Слова, слова, слова... (1991)

Вечер, болезненно-желтое электрическое сияние. Десяток разномастных столов, стулья, пуфики, нарисованные с нарочитой небрежностью. Беспросветно-черные стены и внезапные облака над головой. На этом фоне — короткие сценки с участием причудливых созданий, лишь условно антропоморфных внешне, но ведущих себя пугающе узнаваемо. Обычное кафе, где по вечерам случайная публика убивает время не столько за ужином, сколько за флиртом, сплетнями, воспоминаниями, спорами, обсуждением новостей, пустой болтовней, ссорами и примирениями. Но вместе с тем, как показывает заботливо зажженный перед титрами свет, это еще театр, в том, конечно, смысле, в каком им является сама наша жизнь. Театр слов.

В своей третьей короткометражке режиссер-аниматор Михаэла Павлатова верна себе. Присутствует некий сюжет, развивающийся с должной степенью притягательной непредсказуемости: очередная для автора история межполовых отношений, над которыми от сотворения мира висит проклятие Глобального Дисконнекта. Но на первом месте — чистая идея, воплощенная в наивных, не слишком привлекательных и таких выразительных рисунках. Слова, слова, слова. Властные, пустые, нежные, недобрые. В мире, где белесые условнолюди пьют кофе цвета грязи, разговоры играют яркими оттенками, меняя, подминая под себя реальность. Томный шепоток ласкает, точно рука, бьет по столу гневный крик, мелькают в руках весельчака разноцветные шарики острот. Сказать, точно отрезать, излить душу, поймать на слове, сморозить — аниматор играет идиомами, визуализируя их, возвращая исходный смысл. Впрочем, не в чистой визуализации дело. Фильм говорит со зрителем напрямую, без языкового барьера, ведь в нем нет ни одного слова, помимо тех, которые можно увидеть. Но каждую фразу сопровождают не менее универсальные звуки: характерный смыслонесущий скрип старой мебели, невнятное бормотание телевизора, скрежет кассового аппарата, истошный визг, нежные открытые гласные.

Павлатовой удаются настроения, тончайшие эмоции, как ни сложно их передать на физиономии, где глаза так и норовят обосноваться один над другим. Полноты этот ее талант, пожалуй, достигнет в следующем фильме, «Повторе», чьи герои ходят кругом безнадежности-надежды, предназначенные друг другу, не способные сделать друг друга счастливыми. Но и в «Словах» сквозь смятые, точно конфетные фантики, лица проступает интерес, смущение, испуг, призыв — душа, стремящаяся к другой душе. Привычный для автора грубоватый эротизм здесь и сейчас отставлен в сторону, отдан на потребу старикашкам, пуская слюни, обсуждающим «как это было». Речь идет о любви в ее первом непорочном смысле. О новорожденном неокрепшем чувстве, похожем на сказочную принцессу, способную ощутить горошину сквозь сотню перин, и о старой привязанности, постигшей науку прощать и жертвовать… Незамеченными скользят между столиками существа бессловесные: наглая рыжая собака, ворующая пищу, пока рты людей заняты другим, и официант, единственный человек дела в этом мирке, со смирением принявший доставшуюся ему роль — служить другим. Чашка кофе, спасающая из двусмысленной ситуации. Переведенный в иное русло разговор. Возвращенная владельцу важная фраза, затерявшаяся в шуме и сутолоке. Ни благодарности, ни признания — наши поступки ничто, пока звучат речи. Утром он вытрет столы и погасит свет. Занавес.