Мой сын, мой сын, что ты наделал (2009)

Немецкий режиссёр, сценарист, продюсер Вернер Херцог довольно неоднозначная фигура в кинематографе. Мало кто усомнится в его гениальной самобытности, но не каждый зритель с восторгом и пониманием осмыслит его работы. Некоторые критики склонны относить стилистику Вернера Херцога к направлению, названном 'Новым немецким кино', ставя его в один ряд с такими признанными мэтрами режиссёрского цеха, как Вим Вендерс, Райнер Вернер Фассбиндер, Фолькер Шлёндорфф и другими. Но сам Вернер Херцог часто противится этому мнению, способствуя тому, чтобы его считали в своём роде самородком и уникальным кинематографистом. И, наверное, и первое утверждение от критиков, и мнение самого Херцога имеют право на жизнь. Поэтому о творчестве этого немца споры не утихают несколько десятилетий. Вообще Херцог требует максимального реализма в своих фильмах, но при этом приветствует импровизацию. И, наверное, что самый показательный его фильм - это 'Агирре, гнев божий' (1972), который у неподготовленного зрителя может вызвать стресс и отвращение.

В нулевых Вернер Херцог стал больше внимания уделять документалистике, хотя и про художественный полный метр он не забывал. Однако же, далеко не все работы Херцога привлекали как критическое внимание, так и внимание зрительской аудитории. Все начали отчётливо понимать, что Херцог продолжил свои творческие эксперименты, отчего его фильмы так и остались сложны для восприятия, но при этом уже не имели большого влияния на развитие кинематографа. Так Вернер Херцог взялся за постановку семейной драмы с элементами триллера 'Мой сын, мой сын, что ты наделал', которую также можно назвать экзистенциальной притчей. Удивительно, что исполнительным продюсером фильма стал один из самых загадочных режиссёров в истории кинематографа Дэвид Линч. Сюжетным же основанием для 'Мой сын, мой сын, что ты наделал' частично стала история Марка Яворского, совершившего громкое преступление в 1979-ом году. Вообще Херцог больше предпочитает самостоятельно работать над сценариями для своих фильмов, но на этот раз помощь ему предоставил Херберт Голдер.

В центре сюжета фильма находится Брэд Макаллэм (Майкл Шэннон). Ещё совсем недавно его жизнь была вполне счастливой вместе с любимой матерью Грэйс Забриски и девушкой по имени Ингрид (Хлоя Севиньи), на которой он собирается пожениться. И всё шло своим чередом, пока Брэд не отправился в путешествие в Перу, где со своими друзьями собирался спускаться по порогам. Но именно там произошло трагическое событие, которое навсегда изменило Брэда. И каждый день он переставал быть похожим на нормального парня, коим был ещё недавно. Он совершает странные вещи, ведёт абсурдные разговоры и вообще становится каким-то ненормальным. Но никто не подозревал, что это приведёт к трагическим последствиям, от которых можно испытать настоящий шок. И вот к дому Брэда Макаллэма и его матери прибывают полициейские машины во главе с детективами Хэвенхёрстом (Уиллем Дэфо) и Варгасом (Майкл Пенья), которые начинают переговоры с Брэдом. А на место происшествия приезжает невеста Брэда Ингрид. Фактически именно с этого и начинается драма 'Мой сын, мой сын, что ты наделал'.

Вообще, конечно, Вернер Херцог подобрал под стать себе актёрский состав в этом фильме. Если оттолкнуться от Майкла Шэннона, то он всегда говорил, что старается быть послушным к режиссёрам (а как же излюбленная Херцогом импровизация?), но уютно себя чувствует в независимом кино. И Шэннон один из тех актёров, которые полностью раскрываются у таких постановщиков как Херцог, что Шэннон и сделал, воплощая образ Брэда Макаллэма. Он максимально точно передал человека, у которого в жизни произошёл переломный момент, и он начал меняться на глазах, пугая этим своих близких. Эпизодами от персонажа Шэннона действительно становилось страшно. Теперь о Хлоя Севиньи. Она известная как актриса независимого кино, отдаваясь полностью на съёмочной площадке, как она это сделала в скандальной ленте 'Бурый кролик' (2003), где в одной из сцен повергла в шок весь киномир. В 'Мой сын, мой сын, что ты наделал' Севиньи сыграла скромную и честную девушку, которая любит своего избранника и очень переживает за него, вряд ли давая себе полный отчёт в том, что Брэд совершил.

