Красная тень (1962)

Эта малоизвестная лента Шигехиро Одзавы о средневековых временах самурайских смут повествует о некоем Сейемоне — внебрачном сыне Хаттори Хандзо (тот самый Дьявол Хандзо, которого во многих современных произведениях изображают как самого великого синоби). Действие фильма разворачивается в эпоху третьего сегуната Иэмицу. Таинственный фокусник, благодаря искусному владению своим ремеслом, получает приглашение посетить одного из преданных вассалов дома Токугава.

Во время церемонии пития нихонсю в поместье этого землевладельца приходит посланник и сообщает о предстоящем соревновании двадцати отборных бойцов за подлинные реликвии «великого полководца» — трофейные катаны, одна из которых является тайным ключом к разгадке нахождения богатых военных фондов главнокомандующего «западной коалицией» Исиды Мицунари. После поражения в битве при Сэкигахара он был казнён, однако успел нанести на руку своей дочери татуировку с загадочными символами, проливающими свет на местоположение «оппозиционных» сокровищ. Девочку воспитал монах-отшельник и обучил искусству ниндзюцу. За «вредность» своего бытийствования она получила прозвище «красная тень» и однажды, во время одной из диверсий, была изнасилована, но все же отпущена. Таким образом на свет народился сын — новая мстительная «тень», впитавшая с молоком матери дух реваншизма и, по мере взросления, юный чародей принялся за семейное дело с полагающимся стойким японским энтузиазмом. Он похитил сведения о предстоящем турнире и принялся охотиться на победителей, обладателей ценных сабель.

Выверенная японская месть, вплетенная в динамичное, нарастающее сюжетное напряжение, вырывается из оков чинности на арене чемпионата среди самураев. Яркие мазки традиций бусидо проглядывают через разнообразную экипировку, индивидуальный и неповторимый стиль, манеру боя, ввиду тех или иных особенностей участников. Турнир прирожденных рубак, годами оттачивающих свои движения, убийственно красивый, но при всем при этом абсолютно бескровный. Замечательные костюмы, декорации, пейзажи и убедительные интерьеры изящно подчеркивают манящую неразгаданность самобытной японской культуры. Величественная Фудзи на фоне кульминационных боев венчает весь национальный колорит междоусобных распрей, пристально, но безучастно наблюдая за сотворением истории, равнодушно одобряя гнев и смерть, оставаясь все такой же загадочно-недосягаемой.