Перевертыши (2004)

Наверное, худшее, что может случиться и что чаще всего происходит, мир то подлый, с личностью — это конформистская адаптация под узловатые, плоские категории обобщений и оценочных суждений, что как пузырьки кислорода в болоте социума являются коварной приманкой для тех, кому не досталось маски с трубкой. Так же и с искусством — даже психу с серной кислотой не обезобразить его произведение так, как это делает калька под «социальный подтекст». Вот и Тодда Соллонза принято обзывать критиком американских нравов, а в главном художественном приеме его фильма «Перевертыши» усматривать выход на злополучное обобщение. Мол, раз персонажа играет 7 человек, в том числе разных рас, значит, автор хочет преподать урок массового реализма.

На самом же деле, редко когда выпадает шанс увидеть настолько чутко и бережно выстроенный мир индивидуального, личного мироощущения, чем в этом фильме об обостренном восприятии, тяги к саморазвитию и знакомстве с самим собой в поездке по шоссе в никуда, освящаемом на каждом витке уродливыми неоновыми горгульями.

«Перевертыши» начинаются со сцены, в которой Соллондз, обыгрывает идею проекции — сильном влиянии на человека чьего-то жизненного опыта. Под впечатлением от похорон «распутной» девочки, героиня меняет цвет кожи — и здесь, пожалуй, уже можно углядеть иронию постановщика над социальными стереотипами.

Чуть позже эта ипостась окуклится внешне в нечто абсолютно гипертрофированное, чем даже для Соллондза является детская проституция. Таковы правила игры контрастов: здесь из утробы попадают или в стерильный мир подавленных желаний, или в герметичную упаковку для абортированного плода. Героиня, испытав и то и другое, оказывается в промежуточном состоянии, выдавленная во враждебную среду, но не невозможностью жить, а напротив — желанием. То, что происходит дальше можно описать как некое подобие истории Билли Миллигана — ведь ипостаси героини, пусть даже являясь градациями самоощущения, чередуются между собой произвольно. Разворачивается же эта история в заброшенной сказочной вселенной, куда через сточные трубы просочилось зловоние людской мерзости — и «Уродцы» Тода Браунинга здесь будут столь же подходящей аллюзией, сколько «Волшебник страны Оз».

Существуют расчетливые постановщики, которые располагают точными координатами границы дозволенного, чтобы перешагнуть через нее в нужный момент. Есть такие, которые чувствуют ее по наитию и находятся в положении «одна нога здесь, другая там». Тодд Солондз же сходу отправляется по ту сторону, где-то пересекаясь следами с Австрийскими экспедициями, но скромно уклоняясь от скучной диагностики. Он чувствует себя столь уверенно, комбинируя патологии с парафилиями, внешнее уродство с моральным, что описываемые реалии кажутся чем-то естественным, а удивление вызывает уже возвращение повседневности.

Предопределенность которой, — и это главная мысль фильма, — зависит от того способен ли человек сознательно предпочесть стабильной одномерности вариативность, пусть даже цикличную и направленную генетическим наследием. Стоит только раскрыть грани Самости, как при наложении индивидуального опыта, эта вариативность даст ощущение уникальности внутреннего мира, без которого человек, будь он педофил, или отец семейства, не сможет чувствовать себя полноценным.

Перевёртыши. Солондз.

Даже не верится, что кому-то пришло в голову снять такой фильм. И уж совсем не верится, что есть хоть кто-то, кто, просмотрев, поняв для себя что-то, тут же не перевернул бы всё с ног на голову.

Уверена, что и я попала под обаяние фильма, и тоже что-нибудь переверну.

Когда читала отзывы на этот фильм, ожидала увидеть какой-нибудь бесплодный разговор на тему «Родители не понимают детей». Посмотрев фильм, слегка опешила.

Вспомнился советский фильм, где героиня, по наивности, в своём сочинении написала, что хочет стать матерью, и учитель сочла такое желание постыдным.

