Шесть недель (1982)

Если меня не на шутку и триггерит от каких-то сюжетов, так это от слезливой романтизации одной из самых горьких и несправедливых бед нашего мира – смерти ребенка, превращенной из трагедии в убаюкивающую мелодраму, где родители со счастливыми лицами и настроем «все будет хорошо, пускай и на том свете» радостно реализуют «сбычу мечт» погибающего дитя. Именно такой вещью стала экранизация книги Фреда Мастеда Стюарта, выпущенная в прокат за пару недель до Рождества и названная Роджером Эбертом одним из худших фильмов года. Действительно, что может создать праздничную атмосферу лучше, чем кино о том, что маленькой славной девочке совсем недолго осталось?

Надо признать, переквалифицировавшийся из актера в режиссеры Тони Билл, для которого «Шесть недель» оказались вторым полнометражным проектом, старался – он честно пытается привнести в повествование грустную лирику, хорошо строит мизансцену, знает, где затронуть необходимые нотки приятным саундтреком. Но ужасный сценарий за авторством Дэвида Зельцера, написавшего скрипт к «Омену» (!), сводит любые старания на нет, поскольку замаскировать нелепость характеров, плохое понимание человеческой психологии и общую бестактность сюжета не получается ни коим образом. Просто представьте кино, где умирающая от лейкемии девочка участвует как агитатор в избирательной кампании важного политика (депутаты, берите на заметку!), всячески подталкивает заскучавшую маму к сексу с этим самым политиком (раз уж ей самой не успеть познать радости интимной близости, в чем она открыто признается), а история постоянно мечется между исполнениями заветных желаний из «предсмертного списка» и неубедительно-тягучей мелодрамой об адюльтере, поскольку необходимо напомнить, что герой Дадли Мура женат, имеет сына и почему-то никак не может приободрять Ники без влюбленности в её эмансипированную мать.

Сам Дадли Мур, к слову, очень неплох, как и юная балерина/фигуристка Кэтрин Хили, для которой «Шесть недель» стали единственной работой в кино, сыгравшая нежно и трогательно, пускай её образ был достаточно раздражающим из-за сценария: вместо хрупкого, опаленного болезнью, но от природы жизнерадостного существа, каким и должен быть ребенок, нам часто подсовывают вычурно-умную и серьезную безвозрастную зануду, излагающую пафосные философские истины и ставящую главной целью перед кончиной увидеть победу на выборах любимого политика, да и вообще, чтоб был мир во всем мире, типичные детские желания, ага.

Кто еще портил всю актерскую малину (да еще и справедливо номинировался на «Золотую»), так это Мэри Тайлер Мур, с воодушевлением изображавшая кокетливо-властную главу крутого концерна (часто напоминающую мем «Здравствуйте, я Шарлотта и я ваш представитель компании Орифлейм»), но совершенно забывшую, что она, прежде всего, мать смертельно больной дочери, спасти которую не смогут ни ее деньги, ни связи. Из-за этого актриса напрочь лишает свою героиню жизненно важного налета постоянно присутствующей боли, оттеняющей силу характера, зато чудовищно гримасничает в драматических эпизодах, вызывая противоположную реакцию. Не будем говорить о таких мелочах, что со своим экранным партнером у нее не то что химии нет, они даже внешне никаким местом не пара. И не стало сюрпризом, что испытавшие крайнюю неловкость во время просмотра столь бесстыжей манипуляции зрители отказались принимать сей сомнительный подарок на Рождество и проголосовали против него долларом, отчего кино сумело наскрести чуть больше 6 миллионов в прокате США.