Трудный путь (1973)

То, что «Трудный путь» антитетичен «Крестному отцу», совершенно очевидно и подмечается едва ли не всеми, кто серьезно пишет об одном из самых ценимых у критиков, но не слишком известном у нашей широкой публики произведений анимации. Действительно, никакой квазиэпической нарративности здесь нет. Бакши необычайно саркастично и жестко рассказывает историю молодого оболтуса Майкла Корлеоне (да-да, Корлеоне), что если и имеет определенные артистические наклонности, то постепенно все больше соответствует той крюотической норме, что предписана всем без исключения на «злых улицах» мегаполиса. Если это и «Крестный отец», то без всякой литературности. То есть это сюжет о своеобразном карьерном росте, который на самом деле заканчивается примерно там, где только начинается предисловие у Пьюзо и Копполы.

На самом деле культурный фон ленты весьма широк. Это трэшевое сочетание нуарных историй с эпизодами в духе «эксплотейшн», помноженное на постоянное присутствие самого духа поп-арта (но не иронически усталого поп-арта «Фабрика», а поп-арта неуместного, только подчеркивающего гротесковую ненормальность мира «дна») и прямолинейную постапокалиптическую притчу, нарисованную Майклом и уведшее в могилу карикатурное, дышащее на ладан старческое пугало «приличной» анимации. Майкл, конечно же, типологически близок Алексу Берджесса. Только это снова противоположность на этот раз Копполе. Мир Бакши грязен и уродлив, в нем просто нечего эстетизировать. Да и с Майклом-Алексом никто не собирается возиться: весь судебно-исправительный церемониал «Заводного апельсина» здесь заменен нехитрой коллизией отношений главного героя с инвалидом-вышибалой, которая начинается и заканчивается вполне новеллистически.

Нехватка бюджета породила одно из главных достоинств фильма. Режиссер решает многие сцены, размещая нарисованных персонажей на фотографическом и живописном фоне Нью-Йорка. Обратите хотя бы внимание на эпизод, где в фильм совершенно саркастично вмонтированы пресловутые «Полуночники» Хоппера.

Деконструируя бандитские саги и демифологизируя город небоскребов, Бакаши добивается очень сильного эффекта. Сюжет, который в пересказе тянет на оставляющее недоумение новеллу, вырастает у него в гиперреалистическое чудище, которое наносит разрушения классическому образу американского мегаполиса похлеще любого Кинг-Конга. Пространство насилия и ненависти у Бакши тотально, потому что расположено не просто на улицах или квартирах, а прописано в самом сознании, даже в сознании тех, кто, на первый взгляд, отличается от своей среды.