Пусан (2009)

После просмотра этот фильм представляется размашистым иероглифом, написанным несколькими росчерками широкого пера, разметавшего по листу бумаги штрихи-полосы, складывающиеся не в картинку-изображение, а в символ — знак, в значении которого — суть, суть, в которой смысл.

С нажимом — жестокий и непреклонный отец гангста-клана, сделавший целью жизни криминальный бизнес на эмигрантской крови, избавившийся ради этого от любимой женщины и не родившегося сына, чтобы без оглядки на компромиссы беспощадно безжалостно крошить предателей и врагов своей бандитской семьи.

Легко — азартный игрок и мелкий пройдоха, недавно похоронивший жену (ту самую, что прогнал мафиозный делец) и поставленный на счётчик за неоплаченный карточный долг, бегающий от расправы в надежде сорвать случайный джек-пот.

Нежно — восемнадцатилетний парень, добром и сердцем удавшийся в свою покойную мать, память о которой тянет его к незнакомой женщине, что оказывается подругой того самого закоренелого боевика, тогда как судьба грозит ему скоро умереть от тяжкой хвори.

Каждому персонажу — свои краски: одинокому волку — кровопролитный мордобой до самозабвенного конца, лукавому картёжнику — издевательский подтекст, а мальчишке — смелость, терпение и, разумеется, чистая душа — так очерчивается круг лиц и их взаимоотношения, ещё вчера немыслимые, но уже сегодня превратившиеся в злобу нового дня.

Нет, фильм не рассказывает линейную повесть, он складывает историю из знаковых событий и неслучайных минут, связывающих прошлое и настоящее в линию жизни, чтобы в кровавом месиве междоусобья явилась настоящая цель, ради которой, собственно, и дана человеку эта зыбкая полоса.

То, что было недавно прочно, внезапно рушится под напором врагов, смертью заглядывая в приоткрытую дверь, и можно, кажется, ради этого дела отдать всю силу, не жалея нисколько, можно сдохнуть в надрыве, завершая земные дела: но зачем же, скажите, признайтесь, зачем же всё было тогда?

Слишком поздно гуляка понял, что с мальчишкой умрет душа его жены. И, кажется, упущенного времени уже не вернуть, а спасение уйдет вместе с гибелью его настоящего отца, отрёкшегося от семьи ради свободы распоряжаться собой. Но время не ушло, а жизнь сына зависит от того, как долго будет сомневаться его отец.

Восточный стиль не предполагает прямого пути. Здесь не пытаются развернуть полотнище и нарисовать на нём красивый пейзаж, предпочитая иероглифическую грамоту емких сюжетов, наполненных густым чёрным, жестоко-кровавым, с блеском спокойного взгляда раскосых глаз, нашедших мудрость в опыте многих людей, знающих, что экран лишь бумага, на которую ложится тушь с искусного пера, нарисованными словами оставляя в эпизодах идею, а не расписанную в картинках мечтательную мысль.

Объёмные образы, яркое поведение и точность реакций — достижение исполнителей, не удивительное даже для младшего, чей десятилетний стаж работы принёс семнадцатилетнему Сын-Хо Ю отмеченную наградами славу, а не только фанатский респект.

Во взаимно уничтожающем дележе денежной нивы, когда то, что казалось делом жизни, вместе с телом вот, вот, обратится в прах, на пороге конца к отреченцу приходит запоздалое понимание начала, продолжающегося будущим, которым остаётся его умирающий сын, превращающийся в тот самый знак, символ, в тот самый сокровенный смысл.