Грэйс Забриски за свою карьеру, которая началась ещё в далёком 1954-ом году, сыграла в более чем ста пятидесяти различных фильмах и сериалах, в том числе и у уже упомянутого Дэвида Линча. И она совместно с Майклом Шэнноном провела тонкую эмоциональную ниточку на основании отношений любящего сына и матери с сильнейшим чувством опеки. И порой становилось понятным, кто же был катализатором, когда у Брэда случались агрессивные срывы. Но а Уиллем Дэфо, наверное, более спокойное, но такое же удивительное и неоднозначное воплощение гениальности Клауса Кински, с которым Вернер Херцог был знаком с подросткового возраста и часто снимавший его в своих фильмах, но при этом они беспрестанно враждовали из-за ненормального (в прямом смысле слова) характера актёра. Вот такой вот состав подобрался на съёмках 'Мой сын, мой сын, что ты наделал' и знающий зритель понимал, что от них можно ожидать. Но вообще этот фильм довольно сложный в своей моральной подоплёке, развивающий свою психологию, предоставляющий зрителю возможность воочую увидеть, что может произойти, если человек не получит вовремя компетентную помощь.

Ведь действительно становится очевидным, что герой Майкла Шэннона после трагических событий получил серьёзную психологическую травму, которая всё более и более проявлялась с очень опасной стороны, ведь он стал замкнутым, но эпизодами начинал себя вести агрессивно, если появлялся хоть какой-то триггер. Самыми наглядными сценами этого могут стать сцены репетиций Брэда в любительском театре, когда постановщик пьесы начал осознавать опасность Брэда. Кстати, роль постановщика сыграл Удо Кир, ещё один любимец независимых режиссёров, снимавшийся у Райнера Вернера Фассбиндера и Ларса фон Триера. И в 'Мой сын, мой сын, что ты наделал' Вернер Херцог раскладывает перед зрителем мозаику из различных эпизодов, которую если правильно собрать, то перед тобой открывается жуткая картинка, где на первом плане находится человек с пошатнувшейся психикой, но ни мать, ни невеста не хотели на это обращать внимания, считая, что всё это пройдёт, ведь они действительно сильно его любили. Вот такая получилась экзистенциальная притча у Вернера Херцога, которая заставляет задуматься над многим уже даже во время просмотра фильма.

7 из 10

Вернер Херцог серый призрак немецкого соцреализма, по убеждению многих уже давно изменяющий себе и своим зрителям, снимая посредственные фильмы, продемонстрировал момент кристально чистой вспышки разума, бережно ограненной и выпестованной «великим и ужасным» гением сюрреализма Дэвидом Линчем.

Натуралист-исследователь Херцог опасливо заходит на чужую территорию, в городских трущобах мегаполисов он всегда чувствовал себя некомфортно, Строшек не даст соврать. Однако именно экспериментируя, немец всегда творил; бродя в темноте и наощупь в поисках пятых углов комнат, о которых раньше никто никогда и не слышал. Впоследствии режиссер признался, что композиция и нарратив мало заботили его в процессе съемки, им двигал порыв вдохновения, этот фильм нужно чувствовать, рискнув прыгнуть в него вверх тормашками.

Бог еще не умер, но объявлен смертельно больным. А Бог — это банка овсянки, медленно катящаяся из гаража героя на автостраду заполненную спецназом. Внутренняя Империя Майкла Шэннона. Непонятый всеми, оторванный от близких, общества и всего мира, главный герой — актер театра Брэд переживает череду личных трагедий, последствием которых становится потеря объективной реальности. Сквозь ткань сюжета лейтмотивом прорывается Чеховская трагедия о безумстве, о мыслях вслух обо всем, сразу, и за раз, в результате которых получится немножко беспорядочное, нескладное попурри из старых, но еще недопетых песен.

