Овертайм (2005)

Вряд ли трио начинающих французских мультипликаторов было знакомо с детской драмой про брошенного зайку и его забывчивую хозяйку, но не Агнией Барто единой воспитывается чувство эмпатии. Да и не подготавливают детские наивные стишки к тем всегда внезапным моментам, когда окружающая реальность меняется сразу и насовсем, и необходимый компонент счастья оказывается в руках одного человека, ушедшего всегда не вовремя и всегда слишком рано, не зависимо от возраста. Так было с русскими детьми девяностых, когда не стало Сергея Супонева. Так было с детьми семидесятых, когда с уходом Джима Хенсона бесконечная, казалось бы, улица Сезам превратилась в глухой тупик, а лягушонок Кермит потерял голос.

И не только. В монохромной реальности, созданной Ури Атланом, Тибо Берланом и Дамьеном Феррье, осиротевшие куклы, немы, слепы и должны быть отчаянно беспомощны, ведь их создатель уже не сможет направить, научить, дёрнуть за нужную ниточку. Но миром правят контрасты, и дело не только в умелом сочетании неестественно белого и искусственно чёрного. Жуть сюра о сотнях оживших кермитов и Хенсоне post mortem заканчивается где-то между оптимистичными мелодиями, исполняемыми свежесшитыми мариачи, и ностальгическим просмотром стереохроники с попкорном и красно-синими очками, и совершенно неважно, что ни один из героев не проглотит ни крошки и не увидит ни кадра.

Забавно, но законы физики действуют и в нематериальном мире, и импульс должной силы раскачает колыбель, в которой покоятся кусочки ткани и мячики от пинг-понга. Импульса Хенсона хватило для того, чтобы его игрушки, созданные для развлечения наипочтеннейшей публики, которой, безусловно, являются дети, однажды дёрнули за ниточки со своей стороны. Это ли не счастье художника, ведь пока жива память, жив и человек. Осталось только затаить дыхание и поймать ускользающую реальность, в которой сотни слепых плюшевых лягушек будут воскрешать своего хозяина. До последнего квака.