А что с днём сегодняшним? Девочка может мечтать стать матерью только в том случае, если у неё не всё в порядке? Только отсутствие родительской любви и заботы, только какие-то психологические проблемы могут подтолкнуть биологическое создание, готовое к репродукции, к патологическому желанию продлить свой род?

То есть, объяснения матери, почему Генри не должен был родиться — это то, что имеют в виду те, кто пишет про патологическое желание 12-летней?

С какой точки зрения это желание патологическое? Девочка не может обеспечивать ребёнка? А женщина, оказывается, тоже иногда не может.

Живут на свете дети в семейке Саншайн, и радуются жизни. А ведь не должны бы были радоваться. Жизнь и так их щедро наградила патологиями, да ещё и счастье, которое им привалило в приёмной семье тоже патологическое. Нежеланный ребёнок, больной ребёнок, роющийся в мусоре в поисках отходов аборта, что уж извращённей? Эта сценка не соблазняет гуманного зрителя задумываться, может, лучше бы и приёмных детишек из религиозной семейки отправить в тот же контейнер? Или, наоборот зритель переживает только за детей, рождённых и нерождённых, так переживает, что сам бы взял ружьишко и пальнул бы по доктору? А, может, правильнее было бы придумать какой-то закон, по которому доктора можно было бы расстрелять вместе с педофилом?

Как же ловок режиссер! Если кто-то скажет, что в тот момент, когда убивали педофила, возникло чувство удовлетворения, то тот — конченый человек, совершенно запутавшийся в представлениях о добре и зле.

Я провокативно назвала персонажа, который подвержен эфебофилии, педофилом.

Биологически нет ничего аномального в эфебофилии. С точки зрения продолжения рода, выбор юного и неопытного, ничем не хуже выбора зрелого и опытного индивида.

Но мы ж не звери! Мы — люди. Люди не склонны считать сокращение детства или юности нормой.

Вот, мать, как раз и делает всё, что в её силах, чтоб быть человеком в полном смысле слова. У дочери должно быть будущее, ребёнок — лишняя нагрузка, лишающая родителя многих бонусов современного мира.

Вот так, шаг за шагом, разбираясь с тем, что для человека нормально, что ненормально, кувыркаешься в мире, который создал режиссёр. Для чего он это сделал?

Терпеть не могу подводить итоги, но, может, для того, чтоб мы — зрители, не спешили записывать себя в нормальные или ненормальные? Для того, чтоб мы в следующий раз, пытаясь громко заорать «Мораль!» заткнули себе рот и на секундочку подумали: « А что мы знаем о морали?»

Как-то так.

9 из 10

Солондз пробует еще с одной стороны раскрыть любимые темы сексуальных девиаций и детского полового чувства и инстинкта на фоне разворачивающейся бури пубертата.

Центральными темами картины стали вопросы подросткового материнства и вытекающие извечные проблемы абортов, права на жизнь, родительского влияния на сексуальную жизнь и отношение родителей к материнству незрелых детей.

Картина получается в привычной для Солондза манере — романтичной, динамичной, безумно сентиментальной, с грубоватым, но искрометным юмором и множеством философско-сентиментальных монологов.

Главная героиня, Авива, разобрана на составляющие ее характеры и состояния. Апатия, страх, смелость, любопытство страсти и прочее представлены отдельным персонажем, ограниченным собственной сценкой, при этом последовательность событий весьма линейна и никаких трудностей восприятия сюжета — нет. Каждая сценка самобытна, но в то же время неразрывно смыслами и зацепками связана с главными вопросами картинами, изображаются как напрямую, так и метафорично.

Приятно и сцепление в сюжете с семьей Уинеров из «Добро пожаловать в кукольный дом». Собственно Марк, приходящийся Авиве кузеном, появляется в первой же сцене, прощания со старой героиней Солондза из «Кукольного дома» — Дон, он же является автором одного из центральных монологов фильма.

9 из 10

И все таки Солондз талантлив. В отличие от нашумевшего «Счастья» здесь он изящно проходится по теме абортов. Признаюсь, здесь у него получилось поучительно, не банально и без сопливых нравоучений. Про героиню можно сказать «Счастлива потому что беременна». Она как и любой ребенок, грезит о большом человеческом счастье. Счастье рушится когда родители заставляют дочь сделать «это».

