Лео последний (1969)

Что мне нравится в творчестве раннего Джона Бурмана, так это его стилистическая неопределенность, предрасположенность к внешнему влиянию и самое главное — непредсказуемость. Этакое состояние чистого потенциала, девственной творческой силы и открытости к экспериментам.

К концу 60-х чуть ли не каждый европейский режиссер испытал на себе влияние той волны экзистенциализма, которая вышла из тени, оказавшегося в тупике неореализма. И одним из вождей этой революции, был «великий и ужасный» Федерико Феллини. И в своей четвертой работе, Бурман с гордостью демонстрирует влияние итальянского мэтра: тут и юнговские лейтмотивы, и онирические штрихи, и один из главных ингредиентов феллиневских киноблюд — Марчелло Мастроянни. Но, не в коем случае, не стоит рассматривать этот фильм как симулякру на работы классика, напрочь лишенный индивидуальности режиссерского подхода. Скорее, это дань уважения соратнику и творческому вдохновителю.

По дождливым, грязным и загнившим трущобам едет дорогая машина. Лишь в конце улицы жирным контрастом восседает белый, роскошный особняк. Осиротевший наследник аристократический семьи Лео, возвращается домой, дабы занять опустевший трон правления и стать во главе/частью сложной, хитросплетенной системы, под названием фамильный Дом. Гениальные вступительные титры картины превращаются в интродукцию к действующим лицам, когда по капоту машины пробегаются отражения будущих героев картины. А текст музыкального сопровождения фильма, словно устами режиссера знакомит нас с «королем этого бала»:

-Ты человек-динозавр!

- И ты можешь сделать этот мир лучше!

Прибыв в дом, покойного отца, Лео чувствует все, кроме шока, разочарования, боли, расслабления, любви, ненависти, жалости и безразличия. Он чувствует ничего! Несмотря на свое «голубое» происхождение, ему чужд этот рафинированный социум, со своими светскими банкетами, тайными кружками и сеансами «просветления». С каждым новым, проведенным днем в доме, покрывало отчуждения и изолированности окутывает его все плотнее. Единственным развлечением для него является подзорная труба, которая служит для него визуальным посредником между «клеткой и свободой». Свобода, выглядит грязной, жестокой, опасной и несправедливой. Но из череды насилия, разбоя, рэкета, проституции источается стремление к жизни, любви и счастью. Оторвав свой «подзорный» взгляд от окна и нацелившись на свою комнату, он видит губы своей красавицы-жены. Но из нежных и ухоженных губ женщины выходит лишь, густой глубок сигаретного дыма. А под хрупкой плотью Лео, назревал характер истинного революционера.

Бурмен смел и уверен в себе. Он не боится экспериментировать. Игры с проекциональной реальностью у него получаются не хуже самого Феллини, Антониони, Де Сика, Джерми и Петри. И в его руках, драматическая реальность плавно и незаметно переходит в утопическую сказку. Клетка рушится, и свобода мощным потоком врывается в наш мир, такая, какая она есть. Большая революция маленького человека свершилась!

8 из 10