Съемка задает тон всей работе, перекочевавшая вместе с Линчем из «Inland Empire» любительская камера подчеркивает всю скетчеобразность, броскость и честность полотна. Вообще цифра всегда пронзает сцены своей пространно-анемичной реальностью, здесь нет места игрушечным персонажам и событиям — это телерепортаж интимной драмы, с заведомо известным печальным концом.

Смотреть стоит обязательно просто, потому что Херцог и Линч. С просмотром я вам рекомендую не тянуть, потому что такое кино пропускать нельзя.

8,5 из 10

Это невозможно. Ты садишься посмотреть фильм, где обезумевший парень берет заложников, требуя пиццу и машину до Мексики. Ты ожидаешь драмы, триллера, чего угодно, только не Линча. Линч хватает Херцога, и они вместе начинают устраивать пляски в неподобающем месте, закружив в вихре Дефо и Шеннона, которые добровольно подписались на весь этот балаган. В итоге, тебе ничего не остается, как начать разбираться, что же эти ребята тут натворили.

Поначалу кажется, что фильм предельно прост. Вот Бред. Когда-то у него были друзья, которые любили сплавляться по реке, но их не стало, как только они возгордились и с желанием доказать всему миру, что we can, прокатились на лодочках по реке, которая и стала для них роковой женщиной, уводящей в царство мертвых. Бред вернулся живой и невредимый, но внутри него произошли перемены. Мать Бреда и его невеста решили, что парень в депрессии, оттого не стоит как-то на этом зацикливаться: забудется, пройдет.

На деле же травма была нанесена Бреду еще до этого момента. Парень рос без отца, а мать так опекала мальчика, что даже во взрослом возрасте ему не разрешалось подолгу гулять одному. Любые капризы мамочки, которая только и делала, что давила на жалость, исполнялись, и Бреду опять приходилось доедать вторую порцию обеда. Бедный Бред стал подумывать о боге. Бог внутри, бог снаружи — есть ли в этом разница?

На поверхности «лежит» внутренний бог Бреда. Он является в виде голоса и приказывает, например, взять заложников, убить мать, уберечься от беды. Но по ходу фильма мы понимаем, что этот псевдобожок — не кто иной, как сам Бред, который запуган, который боится. Оттого он постоянно вопрошает: «Почему весь мир смотрит на меня?» На первый взгляд милая и мягкая мать настолько затоптала собственного сына, настолько старалась быть матерью небесной, что не заметила, как превратилась в исчадие ада, которое может быть убито только клинком самого Бога.

Это Бред и сделал, прикрывшись именем греческого Ореста, который мать свою убил ради благих целей: чтобы прекратить кровопролитие. Если поначалу кажется, что герой запутался, он просто переиграл на сцене жизни, то по окончании фильма как на ладони виден весь Бред. Вот он — мусульманский бог Фарух. Вот он — американский бог с упаковки овсянки. Вот он — Христос, который отдал себя на заклание, добровольно распялся за все человечество.

Для всех вокруг Бред — сумасшедший. Никто не собирает по крупицам фраз образ сына, будущего мужа, соседа или просто незнакомца. Герой половинчатый: он похож на своих домашних фламинго, которые стоят на одной ноге; он много плачет, и слезы текут только из одного глаза; он растерзан, и недостающая часть его личности — в отце, которого он не знал. Поэтому, приехав в Мексику, он оголтело бросается в госпиталь, где умер отец, и желает навестить всех больных, купить им всем подушки, так сильна его любовь.

Эта потерянная часть — отец — и становится богом внешним, на алтарь которого положены и убийство матери, и собственная покалеченная душа. И после Галгофы (героя забирают в полицию, «сняв с креста») Бред говорит детективу:

- Можете вписать в рапорт две вещи? Первая — никаких фламинго. Я вижу страусов. Они бегут. И второе — куда делся мой баскетбольный мяч?