Про художественные особенности уже было сказано, скажу лишь свое мнение — не пошло, не вульгарно (как в «Счастье», да простит меня Солондз), без излишнего натурализма. А постоянное перевоплощение Авивы ничуть не напрягает, наоборот подчеркивает черты ее непростого характера.

Понравился эпизод в отеле когда ее с Эрлом окружает полиция — очень похоже на «Леона», где есть аналогичная сцена прощания Леона с Матильдой.

В фильме очень много по настоящему умных диалогов, актеры (в т. ч. и дети) сыграли превосходно. Без сомнений самый интеллектуальный фильм Солондза, заставляющий задуматься о многом.

Браво, Маэстро!

10 из 10

Девочку, маленькую девочку выдирают из детства и бросают в жестокий, грубый мир, полный насилия, страха, одиночества и лжи.

Солондз великолепно показал нам весь этот процесс. А задумка со сменой актрис? Вы когда-нибудь видели такое? Прекрасное новаторство. Он растворил всю черствость сюжета в непредсказуемой смене картины, а легкий, ненавязчивый саундтрек предоставляет нам возможность расслабиться перед новой дозы неумолимой правды.

У него все было в меру. Но мера Солондза это и есть гамма чувств. Такое кино не сразу забудешь. Отвращение, страх, интерес, сожаление, понимание… Состояние на протяжении всего фильма неопределенное и держит весь твой разум в напряжении. А концовка с очаровательной улыбкой дает нам наконец выдохнуть. Но как только мы собираемся набраться новой дозы кислорода. Все только что просмотренное возвращается с новой силой, врезается в память, в мысли. И плевать уже на несколько киноляпов или другие недостатки. В этом и заключается смысл «другого кино». Не надо считать эффекты или деньги. Просто смотрите на то, что показывает нам режиссер, что он хочет нам сказать и как он это делает.

Эта не лучшая работа Солондза, скажем так, не самая интересная, хотя и сложная, с множеством смыслов. Снова, используя свои любимые элементы внешнего цинизма (на самом деле это честность), жестких в отношении морали сцен и играя на восприятии зрителем внешних элементов своих персонажей, то есть на его худобе, цвете кожи, поведении, вероисповедании, отклонениях, режиссер создает небольшую, но ужасающую по своей сути историю о жизни подростка, о том времени, когда он, как принято считать, является более уязвим, то есть когда ему 12—14 лет. За основу подростка взята девочка, которая по недосмотру родителей, забеременела от первого знакомого, в гостях.

Основная идея, которая улавливается по ходу фильма благодаря песенке с одним лишь словом «love», а так же по поведению главной героини, заключается в отсутствии любви со стороны мамы. Недостаток этой любви девочка переносит на желание иметь ребенка. Через объективно шокирующие, но сухие, то есть без особой яркости страданий и эмоций, сцены Солондз отпускает свою героиню в жестокий мир современных извращений, будь то дальнобойщик-педофил, или христианская семья, содержащая детей-инвалидов, в которой тоже есть свои пороки.

Героиня проходит странный путь, это не похоже на жизненное путешествие, она будто попадает в эти обстоятельства. Пожалуй, это свойство жизни. В связи с этим смотреться это будет и сказочно с одной стороны, и в то же время несколько прямо, без плавности. Пройдя все приключения, она возвращается в исходную точку, в семью, где только все показывают, что любят ее. Героиня не меняется, мир не меняется, надежды остаются.

Своим фильмом обращается с одной стороны ко многим женщинам, прошедшим через состояния разных героинь фильма (по сути одной в лице нескольких), вновь показывает двуличность мира, неочевидность очевидного, абсурдность некоторых гуманистических казалось бы идей.

Сложный фильм, внутренне очень глубокий (как сам Тодд Солондз), но на выходе не оставляет никому шансов — ни главной героине, ни зрителю.