Варьете (1925)

На испещренной артефактами пленке дешевый ярмарочный балаган — фактурный хозяин зазывает люмпенов поглазеть на престарелых и неуклюжих танцовщиц. А тем временем в порт прибывает судно с цыганской девушкой на борту, принадлежащей к породе с недоброй славой губителей судеб человеческих. Так встречает зрителя, возникший из глубин немецкой киноистории, фильм мастера немого кино Эвальда Андре Дюпона.

На первый взгляд в центре повествования довольно банальный по меркам современного зрителя любовный треугольник. Но если присмотреться внимательнее, то становится очевидно, что роковая дама в этом треугольнике занимает место где-то на пересечении медиан, тогда как по углам расположились двое мужчин и одна покинутая женщина. Во всех бедах человеческих издавна принято винить красоток, так вот и у Дюпона большеокая артистка ломает привычный уклад порядочного, на первый взгляд, семьянина. Мужчина же по традиции самец — выбор его ограничивается сравнением по талии, ногам и бедрам. Когда же все вроде бы устроится, на горизонте замаячит красавец из варьете, укутанный в личину хитрого обольстителя, под коей прячется дурак не меньший, нежели бросивший жену и ребенка балаганщик, только на этот раз на карту поставлено куда больше.

Подобная нравоучительная история сейчас быть может и покажется наивной, но ценность произведения иной раз кроется в форме. Магия немого кино превращает «Варьете» в трагедию низов, рвущихся к мечте, осязаемому и глянцевому счастью. Затхлый быт и убогость кабака, коим владеет главный герой, наполняет кадр, а детали, вроде протекающего крана и драных чулок, еще сильнее фокусируют внимание зрителя на всей этой серости. Глуповатая красавица для стареющего артиста не только молодая сожительница, но и мостик к блесткому миру пестрых афиш и безудержных оваций. В этом свете и ревность героя приобретает оттенок борьбы за мечту, жизнь лучшую, где карточный успех и роскошная женщина идут бок о бок.

Крупные планы иллюстрируют перемену главного героя, от безудержной радости, через подавленность, к гневу. Дюпон умело воссоздавал на пленке то, что нынче модно обзывать атмосферой. Натянутый нерв выступления воздушных акробатов, где от каждого неловкого движения зависит жизнь напарника — сцена полная напряжения, ожидания развязки. Вторая часть ленты вообще подобна пружине, сжимающейся до самых финальных кадров. А после щелчка пружины облегчение и распахнутые двери, не к красочной мечте, а в реальную жизнь.

8 из 10