Баскетбольный мяч (тот, что герой оставил на дереве, чтобы какой-нибудь мальчуган нашел его) — это частичка души Бреда, которая осталась жить на Земле, а не покинула этот мир, эдакое «призвание праведного купца». То светлое, то ищущее, то доброе, то, чего почти не показали в фильме, который наполнен информацией и знаками-образами на столько, что крышка не закрывается.

8 из 10

в современном арте художник вовлекается в произведение и, по сути, сам становится произведением как творческая репутация, маркетинговый товар, объект осмысления. Вернер Херцог всегда старался «п(р)одавать себя» через актеров, помещенных в пространство лишь отчасти «запрограммированное». Для него важно было пользоваться ииновационным темпераментом Кински, загипнтотизированным актерами или шизоидальным движением Бруно С. для облегчения нагрузки режиссерского замысла на конкретный кадр. Важно было малопредсказуемое поведение индейцев при съемках «Фицкарральдо» или негритянского короля и его свиты при съемках «Кобра верде».

И это было параллельно экспериментам Кэйджа и Штокгаузена с их пониманием музыки как тотальности звуков, за которую не может нести ответственность композитор.

В фильме «Сын мой, сын мой» Херцог сделал «работу над ошибками», подсказанную его околодокументалистским стилем. Студийные съемки растворены в городских и загородных видах, производящих произведение «найденных», а не «срежиссированных». Актерам предоставлено самим выбирать свой модус-отношеньди к пространствам ультраурбанистическим или отчасти абсурдным, как страусовая ферма. В этом смысле противостоят друг другу классическая игра Удо Кира и импровизация или псевдо-импровизация Бреда Дурифа, во всяком случае — игра наподобие комедии дель арте, где общий характер персонажа прописывался через некоторые его действия в сценарии, а прочее отдавалось в распоряжение труппы панталоне и прочих масок.

Фильм производит то самое впечатление нарочитой непродуманности, случайной последовательности эпизодов, которые актеры выстраивают вокруг центрального события — совершенного главным героем убийства матери.

Знаменитый немецкий режиссер Вернер Херцог во второй половине 2000-ых после весьма продолжительного перерыва вернулся в художественное кино. Одним из его новых фильмов стал как раз «Мой сын, мой сын, что ты наделал». Повествование строится вокруг актера, который перенес греческую трагедию в реальную жизнь, убив свою мать. Главную роль исполнил Майкл Шеннон, который явно напоминает знаменитого «лучшего врага» Херцога — Клауса Кински, не раз исполнявшего роли подобного рода. Тот же безумный взгляд вкупе с потрясающей притягательностью образа. Шеннон явно долго изучал совместные работы Херцога и Кински.

В контексте своего творчества Вернер Херцог в данной картине не показал ничего нового. По сути, ленту «Мой сын, мой сын, что ты наделал» можно обозначить как некий итог творчества немецкого мастера. В главном герое можно отыскать черты многих центральных фигур различных фильмов Херцога. Да и вся смысловая нагрузка ленты тоже сводится к повторению идей, не раз раскрытых в картинах немецкого режиссера. Искусство и природа по-прежнему прекрасны до такой степени, что рождают безумие в чисто херцоговских героях, бунтарях и отшельниках вне времени и культуры, которых остальной мир не в состоянии понять. И если на фоне девственной природы у них еще есть шанс на спасение, то в городах они обречены на заранее известный трагический финал.

Этот фильм снимался практически одновременно с другим американским опусом Херцога — «Плохим лейтенантом». Оба фильма низкобюджетны, запечатлены на цифровую камеру и представляют для киноманов немалый интерес. Ведь великий немец давно не радовал своих поклонников. Да, его документалки выходят довольно регулярно. Однако, с художественными фильмами ситуация не так благополучна. И вдруг сразу две ленты — одна по чужому сценарию, представляющая собой глумливый ремейк-переосмысление культовой депрессухи Абеля Ферреры, а вторая — вроде как «по реальным событиям». Сам Херцог признавался в интервью что на «реальную историю» ему плевать с высокой крыши, и сценарий он писал исключительно по вдохновению. Оно и к лучшему, пожалуй.

