карма — вести за собой людей, говорить им о свободе духа, внушать некие простые истины на подсознательном уровне.
И художественные качества песен, поверьте, не играют здесь никакой роли.
6 ноября 2016
Гудели задыхающимися маршами репродукторы, пулевым стрёкотом газетных публикаций превращался в решето миф о возведении Царствия небесного на одной шестой части суши, Союз неспешно и обреченно плыл к своей фигуральной и канонической бездне. Гребни духовных волн перестроечного декаданса непринуждённо седлали свежеиспеченные идолы, и также непринуждённо тонули во вновь и вновь наступающих культурных штормах былые властители дум. В глазах рябило от круговерти лиц, в головах шумело от вороха подхваченных из песен фраз, в ушах звенело от дерзких музыкальных экспериментов. Время разбрасывалось рифмами, время сорило кумирами, время брыкалось роком. Время скупилось на хлеб насущный, расточительно и небрежно рассыпая по уголкам ржавеющей империи пищу для умов и сердец. «Время колокольчиков» жадно глотало воздух налетевшего Зефира и лихорадочно искало истину бытия в золотом городе, гороховых зёрнах и алюминиевых огурцах на брезентовом поле. У времени был свой апостол…
Случается, что во чреве современного медиапространства, выжженного дотла густой сознательной попсовизацией, созревает нечто, действительно искреннее и добросовестное. Случается, что бронзовеющий апологет верноподданных СМИ и кропотливый смотритель отечественного телевизионно-музыкального погоста Константин Эрнст нечеловеческим усилием над собой и над форматом выделяет средства и топовое эфирное время на креативный телепроект-посвящение. Случается, что Первый канал российского ТВ внезапно являет публике ненатужный, лишенный всяческого пафоса фильм памяти, который с трудом можно назвать одним из очередных «постреквиемов» по Последнему герою, коим несть числа. Тем более не следует ставить эту ленту в шеренгу дежурных мемориальных передач, которые скопом валятся на рассудок телелюбителя в канун торжественных и печальных дат. Лаконичное документальное кино, выход которого был приурочен к пятидесятой годовщине со дня рождения вестника Перемен, уже тем решительно отличается от львиной доли штампуемого телеконтента, что не оперирует избитыми стереотипами, не копается в пикантностях и банальностях, не ставит перед собой цель окунуть зрителя в поток бравурно-траурной патетики и давно циркулирующих в сети архивных записей.
Неигровая работа задаётся амбициозной творческой задачей: провести сорокаминутный астральный сеанс, собрать расколотый паззл воедино, склеить, казалось бы, навсегда порвавшуюся плёнку, вложить утерянную кассету в магнитофон, нажать плэй и запустить «Кино» на всю катушку. Впервые за двадцать один год и в полном классическом составе с незримым присутствием вдохновителя музыкально-поэтического цунами, захлестнувшего слушателей двух поколений и трёх десятилетий. Электрогитарист и аранжировщик Юрий Каспарян, барабанщик Георгий Гурьянов (Густав), бас-гитарист, звукорежиссёр и самый ревностный охранитель ауры группы Игорь Тихомиров решились нарушить многолетнее молчание, приоткрыть дверцу в сакральное внутреннее пространство овеянного мистической завесой ансамбля и, главное, воскресить дух группы воссозданием и исполнением баллады Цоя, считавшейся ранее утраченной и найденной совсем недавно гражданской женой музыканта Натальей Разлоговой.
Кино про «Кино» сквозь не преломленное годами сияние личности Виктора Цоя вышло словоохотливым, предельно тактичным в выборе тематики изложения и чрезвычайно прочувствованным с точки зрения нетрадиционной подачи материала. Расслабленные и тёплые питерские посиделки с вином на набережной Невы прослаиваются редкими видео-вставками и тонкими, откровенными интервью с посвящёнными в таинства альянса. Разлогова задаёт тон беседам, сын аргонавта рок-движения молчаливо внемлет анекдотам и трогательным воспоминаниям причастных к магии музыкального братства. Тем не менее, приходится признать, что продукт придётся по вкусу исключительно киноманам, поскольку направлен на медитативное созерцание тех связей и коммуникаций внутри уникального рок-коллектива, которые обладают эстетической ценностью лишь в глазах зрителей, погруженных в наследие группы глубже, чем знание семи-восьми тиражируемых композиций. Натягивая сценарную струну, фильм туго опоясывается не только ностальгическим контекстом, но и мистическим подтекстом: в нём живо освещаются художественные искания и грани таланта готического философа из ПТУ, который, помимо стихосложения и сочинения мелодий, активно пробовал себя в живописи; краешком затрагивается специфика творческого процесса и совсем мимолётно, но подчёркнуто красноречиво проскальзывает идея о предначертанности стези творца…
И в этом кроется осязаемая суть повествования. Рок как золотое сечение, отделяющее сингулярность от множественности, ключевую воду от мыльной пены, слово от суеты. Рок как рентгеновский луч, пронизывающий вуаль эпох и просвечивающий талант насквозь. Рок не как трагический фатум, а как старт для новой жизни. И цепь прошедших лет как мерило дара… Нетленность раскидистых духовных крон в саду имени Цоя определена не тем, что ленинградский кочегар изменил представление о природе вещей и раздвинул границы образного познания бытия. А тем, ЧТО мы ищем в его песнях… Продолжаем искать… Пока небесный пастух пасёт облака.
30 марта 2013
Я ничего не ждала от этого фильма с настолько незамысловатым названием, да еще и в контексте таких понятий, как «юбилей» и «первый канал». Но 21 июня я его решила посмотреть.
Через 15 минут после начала я написала трем своим близким смс-ки с одинаковым текстом: «сегодня по 1-у каналу концерт цоя, а прямо сейчас там же п… тый фильм про него». Но я еще не знала, что меня ждет в конце. И как хорошо, что я этого не знала!
То, что со мной начало происходить за несколько минут до финальных титров, я не могу назвать ничем иным — только книжным и не особо благозвучным словом «катарсис». Можно, смотря фильм, не соглашаться с некоторыми оценками Натальи Розлоговой. Можно сетовать на звукорежиссера за невозможность разобрать некоторые фразы говорящих. Но я не могу себе представить человека, который по-прежнему, искренне любя группу «Кино», не оценил бы подарка, который сделали авторы картины Виктору Цою.
А ведь звучит в конце именно «Кино». Как было написано в одной из рецензий: пальцы не забыли. Каспарян, Гурьянов, Тихомиров, браво! Я, признаюсь, под «Атамана» расплакалась.
И ведь как все-таки здорово, что сохранили «кассетный» звук, не стали его усиливать (хотя сейчас в сети уже появился «качественный „Атаман“) — уже только в этом столько уважения, чистоты, искренности…
Про фильм вспоминаю каждый день. Иногда пересматриваю концовку. В плеер закачала три альбома «Кино» и двух «Атаманов». Влюбилась в Каспаряна.
10 из 10
7 июля 2012