Ну как может не заинтересовать фильм с Уильямом Дефо в роли детектива полиции, Удо Киром в роли театрального гения с картавым акцентом, Хлоей Севиньи в роли подружки главгера, и Грэйс Забриски (как минимум — «Внутренняя империя» Линча) в роли заботливой мамочки главгера. Однако, сам главгер, вернее, глав-актёр чуть в тени. Многие ждут, что Уильям Дефо будет «править балом», но он в фильме — лишь «один из». А Майкл Шэннон в это время принимает эстафету у Николаса Кейдж, пополняя тем самым Херцоговский арсенал безумных героев, самым значимым из которых был и будет Клаус Кински (хотя в образе Аггире, хоть в Носферату). И надо отдать должное Шэннону — планку он держит с достоинством. Его герой — нечто среднее между умственно-отсталым Бруно С. и опасным психопатом Кински. То он ведёт себя как пассивный «овощ», то раздирает тишину истошным криком «Ну и что?!».

Фильм полон безумств и абсурдов. На старости лет у Херцога появилось чувство юмора — правда, довольно извращенное и на редкость злое. Это не безумие одного индивидуума — это безумие вообще. Это абсурд всей нашей жизни. Это великая античная греческая трагедия, разыгранная в наши дни, потерявшая былое величие в хаосе безликой цивилизации и обратившаяся неуклюжим трагифарсом. И в заключении этого настолько безрадостного, что даже забавного, очерка о современниках наших, Херцог с усмешкой заставляет главгера передать символическую эстафету следующему бентарю-безумцу, чьи бравые потуги в будущем неизбежно окончатся крахом.

9 из 10

Зря пугали херцоговедов пенсионерской немощью кумира, игрой на чужом поле и тлетворным влияньем фанатов старика Махараджи. Пугаться надо было, когда непобедимый Мойша завоёвывал Третий Рейх и осоловевший Дитер закусывал тараканами. А после посрамлённого Феррары — опять воспрять исполинским духом.

Новый опус Херцога, бережно облюбованный и выпестованный Линчем (при просмотре не всегда бывает ясно, кого тут больше), немного back-to-the-roots, отходняк от ново-орлеанской белой катавасии. Без звёзд в голливудском супер тяжёлом, зато с лучшим ансамблем, о котором можно только мечтать — Шэннон, Забриски, Севинье, Кир, Дуриф, Дефо. С такими грех не сплясать кататонический рок-н-ролл, и затянуть душного Юга упаднический госпел. Фигура Шэннона вообще — это, конечно, всё тот же вечный кинскианский фантом, только лишённый позёрства и звона отпущенной тетивы. Херцог был бы не Херцог, если бы не позвал его ещё разок-другой и так до очередного шедевра мхк, чтобы в рамочку и музей — актёрской братии поученье, режиссёрам самоуничиженье.

А пока — тягучее, внебогоискательное, пропитанное бесконечными и бесконечно красивыми музыкальными канонадами повествование, в котором даже банальные флэшбеки вдруг срабатывают как взведённый курок. Интерлюдия, накал, чеховское ружьё, сатирический памфлет, экскурс в глубины inland empire, предвкушение катарсиса и, в конце концов, его полное растворение в необъятном космическом эфире. Не обманули и ярлычки в кинобазах — хоррора ждали, ужас и получили, исконный и уже по другим фильмам родной — перед хаосом, цивилизацией и коренным афроиндолатиноамериканцем с Лаки Страйк меж ступившихся клыков. История Фарука — неуловимая реминисценция биографий всех героев последних времён — от Химейера и Унабомбера до Трэдвелла и, что уж там, Мисимы. Сага о безымянном герое, увековеченном лишь в памяти психопатов и отбросов долгой-счастливой-ж, но бывшим под прицелом пристальных глаз всего мира. Притча о блудном сыне, милосердно под причитанья в заглавии возвращённого к очагу. Рассказанная так, что порой прихватывает сердце, а от всех этих экивоков для гиков (шутка про карлика, да и сам карлик присутствуют — кто бы только сомневался) становится тепло, и как сыну, как сыну.

Honey, I`m home, о да.

8 из 10